Гувернантка с секретом - Анастасия Александровна Логинова

о своих догадках Платону Алексеевичу. И тянуть с этим нельзя – вот прямо завтра и поеду к Марго!

Музыка стихла. Алекс, который не получил от танца ни малейшего удовольствия, отвел меня на место, и я с удвоенным интересом начала выискивать взглядом теперь уже персонально графа Курбатова. Увидела Стенина, залпом осушающего очередной бокал шампанского; увидела Балдинского, нервно оглядывающегося и покидающего танцевальную залу; но Курбатова отыскать мне не удалось. Возможно, я и нашла бы его, но, когда выхватила из толпы взгляд черных, жгучих глаз, смотрящих на меня пристально, тяжело и почти не мигая, я забыла обо всем на свете.

Забыла, где я, зачем я, и вообще – реальность ли это? Только сердце билось оглушительно громко, и волнение было столь сильным, что я безотчетно вцепилась пальцами в подлокотники кресла.

Это действительно был Евгений Ильицкий.

По-прежнему неотрывно глядя на меня, он вдруг начал приближаться. Я поднялась на ноги, паникуя уже не на шутку, и не придумала ничего лучше, чем быстрым шагом, с трудом продираясь сквозь толпу гостей, направиться к дверям из танцевальной залы.

Глава шестая

Снаружи, в просторном холле, царил полумрак. Зато было настежь раскрыто несколько дверей – в гостиную, где часть гостей играли в карты и откуда доносились смех вперемешку с нестройными звуками фортепиано; и в столовую, где тоже смеялись и звенели бокалами. Из холла же вела парадная лестница на первый этаж дома.

Я, слушая биение собственного сердца, остановилась, понятия не имея, что мне делать дальше, как дверь вдруг открылась. Снова это был Ильицкий, – и снова его глаза, лишающие меня самообладания. Однако на этот раз панику мне удалось подавить, и, будто так и нужно, я развернулась и неспешно направилась в глубь коридора, зная, что он идет за мной. Наугад толкнула первую попавшуюся дверь – это оказалась библиотека, к счастью, пустующая сейчас.

Тотчас следом вошел Ильицкий, не думая просить у меня позволения. Я потянулась было, чтобы подкрутить потухшую лампу, но он так и не позволил мне этого сделать. Ильицкий обхватил мое лицо руками, приблизил к себе и глядел в него жадно, настороженно, будто не верил еще, что это я.

– Женя… – прошептала я и легонько погладила пальцами его щеку.

Поверить и впрямь было трудно. Как? Откуда? Никто из прежних друзей не знал, что я в Москве…

Но он уже поймал мою ладонь – сжал ее крепко, прильнул к ней губами. А после, будто опомнившись, начал торопливо и беспорядочно целовать мои виски, лоб, веки.

– Лидушка, – выдохнул он мне в ухо, – я думал, уж никогда не увижу тебя больше.

– И я так думала, – улыбалась я в темноте, скользя щекой по его щеке.

Губы наши встретились как будто случайно. Женя замер, наверное ожидая, что я отстранюсь, – не дождался. А меня покинули все разумные мысли, хотелось расплакаться от счастья, поскольку я уже стала забывать вкус его поцелуев и те чувства, которые рождали они во мне. И кажется, даже тогда не было так хорошо.

А после мое сознание, которое мне временами хотелось выключить вовсе, чтобы не мешало, начало развивать логическую цепочку. Как вообще случилось, что мы встретились? Ежели он сумел меня найти, то сумеют и другие. Поймут, зачем я здесь, и выйдут на Платона Алексеевича…

Я потеряла к поцелуям интерес и отстранилась. Испуганно смотрела в любимые глаза, желая отыскать ответ.

– Как ты нашел меня? Кто сказал, что я здесь? – я спросила это излишне резко и требовательно: страх, что я разоблачена, оказался сильнее прочего.

– Никто не сказал, – Ильицкий нахмурился – кажется, ему тоже стало не до поцелуев. – Я случайно попал на этот вечер: приехал с приятелем по академии Генштаба – он однокашник покойного Щербатова…

– Щербинина, – поправила я.

Жутко признавать, но я снова не доверяла этому мужчине, снова ждала от него подвоха.

– Да хоть Пушкина, – бесстрастно отозвался Ильицкий, позволяя мне на этот раз зажечь светильник.

У меня же все мысли сейчас были о том, что это за однокашник. Еще один приятель Сорокина? Еще один подозреваемый? Или все-таки случайность?

А повернувшись, я даже смутилась. Ильицкий, пока я возилась со светильником, жадно вглядывался в мой профиль – в его глазах не было теперь того жара, что еще минуту назад, но он смотрел так, будто опять не верил, что это я. Будто боялся, что я сейчас исчезну.

Но скоро опомнился, и во взгляде снова появилась усмешка, как броня, за которой он – настоящий – прятался.

– Значит, ты все же стала гувернанткой, – произнес Ильицкий, улыбаясь уголком губ, – с твоими талантами и приданым твоего попечителя – право, я думал ты давно уже располневшая, глубоко беременная барыня.

– Увы, – я почему-то улыбнулась в ответ на дерзость. Странно, мне сперва показалось, что Ильицкий изменился, став чуть более галантным. Но мне лишь показалось, слава богу. И еще я решила, что наша встреча – это все-таки случайность, а о Сорокине я вполне могу подумать позже. Я имею на это право, в конце концов! – Платон Алексеевич лишил меня приданого и своей милости, когда… ты слышал, наверное, что я отказала жениху, которого он для меня нашел?

– Слышал, – подтвердил он и поправил локон, упавший на мой лоб, – разумеется, ведь карьера гувернантки – это куда интереснее, чем стать женой какого-то там князя.

– Всего лишь графа.

– Тем более.

И снова он заключил меня в плен своих рук, целуя так, что посторонние мысли окончательно перестали меня тревожить. А потом, как гром среди ясного неба, Ильицкий сказал:

– Я надеюсь, дети Полесовых не слишком расстроятся, если ты уйдешь из этого дома? Я хочу, чтобы ты вернулась в Петербург и стала моей женой.

От неожиданности я даже охнула. Я надеялась услышать от него эти слова – надеялась и уже не чаяла дождаться. Мечтала, конечно, что он скажет их не таким дежурным тоном, хотя… ничего более нежного и романтичного я от Ильицкого действительно не слышала. Но – боже мой, как же не вовремя!

– Я не могу, – вырвалось у меня само собой, и я торопливо добавила: – Сейчас не могу – может быть, позже… Словом, мне нужно подумать.

Ильицкий, разумеется, ждал от меня другого ответа – кажется, он даже смутился:

– Ну… хорошо, подумай. – Впрочем, уже через мгновение он вернул в голос обычное хладнокровие и нагловато улыбнулся: – Только недолго, потому как завтра утром у меня поезд.

Конечно, он не сомневался, что мой ответ будет положительным – наверное, я слишком предсказуема.