Леопольдштадт - Том Стоппард

тоже, но с примесью благоговения.

За обедом атмосфера серьезная, хотя и праздничная. Нарядный стол сверкает в лучах свечей, отраженных в бокалах, сервизе и серебряных приборах. На столе стоит пасхальное блюдо с едой, наделенной символическим смыслом, тарелка мацы и миска соленой воды. У каждого свои тарелка и прибор.

Крышка рояля опущена.

Седер знаменует начало еврейского праздника Песаха. В его основе лежит рассказ о бегстве евреев из египетского рабства, как об этом повествует Книга Исхода. Седер начинается с благодарственной молитвы (Кидуш), которую в данном случае произносит бабушка Мерц, и с первой чаши (бокала) вина. Кидуш произносится на иврите в момент перехода к 6-й сцене. Когда сцена начинается, Кидуш незаметно продолжается по-русски.

Бабушка (завершает). …Владыка вселенной, отделивший святое от буднего. Израиль от народов отделил Ты и освятил народ Свой Израиль святостью Твоею. Благословен Ты, Господь, отделивший святое от не святого. Благословен Ты, Господь Бог наш, Владыка вселенной, Который сохранил нам жизнь и существование и довел нас до сей поры.

Роза встает со своего места и подходит к бабушке Мерц с небольшим полотенцем в руках. Бабушка Мерц «омывает» руки в специальной миске с водой и вытирает полотенцем. Роза с гордостью и облегчением вприпрыжку возвращается на свое место за столом. В это время пьют или отпивают из первого бокала.

К сведению католиков, сейчас мы пьем первую чашу.

Эрнст. Хорошая новость!

Вильма. Эрнст – протестант, Эмилия.

Роза. Похоже на яблочный сок.

Салли. Это и есть яблочный сок, дура!

Роза. Сама дура!

Гретль. А у меня он превратился в вино, о чудо! (Faux pas.) Ой!

Бабушка. Мы всем очень рады, включая Германа и Гретль!

Герман (сухо). Спасибо, мама.

Бабушка уже оторвала веточку петрушки и обмакнула ее в соленую воду. Все отрывают по веточке петрушки.

(Якобу) Ты знаешь, что это?

Якоб. Петрушка?

Герман. Да, ее обмакивают в соленую воду. Горькая трава напоминает о горьких днях еврейского народа на земле фараона.

Бабушка. Господь Бог наш, Владыка вселенной, сотворивший плод земной.

Роза. Мне не нравится.

Салли. Это и не должно нравиться!

Роза. Я знаю!

Паули. Можно я разломаю мацу, бабушка Эмилия?

Бабушка. Передай сюда, дорогой.

Тарелку с тремя слоями мацы передают через стол.

Людвиг (на иврите). Скудный хлеб, который ели наши предки в земле египетской и не только. В этом году мы сидим за этим столом наполовину в радости и наполовину в грусти, здесь, далеко от нашей земли, но на будущий год мы надеемся праздновать Седер в земле Израиля. В этом году мы рабы, в будущем году мы будем свободны.

Ева синхронно переводит для детей.

Ханна. В этом году мы несчастны, как рабы, но мы молимся, чтобы в будущем году мы были свободны и счастливы.

Паули. Теперь можно?

Бабушка кивает, и он разламывает мацу.

Бабушка. Большую часть разломленной мацы, которую мы называем афикоманом, мы убираем со стола, и по традиции один из членов семьи прячет ее. Кто ее найдет в конце ужина – получит награду. К сведению католиков, протестантов, конфуцианцев и прочих, кого мы приветствуем за этим столом, – в нашей семье афикоман прячет самый младший член семьи. Так что иди сюда, Роза Якобовиц.

Гретль. А как же Нелли?

Но те, кто понимает, шикают на нее, в то время как Роза прыгает от радости, когда ей достается афикоман.

Прошу прощения!

Не повезло тебе, Салли.

Салли (смело). Она младше-то всего вот на столько (показывает сантиметр между указательным и большим пальцами). В следующем году я буду младшей.

