Жанна де Ламотт - Михаил Волконский

Когда Андрей Львович Сулима явился в дом Беспалова и развернул перед Маней-воспитанницей блестящую перспективу ее роскошной жизни, то легко уговорил ее переехать к нему и начать дело о мнимом наследстве.

11. Мыза в Голландии

Саша Николаич, узнав о вероломном поступке любимой девушки, впал в совершеннейшее отчаяние. Но ему не пришлось долго пребывать в таком состоянии. В тот же день, когда Маня Беспалова переехала к Сулиме, к Николаеву явился ее брат Орест – пьяница и мот, под разными предлогами выжимавший из жильца своего отца мелкие суммы на выпивку, и конфиденциально сообщил Саше Николаичу, что в своем излюбленном трактире он случайно столкнулся с приезжим французом, прибывшим в Санкт-Петербург разыскивать Александра Николаевича Николаева.

Молодой человек с недоверием отнесся к словам Ореста, но все же согласился на встречу с французом.

При первой встрече Саши Николаича с Тиссонье (так звали этого француза) последний рассказал ему, что он, Николаев, сын кардинала Аджиери и одной русской графини, и что тот при своем духовном сане не мог его держать при себе и по этой причине отослал его сперва в Париж, а потом в Россию и что именно он и поддерживал Сашу Николаича до сих пор ежемесячной рентой, и что теперь эта рента прекратилась, потому что кардинал Аджиери умер, и что он, Тиссонье, состоит душеприказчиком кардинала и приехал за Сашей Николаичем с целью увезти его в Голландию. Там и находилась завещанная ему кардиналом небольшая мыза.

Это имение было оставлено Николаеву по официальному завещанию, но, кроме того, Тиссонье объявил Саше Николаичу, что на этой мызе в тайнике хранится огромная сумма денег, которую он должен тайным образом передать Саше Николаичу.

Молодой человек тотчас же собрался и вместе с Тиссонье и увязавшимся за ними Орестом выехал в Голландию.

После того как Николаев вступил во владение мызой, Тиссонье, действительно, указал ему тайник, представлявший собой тщательно скрытый подвал, который имел сообщение с кабинетом мызы.

В этом подвале Саша Николаич нашел огромный сундук, наполненный золотом, драгоценностями и английскими процентными бумагами.

Между тем Сулима тоже не дремал, заполучив расписку Саши Николаича в предоставлении ему половины его наследства в собственность, и тотчас же отправил Крыжицкого в Крым, где последний должен был сообщить Жанне де Ламотт о благополучном окончании дела наследства Саши Николаича, которое, собственно, и связало Жанну де Ламотт с обществом восстановления прав обездоленных. Однако, едва успев уехать из Петербурга, Крыжицкий, – как другой член того же общества – Кювье, – случайно столкнулся с французом Тиссонье в день приезда того в Санкт-Петербург из Франции. Словоохотливый француз тотчас же рассказал о цели своего приезда в Петербург. Узнав о том, что наследство состоит из одной только мызы (о спрятанных там сокровищах Тиссонье, конечно, умолчал), Кювье понял, что члены его общества, что называется, опростоволосились.

Мыза представляла собой столь ничтожное имущество, что о половинной доле его не стоило и хлопотать.

Кювье тут же поспешил с этой печальной вестью к «Белому». Сулима приказал ему немедленно выехать вслед за Крыжицким и остановить того на пути в Крым. Но Кювье сделать этого не удалось, и он прибыл в Крым к Жанне де Ламотт через несколько часов после прибытия туда Крыжицкого. И Жанна де Ламотт уже успела узнать от Крыжицкого о том, что членам их общества удалось заручиться распиской, согласно которой половина состояния кардинала Аджиери переходила в их собственность, и пришла в неописуемое бешенство при известии, доставленном ей Кювье, вторым посланцем «Белого».

Печальные вести, доставленные Жанне де Ламотт Кювье, вызвали у нее припадок гнева, но не сломили ее энергии. Она была твердо уверена, что кардинал Аджиери оставил после себя огромное состояние, в числе которого должна была находиться и сумма, вырученная за украденное ею, Жанной де Ламотт, ожерелье, которое кардинал де Роган послал в подарок королеве Марии Антуанетте. Она была убеждена, что если кардинал не передал этого состояния своему наследнику явно, то он должен был сделать это тайно!

Ей тут же пришла в голову мысль, что сокровища кардинала хранятся в тайнике на его мызе в Голландии, и она, не задумываясь, приказала Крыжицкому и Кювье отправляться в Голландию и за свой страх и риск во что бы то ни стало раздобыть эти сокровища.

