Правила поедания устриц (СИ) - Анна Мори

напротив гадалки. Та снова совершает три поклона, снова окуривает стебли тысячелистника в дыме, снова повторяет свой долгий ритуал, отсчитывая и откладывая в сторону ветки то из левой, то из правой стопки.

Закончив, она хмурится и как-то растерянно смотрит на свои ветки. Время идет, а гадалка все молчит — на Шей не смотрит вообще. Молчание затягивается, нависает над столом, словно туча.

— Ну? — нетерпеливо бормочет Дункан. — Давай, скажи: «Живи в моменте. Все будет хорошо. Не ешь острого».

— Не, — шепчет Гоббет, — тут все посерьезнее. Сейчас что-то будет…

— Неблагоприятная гексаграмма? — тихо спрашивает Рактер у Гоббет, надеясь, что она и в этот раз следила за процессом.

— «Мин-и», — бормочет та. — «Поражение света». Еще какая неблагоприятная.

— Глупости говоришь, крыска, — вдруг говорит гадалка, которая, по идее, не должна была слышать их перешептывание, да и английского она, как предполагалось, не знает. — Ты не можешь знать, что добро и что зло. Для Вселенной нет ни того, ни другого. Она слишком велика, чтобы мы могли навредить ей.

— Я-то не так уж велика, в отличие от Вселенной, — вмешивается Шей. — Для меня имеет значение, удачу мне несет будущее или неудачу. Что там? Скажите…

Гадалка качает головой:

— Нет ни удач, ни неудач. Ты не можешь отличить одно от другого, пока не доживешь до завтра. И удачи и неудачи равно двигают тебя вперед.

— А что тогда есть? — спрашивает Шей, начиная, похоже, сердиться на эти малопонятные общие фразы.

— Есть жизнь. Есть смерть. Есть сила. И ты очень, очень сильная девочка. Ты всемогуща, пока твоя сила — внутри тебя.

— Пф! — довольно громко говорит Дункан с отчетливым презрением.

— Простите?.. — переспрашивает Шей. — «Я сильна, пока сила во мне»? У меня не очень хороший кантонский. Я, видимо, чего-то не…

— Сила, — с нажимом повторяет предсказательница. — Есть пустое. Есть наполненное. Свойство силы — перетекать из одного сосуда в другой, подобно океану, когда меняется баланс. Быть сильным — значит быть опорой себе самому. Сильный принимает и благословляет свое одиночество, слабый бежит от него.

— Чтобы быть сильной, надо быть одинокой? То есть ни с кем не сближаться? — с недоумением спрашивает Шей, по-вороньи склонив голову вбок.

— Нет. Быть сильной значит опираться на себя. А то, о чем ты говоришь — беречь себя, словно драгоценность — это жадность. Жадность — свойство пустого. Свойство полного — щедрость. Светильник не становится тусклее, когда от него зажигается другой. Но помни, что эта сила — твоя. Помни. Не отдавай.

Больше никаких комментариев Шей получить не удается.

— Честно, если б я не родилась и не выросла тут, в Коулуне, то решила бы, что у меня тоже нелады с кантонским, — растерянно говорит Гоббет.

— Что ж, я тоже рискну узнать свое будущее, — решает Рактер.

Ритуал с поклонами и окуриванием тысячелистника повторяется в третий раз.

Смуглые узловатые пальцы гадалки снова перебирают и перекладывают ветки — ритмичные движения могли бы, пожалуй, усыпить бдительность и погрузить в транс, если бы зрение и внимание Рактера не были улучшены различными средствами. Он осознает, что хоть и не понимает в гадании по «Книге Перемен» практически ничего, но уже видел эти самые комбинации веток тысячелистника не далее как несколько минут назад. Полная черта, прерванная, полная и затем три прерванных — если следовать по гексаграмме снизу вверх. Два предсказания с одинаковым результатом подряд?..

— Что там? — любопытствует Шей.

Предсказательница сводит брови еще более хмуро, чем в прошлый раз. Смотрит на Рактера исподлобья. Тихо, так, чтобы никто больше не услышал, говорит:

— Тебе — ничего не скажу. Уходи. Магия — не для таких, как ты.

— Что ж, — так же негромко говорит Рактер, поднимаясь со стула, — я понял вашу точку зрения.

— У вас одинаковые гексаграммы?! — с детской непосредственностью восклицает Гоббет, которая не слышала слов предсказательницы, зато с не меньшим вниманием, чем Рактер, следила за гаданием.

Его и Шей взгляды встречаются — будто стена на миг отрезает их двоих от всех остальных в шатре. Ее испуганные глаза кажутся такими большими, что кажется, кроме них на лице нет вообще ничего. Из шестидесяти четырех гексаграмм «Книги Перемен» им двоим выпала одна и та же, самая дурная, какую только можно представить, «Мин-и», «Поражение света».

Надо что-то быстро придумать, и Рактер берет Шей за руку, и не отводя взгляд от ее лица, говорит с широкой улыбкой:

— Общее будущее — это так прекрасно звучит! Я рад, что мы будем вместе, какие бы испытания ни послала нам судьба.

Рактер знает, что Шей достаточно умна, чтобы подыграть. Она так и делает — улыбается светлой и на вид совершенно естественной улыбкой:

— Не сомневаюсь, что так и будет.

Это первый раз, когда он прикоснулся к ней за все время их знакомства.

Рука Шей легкая, по-южному сухая, не такая мерзко-мягкая и липкая на ощупь, похожая на трясушееся желе, как у многих. Конечно, живая плоть так или иначе уступает киберкоже — все эти поры, волоски, прыщи, сосуды… Он хорошо помнит, какими отвратительными — в буквальном смысле до тошноты — казались ему люди из плоти и крови в первое время после установки имплантов. Но к Шей он привык, и этот ее странный морской запах — к нему тоже привык. Ему не неприятно это прикосновение.

И ей, кажется, не неприятно, несмотря на смятение.

Он снимает со своего мизинца кольцо, надевает Шей на безымянный палец — платина красиво смотрится на смуглой коже, — и легко касается ее руки губами. Кольцо в самом деле обручальное: когда-то оно принадлежало его жене — в той далекой, почти чужой жизни, когда Рактер был в значительно большей мере человеком, чем сейчас.

В темных глазах Шей сменяет друг друга какое-то невероятное количество самых разных эмоций (на другом уровне восприятия — оглушительная лавина диссонансных звуков, хоровод мельтешащих, как стая мотыльков, пятен цвета — очень много удивления, смущения — но гнева среди ее эмоций он не видит). Руку она не отнимает, хотя пальцы немного дрожат. Со стороны, как он надеется, все это выглядит весьма романтично.

— Едрить вашу мать, — отчетливо произносит Гоббет с отвращением.

— Не сильно-то я удивлена… вы на корабле и на забегах вечно липнете друг к другу, как герои ромкомов… — вздыхает Из0бель.

— Спасибо, друзья, что радуетесь за мою личную жизнь, — фыркает Шей.

— Спасибо, что напомнила, что у некоторых тут вообще нет личной жизни, — откликается гномка со свойственной ей беззлобной ворчливой иронией.

Рактер насмешливо приподнимает бровь, услышав про ромкомы, но доля истины в словах Из0бель определенно есть. К нынешнему