Вольная жизнь - Валентин Ежов

Патлатый презрительно усмехнулся. Запрокинув голову, он медленными глотками начал опорожнять фужер с водкой… Боцман, сообразив, чем это кончится, поднял руку и снова сделал знак швейцару. Тот, кивнув, нырнул в подсобку.

Когда Патлатый опорожнил фужер и обвел всех горящим взглядом, у столика уже стояли носилки, а к нему с двух сторон протягивали руки швейцар Степаныч и официант. Патлатый, оттолкнув их, шагнул к носилкам.

— Я сам!.. — Он улегся на носилки, скрестил на груди руки и, глядя в потолок, объявил: — Все. Сегодня возвращаюсь в родную гавань!

В это время Гриня, в своей шикарной фирменной куртке, светлых брюках и любимой кепочке „Симпл лайф“, слегка надвинутой на глаза, подходил к ресторану. Держа его под руку, с ним рядом шла красавица. С первого взгляда в ней невозможно было узнать скромную Галю. На ней была короткая светлая шубка. Платье ее было гораздо выше колен и открывало ее стройные ножки в элегантных туфельках на высоких каблуках.

Лицо ее, ухоженное тщательными процедурами, ослепительно сияло. Волосы, которые она до этого стягивала в пучок, были подстрижены и уложены, как у манекенщицы Пьера Кардена.

— Гриша, может, я зря надела шубу? — тихо спросила она.

Гриня строго ответил:

— Галя, еще раз тебе говорю — все нормальные женщины в развитых странах так ходят и летом.

Они подошли к ресторану. Толпившиеся около него мужчины уставились на Галю. Гриня с гордым видом подвел ее к дверям. Все расступились, швейцар Степаныч с приветливой улыбкой поклонился. И тут из толпы шагнул к ним лысый бич. Он умоляюще поглядел на Гриню. Гриня кивнул ему, бросил швейцару:

— Это со мной.

Гриня и Галя не спеша шли по проходу. Лысый деликатно держался в отдалении.

Сидящие за столиками моряки и их подруги реагировали однозначно: все не спускали глаз с раскрасневшейся и еще более похорошевшей Гали. Клава, сразу заметившая ее и Гриню, поджала губы, протянула:

— Теперь поня-я-тно, почему он опоздал.

Боцман тут же потянулся к бутылке шампанского, стоящей рядом с Клавой. Клава ударила его по руке.

Гриня подвел невесту к столику друзей. Клава, окинув Галю взглядом, опустила глаза. Гриня снял с Гали шубку, повесил ее на спинку стула и вежливо отодвинул его. Галя уселась, а Гриня громко сказал:

— Дорогие Пал Палыч и Клавдия Васильевна!.. Разрешите вам представить Галю. Сегодня мы с ней подали заявление.

— Ого!.. — боцман тут же схватил стоящую перед Клавой бутылку шампанского. Клава только шумно выдохнула. — Ну, уж за это — только шампанское!

Он выстрелил пробкой и стал разливать пенистое вино. Как-то незаметно оказавшийся за столом Лысый деликатно пододвинул и свой фужер. Боцман, увидев его, вытаращил глаза. Клава удивленно покачала головой.

— Гляди, Клава!.. — подлизывался боцман к жене. — Уже выздоровел! Значит, не зря за него пили!

Лысый слегка наклонился:

— Благодарю вас. Я совершенно здоров.

Боцман встал, поднял фужер:

— Предлагаю выпить за молодых!.. За моего друга Григория Александровича Потемкина. Сегодня он потерял свободу!.. А это горько — мужчине потерять свободу! Очень горько! — громко закончил он.

— Горько! — подхватил Лысый.

Гриня без лишнего смущения сграбастал Галю и влепил ей поцелуй. Все выпили. Лысый, чокаясь с Галей, наклонился к ней:

— А я вас где-то видел.

Галя, пожав плечами, отвернулась; Боцман под шумок стал снова наливать себе, но Клава, отстранив бутылку, накрыла фужер ладонью.

— Хватит. Ты в Африке хорошо попил!

Боцман шумно вздохнул:

— Эх, Клава, ничего ты не понимаешь — в Африке муха цеце живет! Скажи ей, Гриня!

Гриня поднял палец:

— Укус мухи цеце смертелен.

— И единственная защита — шампанское! — добавил боцман.

— Да, — кивнул Гриня. — Против шампанского муха цеце слаба!

Гриня стал ухаживать за невестой: положил ей салат, ветчину… Клава иронично наблюдала за ним.

— Григорий, а где, между прочим, твой кэйс? — „по-иностранному“ произнесла Клава последнее слово.

Гриня улыбнувшись, взглянул на Галю, весело ответил:

— У Гали дома лежит… На рояле!

Оркестр заиграл медленный танец. К Грине подошел молодой моряк, наклонился к нему:

— Разрешите пригласить вашу даму?

— Нет-нет, я не танцую, — отказалась Галя.