Крыжицкий и Кювье отправились морем. Крыжицкого в этой поездке сопровождала его любовница-турчанка и евнух, постоянно стороживший ее. В то же время этот евнух, будучи тайно подосланным к Крыжицкому Сулимой, был шпионом последнего. По дороге к ним присоединился еще и старый турок Али, который уже ранее знал Крыжицкого под именем Симона Ассеману. У Али с Крыжицким-Ассеману были старые счеты. Как тот, так и другой принадлежали к фанатичной касте ассасинов, но Крыжицкий изменил ей, и Али теперь последовал за ним, чтобы наказать его по поручению старшины своей секты за вероломную измену.

Конечно, Али скрывал от Крыжицкого свои действительный намерения и изъявил ему свою готовность помочь в погоне за наследством Саши Николаича.

Али прибыл в Голландию отдельно от своих единомышленников и поступил на службу в мызу Саши Николаича садовником.

Немного спустя, туда же явился и Крыжицкий, и его план там был близок к осуществлению, когда совершенно ничтожное обстоятельство его разрушило.

Беспутный Орест, отыскивая всяким способом деньги для пьянства, украл у турка Али его священные амулеты, свидетельствующие о высоком положении того среди его братьев в секте. Орест предположил, что они золотые, и отправился их пропивать…

Судьбе оказалось угодно, чтобы в том трактире, где Орест пытался променять эти амулеты на столь любимую им живительную влагу, из-за ненастной погоды остановился и Крыжицкий, навещавший Сашу Николаича. Он тотчас же признал амулеты Али и купил их у Ореста.

На следующий день во время бурного объяснения между Али и Крыжицким первый заметил свои амулеты в руках единомышленника и, предполагая, что тот украл их с целью воспользоваться среди ассасинов силою этих амулетов, пришел в неописуемый гнев и полоснул Крыжицкого отравленным кинжалом. Рана была смертельной, но Али в борьбе этим же кинжалом задел и себя случайно, и пустяшная рана-царапина на его руке оказалась смертельной также и для него.

Так Николаев избавился от двух своих преследователей; третий же, Кювье, по прибытии в Голландию, заболел, так и не встав больше на ноги. Перед смертью он призвал к себе Сашу Николаича, покаялся перед ним, сказав, что он вовсе не француз Кювье, а исчезнувший без вести граф Савищев-младший, и просил Николаева передать от его имени пакет его дочери, если ему, конечно, удастся отыскать ее.

Таким образом, распоряжение Жанны де Ламотт осталось неисполненным.

Однако, приезд Крыжицкого в Голландию не прошел совсем бесследно для Саши Николаича, так как тому удалось заронить в душу молодого человека искру сомнения относительно чистоты происхождения денег кардинала Аджиери. Николаев не хотел верить Крыжицкому, и последний обещал подтвердить свои слова документами, но неожиданная смерть ему помешала.

Чтобы рассеять свои сомнения и исполнить волю умирающего Кювье, Саша Николаич снова возвратился в Петербург.

12. Дивная встреча

Вернувшись в Петербург, Саша Николаич прежде всего навестил тех своих друзей, которые и в дни его несчастий остались верными ему и тепло отнеслись к нему в горе. Таких было немного, но тем дороже было их участие. Веселый приятель Николаева Лёка Дабич и милая молодая девушка Наденька Заозерская, племянница фрейлины баронессы Пильц фон Пфаль, не отвернулись от него, и теперь Николаев прежде всего поспешил к ним.

От них он узнал про катастрофу, постигшую графиню Савищеву и ее сына, узнал, что графиня бедствует, а некогда блестящий граф Савищев, потеряв титул и состояние, опустился на дно.

Николаев счел своим долгом навестить графиню Анну Петровну. Во время визита графиня заговорила с ним о том, что, сильно нуждаясь, она хотела бы продать один ценный исторический автограф.

Искренне желая помочь бедной женщине и стесняясь ей предложить помощь так, Саша Николаич тут же решил мысленно, что купит у нее этот автограф, и просил его показать.

Графиня Анна Петровна с взволнованным видом достала вчетверо сложенную пожелтевшую бумажку, и по тому благоговению, с которым она развертывала ее, видно было, как дорог ей этот документ.

Каково же было удивление Саши Николаича, когда он увидел, что этот документ не что иное, как собственноручное письмо Рогана к кардиналу Аджиери, как раз касавшееся злополучных денег, в присвоении которых обвиняли покойного кардинала! Это письмо совершенно реабилитировало кардинала Аджиери, так как свидетельствовало о том, что де Роган расплатился за ожерелье своими собственными личными средствами, а эти деньги в знак благодарности за долголетнюю службу подарил кардиналу Аджиери.