Книга Розы - Роза Эпштейн

И Шепелевский заметил, что, когда Галя у него в классе на фортепиано играет, ее что-то сбивает. Профессор не поленился прийти к нам домой, сел за рояль, попробовал что-то сыграть, а потом сказал отцу, который приехал на обед:

– На дрова этот рояль!

С деньгами у нас было плохо. Но кто-то отцу помог купить пианино, нормальное ростовское. И Галька стала всерьез заниматься музыкой. Профессор пообещал ей направление в Киевскую консерваторию. Так она нас всех замучила, разучивая отрывок из балета Хачатуряна по программе для поступления в консерваторию. Это был такой тарарам и по шесть часов в день. Мы чуть с ума не сошли, орали:

– Ты заткнешься сегодня или нет?

Учась в техникуме, Галька подружилась с Нинкой Мхеидзе. Нинкина мать боготворила Гальку. Во-первых, пианистка, во-вторых, нравственная, в-третьих, красивая. И приваживала ее. Мхеидзе жили на Второй линии. Отец Нинки имел свой винный погреб, и жили они богато. Потом, правда, его посадили. Галька у них вечно ошивалась. Олимпиада Савельевна, Нинкина мать, уже с утра звонит:

– Галочка, а ты уже завтракала? А что ты ела? А обедать к нам придешь? Приходи обязательно. Мы с Ниночкой будем тебя ждать.

Нинка – красавица, ухоженная – одевалась шикарно. И Галька с ней охотно дружила.

Мать боялась, как бы Ниночка с ее красотой не пошла налево. Хлопцев за ней много ухаживало.

Вскоре Галька стала работать в детском саду аккомпаниатором. Зарплату тратила исключительно на себя и свои наряды. Помню ее черное платье с красной розой, белое в мелкий красный горошек с бантом красным с белым горошком. Я как-то в Коканде даже надела это платье, хотела понравиться призывной комиссии, чтобы меня взяли на фронт.

Глава 5

Братья

Леонид и Исай – мои сводные братья по отцу, – как я уже говорила, родились с разницей в два года. Вообще-то, в метрике старшего сына моего отца было записано имя Лев, но с детства все звали его Леней. Карьеру военного Леонид избрал для себя в пятнадцать лет, сбежав из дома на фронт. Прибился к какому-то отряду, выдав себя за сироту, у которого отец воюет, а мачеха злая. Хорошо, что это оказался один из отрядов Котовского. Ведь в то время на территории Украины много всяких банд ошивалось. Мог брат и к ним угодить. Отец с мамой разыскали, конечно, беглеца. Командир, увидев маму, строго так спросил: «Что ж вы, мамаша, так плохо за сыном смотрите?» Леня же, когда его позвали к родителям, расплакался. Но от мечты стать боевым офицером не отказался.

После десятилетки брат поступил на курсы младшего командного состава. В те годы Красная Армия в ускоренном порядке обучала командиров младшего звена. В составе маневренных групп Рабоче-крестьянской Красной Армии Леонид участвовал в ликвидации басмаческих формирований в Средней Азии, где и заслужил свой первый орден – Боевого Красного Знамени, которым страшно гордился. Я была еще маленькой, когда Леня приехал домой в отпуск из Средней Азии и рассказал нам, за что получил свою первую высокую награду. Но эта история потом столько раз пересказывалась старшими, что хорошо запомнилась мне.

…Это происходило на территории Узбекистана летом 1928 года. Бандиты держали в страхе целый район. Переодевшись в красноармейскую форму, басмачи вырезали целые кишлаки, не щадя ни стариков, ни детей, чтобы настроить население против советской власти. Особенно нагло действовала одна банда. Командиру Леониду Эпштейну и его отряду поставили задачу – поймать главаря и обезглавить банду. А как поймать? Красный командир переоделся в национальный узбекский халат и тюбетейку и стал бродить по городу, внимательно приглядываясь к тому, что происходит вокруг. Бывая возле мечети, Леонид приметил странное поведение некоторых женщин. Входя в мечеть, они приоткрывали лица, хотя Коран им запрещает это делать. Продолжая наблюдение, он увидел еще одну странность: у одной из женщин из-под подола паранджи выглядывали сапоги 44-го или 45-го размера. Хотя общеизвестно, что у узбечек размер ноги маленький. И офицер понял, что под паранджой скрывается мужчина. Леонид расставил в районе мечети своих бойцов, также переодетых под узбеков. Войти в мечеть неверному нельзя – поднялся бы страшный скандал. Поэтому, оставшись снаружи, красноармейцы внимательно осматривали обувь выходящих. Так удалось захватить неуловимую банду вместе с главарем. Судили басмачей принародно. И сами узбеки, чьи родственники погибли от их рук, требовали бандитам смертной казни. За эту операцию Леня и получил свой первый орден.

Леонид, как успешный офицер, был замечен командованием, и по возвращении из Средней Азии направлен на учебу в военно-политическую академию в Москву. С окончанием академии характер службы теперь уже майора Эпштейна круто изменился. Зная в совершенстве английский и польский языки, брат получил направление в качестве военного советника сначала в посольство СССР в Лондоне, затем – в Варшаве. В феврале 1938 года заслуги Леонида были отмечены еще одной наградой, которой он тоже очень гордился, – медалью «ХХ лет РККА». И в этом же году брата вызвали из Варшавы в Москву. Поселили в гостинице «Москва», дали отдельный номер. И велели ждать, пока вызовут. Так как выйти из гостиницы Леонид не мог, то он вызвал в Москву отца, с которым виделся последний раз лет десять назад, когда приезжал в Сталино из Узбекистана. На вопросы отца, почему он не покидает гостиничный номер, отвечал коротко: ждет звонка. Леня понимал, что его проверяют из-за возможных связей с легендарным комдивом поляком К. К. Рокоссовским, арестованным в августе 1937 года по ложному обвинению в связях с польской и японской разведками. О выводах, к которым могли прийти органы, думать не хотелось. К тому времени репрессиям подверглись многие из высшего комсостава армии. Когда же злополучный телефон зазвонил, на том конце провода довольно сухо сообщили, куда надо зайти за направлением на новое место службы – в посольстве СССР в Китайской Народной Республике. И уже через день «Восточный экспресс», в котором ехал старший брат, отстукивал километры пути по КВЖД.

В нашей семье в предвоенные годы хранилась, как реликвия, книга, изданная в Пекине на китайском языке. Имя автора на обложке начертано иероглифами, а на фото – утонченно-красивое лицо брата Леонида. Куда потом делась эта книга? Не найти мне ответа на этот вопрос спустя столько лет. Война многие вопросы оставила без ответа.

Санька был моим самым любимым братом, потому что опекал меня с самого детства и до конца своих дней. Исай по паспорту, для всех он был Санькой. И это имя очень подходило ему, неугомонному и жизнерадостному. Такие люди становились комсомольскими вожаками, потому что умели собирать вокруг себя молодежь и зажигать ее. Исай поначалу и пошел по комсомольской линии – работал в Сталинградском крайкоме ВЛКСМ. Вспоминается такой эпизод, связанный с характером моего брата.