Тем временем Роза завладевает афикоманом. Она прячет его под стул, затем под подушку, дважды меняет свое решение, потом размышляет. Мы не видим, куда она в конце концов его прячет.

Герман (Людвигу). А ты пробовал крошить ее в кофе? Изумительно вкусно.

Бабушка. Теперь второй бокал вина.

Эрнст. Ура!

Вильма закатывает глаза.

Вильма. Хорошо хоть, я вышла замуж не за египтянина.

Роза возвращается, ликуя.

Роза. Я спрятала!

Паули. Ш-ш-ш!

Бабушка (с нажимом). Теперь, дети, кто из вас хочет задать вопрос?

Ханна. Такого Седера у нас, кажется, еще не было.

Гретль (Якобу). Ну давай, мой хороший, ты можешь спросить у бабушки что хочешь.

Вильма. Это Седер, Гретль, а не викторина.

Паули давно тянет руку, чтобы спросить.

Бабушка. Да, Паули?

Паули (формально). Чем отличается эта ночь от других ночей? Почему сегодня мы не едим хлеб, как обычно, а только мацу? В другие дни мы можем есть любые овощи, но сегодня только горькие травы…

Седер продолжается, но его все больше заглушает грохот артиллерийских залпов, пулеметного огня и военного оркестра, играющего Марш Радецкого.

В другие дни мы не макаем в соленую воду, но в этот день….

Звуки выполняют функцию цезуры.

Бабушка. …Было время, когда мы были рабами фараона в Египте. Но Бог своей могущественной рукой вывел нас оттуда. Как ужасна мысль, что дети наших детей все еще могли бы быть рабами фараона в Египте. Не будем же говорить: «Мы хорошо знаем эту историю». И по сей день наш долг – рассказывать историю нашего Исхода из Египта.

Герман встает и кладет шляпу на стул. Он пребывает в своем собственном мире и взывает оттуда.

Герман. Гретль… о, Гретль!

Гретль радостно подходит к нему. Они вместе танцуют под Марш Радецкого. Затемнение.

Сцена 7

1924

Квартира Мерцев не слишком изменилась. Портрет Гретль на том же месте. Из граммофона с трубой звучит чарльстон. На большом столе две неоткупоренные бутылки с игристым вином, 14 пустых бокалов и легкие закуски.

Гермина (Мина), 22 года, дочь Ханны, энергично, с удовольствием танцует. Если описать ее одним словом, то она флэппер [эмансипированная молодая девушка поколения «ревущих двадцатых»].

Якоб вернулся с войны без глаза, одна рука у него не действует. Он читает газету на палке-держателе. Нелли, 25 лет, ножницами вырезает из флага Австрийской Республики – красно-бело-красного полотна длиной в метр – среднюю белую полосу.

Двое мужчин играют в шашки, чтобы скоротать время. Арон Розенбаум, интеллектуал пролетарского происхождения, – муж Нелли, на год или два ее старше. Курт Зеннер, лет 40, хорошо одет, философ, – муж Ханны (которую мы не видим) и отец Мины.

Польди, теперь тучная женщина лет шестидесяти, входит с пустым подносом и собирает на него все, что стоит на столе.

Польди. Сначала старшая госпожа Мерц хочет, чтобы еду и шампанское подавали у ее кровати, потом младшая госпожа Мерц хочет, чтобы все было здесь, потом – догадайтесь сами! – и вот я хожу взад-вперед, как пресбургский трамвай.

Кто-то уже попробовал!

Нелли. Я ему говорила, что не надо.

Мина, танцуя, преграждает выход Польди, в руках у которой полный поднос.

Польди. Ну что мне с вами делать, госпожа Гермина!

Польди уходит, оставляя дверь открытой.

Когда пластинка кончается, Мина падает в кресло.

Мина. Я хочу в Америку.

Теперь можно расслышать разговор на повышенных тонах и плач младенца, доносящиеся из глубины квартиры. Мина встает и идет к граммофону.

Якоб. Нет, спасибо.

Мина послушно выключает граммофон. Якоб