Рюмка водки на столе (сборник) - Коллектив авторов

и выдернул «с мясом» радио.

Надо было что-то делать, но что? Он умылся, открыл форточку, лег на диван и случайно нащупал недопитую «Гжелку». «Ну, последний разок!» – крякнул Витюня, и приник к прохладному горлышку.

Когда его существование превратилась в кошмар? Когда он променял Веру на стеклянную емкость? Веру – умницу, красавицу (в скобках: умницу и красавицу) – на тару? «У, Змий чертов!» – покосился Витюня на водочную бутылку и опешил: оттуда показалась сначала зеленая голова, а затем и тулово, покрытое мерзкими чешуйками. На чешуйках поблескивали мелкие гнойнички. Глазки у Змия были маленькие и злобные – настолько маленькие и злобные, что Витюню чуть не стошнило.

– Step by step кругом, – сказал Змий, подползая к Витюне. – Dellirium tremens[1], будь здоров!

– Ага… – отодвинулся к стенке Витюня, видя, как Змий увеличивается в размерах и зеленеет все больше.

– Путь далек лежит? – спросил Витюню Змий, когда тот попытался было встать с дивана.

– Ага… – перекрестился Витюня и посмотрел на спасительное окно: первый этаж – хоть и высоковат, но, в сущности, пустяк…

– В той степи глухой замерзал ямщик… – пропел Змий басом, и, улыбаясь, улегся на Верино место: рядом с Витюней. – Ну со свиданьицем. Давно я тебя дожидался, красавчика! Ух и люб ты мне, парень! Уж сколько я тебя оседлать хочу – и все никак. А теперь вот… час настал…

– Погодь, братан, – Витюня брезгливо отодвинулся от зловонной пасти. – Что значит «люб»? У меня жена…

– Жена – не стена, подвинется, – навалился со всей дури на Витюню Змий, перевернул на живот да спустил штаны.

– А-а-а! Ты чего, гад, делаешь? Ты куда лезешь? – заорал Витюня.

– В старинные пруда, – сказал Змий, подмяв под себя вырывающегося Витюню. – Куда ж еще!

– А-а-а! – кричал не своим голосом Витюня. – А-а-а! Всё, не пью, решено! – и плакал, и плакал, и слезы горькие лил.

– Но-о! Давай работай! Мужик с тулова – бабе легше…

Открыв дверь и зажав нос надушенным платочком, Вера поправила прическу и перешагнула через труп: облегченно вздохнув и улыбнувшись, она лишь мельком посмотрела на тело. «Вот и чудненько…» – замурлыкала себе под нос и быстренько куда-то позвонила.

Опасная Фея

«Быть драматургом – не искусство, а профессиональный трюк… Прежде выпейте несколько стаканов абсента, а потом говорите о любой пьесе: „Неплохо, но нужно сократить“ или „Игры, игры не хватает“», – говорил Флобер.

Абсент из полыни, или, как его называли, Зеленая Фея, долгое время считался напитком интеллектуалов. «У абсента – отличный цвет, зеленый. Стакан абсента очень поэтический. Какая разница между ним и закатом?» – вопрошал великий поклонник напитка Оскар Уайльд.

Как и другие спиртные напитки, абсент первоначально считался лечебным средством. Но врачи выяснили, что в состав напитка входит туйон – сильный наркотик, вызывающий головокружение, галлюцинации и снижение умственной активности. Позже его называли «безумием в бутылке» (фр. la folie en bouteille) и связывали с шизофренией. Неудивительно, что у напитка появилось много противников: «Если абсент не запретить, наша страна быстро превратится в огромную палату, обитую войлоком, где одна половина французов наденет смирительные рубашки на другую». В марте 1915 г., при поддержке так называемого «винного лобби», во Франции была запрещена не только продажа, но и изготовление напитка. Сегодня легально абсент производят в Чехии, Испании и Андорре.

Илья Веткин

Дачные хлопоты

Июльским, да еще субботним утром отправляться компанией за город – самое то. Электрички по выходным ходят бодро, без дневного перерыва.

Расписание у выхода на перрон маленького Рижского вокзала внимательно изучали вчетвером. Хотя и так заранее было ясно, что самая подходящая электричка – 10.50. Гучины – Стас и Катя, числились гостями. Принимающей стороной были Эдик и его жена Ангелина. Притом что их супружеский стаж был больше, чем у Гучиных, но фамилии они носили разные. Ангелина в бытность невестой предпочла оставить красивую девичью фамилию – Ларина. Фамилия супруга казалась ей неблагозвучной, хотя обычная была, в сущности, русская фамилия – Кулехин.

В электричке были открыты все верхние узкие половинки окон, в них летел сосновый ветер.

Вчетвером они оккупировали две лавочки, друг напротив друга, и представляли собой довольно живописную группу. Они были забавно симметричны. Кругловатый, пухлый, приземистый Эдик выглядел оруженосцем при статной царственно-дородной жене. Против него возвышался длинный, костистый узколицый Стас, почесывающий короткую бородку. При нем состояла маленькая, хрупкая Катя. Большая добрая Ангелина смотрела на нее с умилением, часто поправляя кругленькие очки.

С учетом наплывающей из-за горизонта жары хозяева дачи и гости были во всем легком, светлом, игривом. На Кате была короткая юбка, открывавшая стройную загорелость ног, на Ангелине – легчайшие летние штаны, облегавшие налитую плоть. Муж Эдик мог гордиться мощью и прочностью семейного тыла. Ангелина, вообще, предпочитала брюки, а юбок не любила. Хозяева дачи были экипированы небольшими разноцветными рюкзачками, из тех, которые обожают девочки-тинейджеры. В рюкзачке у Эдика нервно подрагивали три бутылки итальянского вина. У ног Ангелины дремала пузатая спортивная сумка, загруженная под завязку книгами. Ученая жена Эдика намеревалась добить в дачных условиях вторую главу диссертации. От мужа ожидалось моральное содействие.

В общем, на дачу ехали люди интеллигентные. Разговор в вагоне струился в основном вокруг неграмотности современных журналистов. Излагал Стас, работавший редактором, остальные слушали и соглашались. Стас говорил:

– …И главное ведь – ничего не читают! По-моему, даже того, что сами пишут. Вот, спорили при мне как-то, где Огненная Земля. Пришли к тому, что в Африке!

– Упал уровень, упал, – томно подтверждал Эдик, – особенно среди молодежи.

Когда-то они работали вместе в редакции и даже пытались воплотить пару идей. Но Эдику как-то все быстро наскучило. Темп, сроки, планерки, спешка. Он мог подчас мыслить оригинально, но был феноменально ленив.

В противоположных концах обширного участка высились два деревянных строения. В одном можно было узнать поглощенный декоративным виноградом летний садовый домик с крохотной верандой. Метрах в двадцати от него был сооружен навес, под которым за длинным столом можно было усадить футбольную команду. Правда, компании больше пяти человек тут собирались крайне редко. Ангелина была, в общем, гостеприимной хозяйкой, но Эдика большие сборища раздражали. С ними было хлопотно. Его супруга как-то тайком жаловалась Стасу, что у Эдика выявилась склонность тихо напиваться на даче в одиночку.

У калитки их встречала тринадцатилетняя дочь хозяев дачи Таня – рослая загорелая девица в сарафане. Ее плотная фигурка уже обнаруживала сходства с фигурой мамы.

Хозяин дачи рассеянно оглядел дочь:

– Танюха, привет. Все прибрала? Как договаривались? И под навесом тоже? А в углу?

Девочка ритмично кивала, ухмыляясь.

Участок был большой и не слишком ухоженный. Но в его густо заросших осотом и крапивой углах был какой-то особый уют и диковатая живописность. Эдик водил Стаса с Катей по периметру и объяснял, где он собирается поставить новый – уже бревенчатый дом и как перестроить кухню. Стас припоминал, что год назад планы у хозяина была точно такими же. Суетящаяся неподалеку Ангелина как-то очень церемонно пыталась шугануть со стола здоровенного серого кота:

– Мефодий, голубчик, идите-ка вон!

День стелился удачно. Под навесом пили сухое вино: за жен, за юную поросль, за новые мечты о новом доме из толстых бревен, за лето, набиравшее силу, за диссертацию о норвежской литературе (уже вторую), творимую Ангелиной. После пятого или шестого тоста приспела очередь фотоальбома о годичном проживании Ангелины и Эдика в Европах. То была особая песня.

Область научного интереса Ангелины, весьма далекая от насущных нужд родной страны, была замечена в Норвегии, которой, вероятно, льстило внимание начитанной жены Эдика. Ангелина была удостоена гранта – немалой суммы на неспешное изучение предмета в студенческом городке при университете Тронхейма. Грант подразумевал смету расходов нормального европейского исследователя. То есть предполагал деньги на хорошее питание, оплату комнаты в кампусе, разъезды, медикаменты и гигиенические средства, кабельное TV, приобретение литературы и даже содержание любимых домашних животных.

В общем, благодаря Ангелине в Норвегию выбралась вся семья. Норвежцы особенно против не были. Ради такого дела Эдик радостно бросил тусклое преподавание в одном непрестижном учебном заведении.

Теперь, комментируя за столом цветистые отпечатки прошлогодних лета и осени, он несколько раз отметил, что в принципе обошелся семье совсем недорого.