Русская доля - Сергей Львович Григоров

В 1876 году умерла Труганина, последняя тасманийка. Не раздался ли первый удар колокола по всему человечеству?

Древние люди, более близкие к природе, чем мы с вами, прекрасно чувствовали, что расовые отличия скорее всего не горе, а благо. Археологические находки свидетельствуют, что на заре цивилизации бок о бок жили представители различных расовых линий. Так было в Мохенджо-Даро и Хараппе, в Шумере и Египте, в древнейших культурных очагах Европы и Срединной Азии. Настороженность к человеку с иной кожей или другим разрезом глаз пришла позже, а теоретическую подпорку получила еще позже.

Хорошо, а что дает разделение людей по национальности?

Что такое национальность?

Считается, что современные народы образовались в результате переноса чувства общности с родителей, с других милых сердцу родственников вначале на ближних, а затем и на дальних соседей.

Предполагается, что самые древние устойчивые человеческие сообщества были родовыми. Под родом принято понимать кровнородственное объединение людей, связанных коллективным трудом и совместной защитой общих интересов, а также общностью языка, нравов, традиций. По мере усложнения хозяйственной жизни, «своими» разумно стало считать не только родных, но и чужих по крови людей. Тех, которые говорили членораздельно, проживали не очень далеко, имели те же самые обычаи и традиции, а при желании или в случае необходимости участвовали в совместных военных мероприятиях. Таким образом родовой строй постепенно размывался, превращался в племенной.

Во времена расцвета рабовладения и феодальных отношений образовались довольно устойчивые общности людей, называемые народностями. Подавляющее большинство их – шумеры, хетты, этруски, эфталиты, готы, чудь белоглазая, мурома и многие-многие другие – пропали, растворились в других народах. Более живучие и крепкие сохранились до наших дней, а часть из них якобы превратилась в нации.

К сожалению, удобоваримого разъяснения понятия «нация» не существует до сих пор.

Одно из современных определений нации гласит, что это «устойчивая общность людей, исторически сложившаяся при условии единства языка, территории, экономики и некоторых психических черт, вырабатывающихся на основании общей культуры». Сие утверждение не выдерживает критики.

Единство языка? Хорошо, предположим. Известно, что в Швейцарии четыре государственных языка – немецкий, французский, итальянский и еще какой-то. Причем италоговорящий швейцарец плохо или совсем никак не понимает франкоговорящего. Стало быть, нет такого народа – швейцарцы? Сообщите эту новость жителям Берна, Женевы или Цюриха. Боюсь, они донельзя возмутятся.

Территория, экономика? Этнический русский, переехавший на постоянное место жительства, скажем, в Америку, в мгновение ока превращается в стопроцентного американца? Обрадовавшись комфортному существованию в каком-нибудь богатом районе, забывает о бесконечно важных кухонных посиделках, о соленых огурцах и квашеной капусте? Что-то сомнительно. Этнический китаец, знающий только родной язык, всю жизнь пребывавший в чайна-тауне какого-нибудь американского мегаполиса, общающийся только с себе подобными, – неужели он тоже настоящий американец? По документам, конечно, он гражданин США. А в душе? Если спросить у него, кто он такой, то скорее всего он припишет себя к той исторической провинции Китая, где жили его деды-прадеды.

Введение словосочетания «некоторые психические черты» в тело определения не совсем корректно. Необходимо указать, какие именно черты. Или хотя бы очертить область, в которой они проявляются. Но вместо этого далее идут слова «общая культура», что вообще граничит с безграмотностью.

Общепринято под культурой понимать искусственную среду человечества, то есть совокупность материальных и духовных ценностей, а также способов их созидания и умение использования. Иными словами, «находится» культура в трех ипостасях: во-первых, в общественном сознании людей; во-вторых, в их поведении и действиях; в-третьих – в материальных результатах человеческой деятельности. Причем материальная культура не сводится к произведениям искусства, продающихся на аукционах по астрономическим ценам. Это и все привычные вещи, что окружают человека, а также дороги, здания и насыпи, орудия труда и культивируемые растения, домашние животные и так далее.

Вроде бы нет несогласных с таким наполнением понятия «культура». А коли так, то не надо без особой нужды писать в научном тексте «общая культура» – не может она быть никакой иной! Она едина для всех людей на планете. Допустимо говорить разве что о различном уровне усвоения культуры и использовании ее достижений. «Культурный» или «некультурный» человек есть обывательские, контекстные выражения.

Необходимо отметить, что непорядок в области понимания, что это за общность – «нация», царит давно. Классики наши явно не справились с разъяснениями. У Сталина в статье «Марксизм и национальный вопрос» при определении нации также чересчур вольно употребляется слово «культура». А евреям будущий вождь всех народов вначале вообще отказывает в праве претендовать на национальность, но далее как-то ненароком «забывает» об этом. Если уж в работах самого Иосифа Виссарионовича содержатся, мягко говоря, огрехи – что ж говорить о прочих мыслителях?

Помимо официальных, академических, существуют частные определения нации, альтернативные используемым в большой науке. Некоторые подразумевают под ней «общность людей, обладающей общей славой в прошлом и общей волей в настоящем». А великий сенегалец Леопольд Седар Сенгор, например, утверждал, что «нация – это воля к созиданию, а чаще к преобразованию…».

Ну, насчет «прошлой славы» возникают такие сомнения, что и обсуждать не хочется, а вот по поводу «воли» сделаем небольшое замечание. В психологии под волей понимают «сознательное регулирование деятельности, связанное с преодолением внешних или внутренних препятствий». В даваемых же пояснениях упор делается в основном на «преодолении». Чувствуя недостаточность, неполноту закавыченного высказывания и то, что «преодоление» – это не главное, дадим свое краткое описание понятия воли.

Если ненароком прикоснуться к чему-нибудь горячему – отталкиваешься чисто инстинктивно. Здесь, конечно, ни о какой воле говорить не приходится. Однако в других ситуациях нежелательность какого-нибудь внешнего воздействия осознается, и человек не инстинктивно, а осмысленно, целенаправленно старается вернуться в комфортное состояние. Иногда такой порыв реализуется как бог на душу положит, иногда – по специально составленному плану с учетом массы дополнительных обстоятельств. Например, когда вы долго пролежали на пляже под палящим солнцем и почувствовали, что пора перевернуться со спины на живот, то обычно не утруждаете себя выбором, через какое плечо, правое или левое, совершить переворот, а делаете это машинально. В другой ситуации вы можете из общих соображений оценить, что пора бы и меру знать, разумнее вообще уйти в тень, и начинаете вырабатывать в уме довольно сложную последовательность действий.

Причина, породившая какой-то психический порыв, может не осознаваться, а связь между ней и соответствующим действием – быть скрытой и не однозначной. Например, почувствовав неприятную пустоту в желудке, вы можете долго заниматься неотложными вещами. При этом ощущение голода может вовсе пройти, но вы, запомнив его, «из общих соображений» при удобном случае все равно что-нибудь перекусите.

Какой-либо