— Танцует, — сказал Гриня. — Но сначала ей нужно подрубать.

Моряк удалился. С соседнего столика повернулись двое и, улыбнувшись Гале, приподняли рюмки, показав, что они пьют за нее. Галя опустила глаза, успех ее был очевиден.

Лысый снова наклонился к Гале:

— И все-таки, девушка, я вас где-то видел.

Из глубины зала раздался громкий возглас:

— Маша, стриптиз!

Весь ресторан дружно подхватил:

— Ма-ша, стрип-тиз!.. Ма-ша, стрип-тиз!

Оркестр перестал играть. Из-за барабана вышел ударник.

— Дорогие друзья, — обратился он в зал. — С великим сожалением сообщаю вам, что с очаровательной Машей мы расстались надолго. Маша подписала контракт на работу за границей в совместном предприятии. Теперь вместо нее будет выступать Юра.

— Ууу-у-у-у-у — разочарованно загудел зал. Оркестр заиграл снова. К Грине подошел, под большим градусом, здоровенный матрос, покачнувшись, спросил:

— Раз-зрешите?

Галя испуганно взглянула на Гриню. Гриня поднялся с места и, как девица, приглашенная на танец, приподнял руки.

— С удовольствием.

Это он сделал зря. Матрос сначала ничего не понял, потом озверел.

— Надсмехаешься, падла?!

Размахнувшись, он врезал Грине так, что тот повалился на колени невесты. Боцман встал, взял бутылку и спокойно опустил ее на голову матроса. Тот сел в проходе. Сидящие за тремя сдвинутыми столиками морячки, откуда пришел матрос, вскочили на ноги. Сидящие за столиками по обе стороны от боцмана тоже вскочили… Швейцар Степаныч пронзительно засвистел и вырубил свет.

— У-у-у-у!!! — дружно завопил зал.

В темноте сверкали только сигареты. Степаныч выждал и снова включил свет.

Сидящий на полу матрос поднялся и, приложив руку к груди, наклонился к Грине:

— Прости, кореш… Перебрал.

На эстраде появился парень в расстегнутой до пупа красной рубахе, в белых брюках. Он колесом прошелся до микрофона. Это был новый певец Юра.

Юра объявил в микрофон:

— По традиции — любимая песенка экипажа плавбазы!.. Оркестр грянул песенку. Юра запел:

В Кейптаунском порту, с какао на борту,„Жанетта“ поправляла такелаж…И прежде чем уйти в далекие путиНа берег был отпущен экипаж…

Выход Юры поправился, и весь зал подхватил песенку.

Утомленные жених и невеста подошли к галиному дому. Галя, взглянув на Гриню, ласково потрогала огромный „фонарь“ под его глазом.

— Это все из-за меня!

— А-а-а, чепуха!.. Не так били.

— Спасибо тебе за все. За ресторан, за эту лунную ночь… И вообще за все!

Они зашли в подъезд. Гриня тут же сграбастал ее и крепко поцеловал в губы. Галя ласково отстранилась.

— Какой ты ненасытный.

— Я у тебя переночую, да?

— Только прошу тебя, потише. Сам понимаешь — коммунальная квартира, восемь семей живут, а в комнате дети спят.

— Понятно, снимаем ботинки.

Гриня сбросил свои светлые мокасины, пошел на второй этаж. Галя тихо шла за ним. Неслышно открыла дверь. Они на цыпочках прошли по коридору забарахленной коммуналки. За углом перед кухней Галя открыла дверь своей комнаты. Гриня поставил у порога туфли, Галя сбросила свои и сняла шубку. В комнате было темно. Они шептались.

— Чай поставить? — спросила Галя.

— Ну его. Давай скорей баиньки.

— Раздевайся. Только свет не включай.

И первой сняла с себя платьэ, чулки. Гриня стащил брюки, куртку, разделся до трусов. Коротенькая комбинация Гали высоко открывала ее белевшие в темноте стройные ноги.

Подойдя к кровати, Галя включила небольшой торшер… В кровати, наполовину прикрытой одеялом, спал здоровенный волосатый мужчина. Галя остолбенела, окаменел и Грйня. Мужчина открыл глаза, прищурился и сел в кровати, опустив ноги на другого мужчину. Тот спал у кровати, на коврике.

Гриня узнал в сидящем Патлатого. На коврике же спал Лысый, Патлатый пошире открыл глаза и удивился:

— Гера… ты?

Лысый тоже открыл глаза, приподнял голову и посмотрел на Галю.

— Я ж говорил вам, девушка, что мы где-то встречались. В это время проснулись спящие „валетом“ на диванчике дети. Они радостно закричали, перебивая друг друга:

— Мама, к нам папка вернулся!

— Папа дома!.. Папа дома!

Они кинулись к отцу. Девочка обхватила его за шею, парень тоже прижался к нему. Оба с ненавистью глядели на Гриню.

В широко раскрытых глазах Гали появились слезы, она закрыла лицо руками.

Гринй все понял и покорно кивнул: