Йонтра. Истории далёкого берега - Тима Феев

В то далёкое время я был ещё совсем молодым матросом и только учился своему делу. С группой курсантов мы проходили практику на одном из звездолётов Северного торгового альянса, где помимо прочего изучали предмет техники безопасного пилотирования. Базировались мы на тренировочной орбитальной станции у одной из малых планет системы Мио. И тот случай с кораблем «Железной балки» как нельзя лучше совпадал с предметом, который мы проходили. Да к тому же ещё и сама система Мио находилась совсем недалеко от места катастрофы. Поэтому наше командование и приняло тогда решение задействовать нас, ещё совсем неопытных молодых курсантов, в той спасательной операции. Я же в результате всего этого оказался невольным свидетелем последовавших, всё же довольно-таки печальных событий. Да и не стал бы я вам рассказывать всю эту историю в противном случае, – Скит щёлкнул клювом, – ведь вы знаете моё правило, – рассказывать лишь о том, что видел собственными глазами. – Тут он ненадолго прервался, весь как-то передернулся будто хотел стряхнуть с себя что-то, потом снова глянул на слушателей дабы удостовериться, что не утратил ещё их внимания и продолжил.

Взлетели мы ночью. Уж даже и не знаю почему, но я отчего-то боюсь взлетать по ночам. Будто ты из одной темноты сразу попадаешь в другую и тебя невольно охватывает неприятное чувство беспросветной тоски. Ты начинаешь нервничать и совершаешь, естественно, массу ошибок. Но в то время, к счастью, от меня мало что зависело, поэтому чего-то серьезного я натворить просто не мог. Квартировался я в одной каюте, если её вообще можно было так назвать. Маленькая, что и не развернуться, неуютная, да к тому же ещё у самого прохода. В каюте жёсткая, неудобная койка, над которой низкий, что едва не цепляешь головой, потолок. И что самое неприятное – лампочки. В чью умную голову пришла идея их там разместить, уж не знаю, но мешали они мне, особенно в первое время, ужасно. Помню вот, – ты только лёг и уже дремать начинаешь, а они светят тебе прямо в лицо, да ещё и мигают при этом.

Вот и в ту ночь я ворочался, а проклятые лампочки светили, как мне тогда казалось, словно прожектора. Однако, всё же начиная поддаваться усталости, я уже стал потихоньку проваливаться в сон, как вдруг услышал: «у-у-у» и снова – «у-у». Сирена! Все куда-то забегали, зашумели. Ну и я поднялся. Открыл дверь и увидел, что ребята с моего отделения все уже на ногах и бегут к главному залу, куда и мне следовало отправляться как можно скорее.

Весьма неохотно, ведь поспать мне тогда так и не пришлось, я выбрался из своей каюты и пополз вслед за остальными. Кто-то впотьмах, помню, наступил мне тогда на щупальце, кто-то выругался, кто-то мимо пробежал, потом обратно. В общем, суматоха была ужасной. И неудивительно, ведь пол-команды того корабля были такими же как и я молодыми практикантами, и суетились, к слову сказать, совсем не по делу. Добравшись наконец до того главного зала, я обнаружил, что был едва ли не последним матросом на построении. Все уже собрались и, поправляя форму, равняли шеренгу, пихая при этом друг-друга в бок. Я присоединился к процессу.

Вышел офицер, весь подтянутый, энергичный, с какой-то треугольной медалькой на кителе, не то, что мы, салаги. Окинул нас строгим взглядом и говорит: «Ну что, „Железная балка“ доигрался-таки и врезался в первую планету Онте системы». – А я ещё и подумал тогда: «Ну а при чём же тут мы и какая спасательная операция? Ведь если „врезался“, то кого спасать?» – Но тут же, правда, выяснилось, что всё же не «врезался», а сел. Но сел плохо. Что антигравитационное поле корабля повреждено и работает только в половине отсеков. И что кислород кончается, и что раненые есть, и прочее, и прочее. В общем, дело скверное и мы должны поспешить, если не хотим прилететь на место лишь для того, чтобы засвидетельствовать факт гибели экипажа. Ну что же, спешить так спешить. Все кинулись по своим постам, ну и я пополз к своему. Был он, не в пример моей каюте, удобным. Рядом с большим иллюминатором, в который я очень любил глазеть, с нормальным потолком и, что самое главное, с воздуховодом. Который шумел, правда, но зато и свежий, только что очищенный воздух мне в комнату задувал.

Тут взревели двигатели, откуда-то сбоку вырвались языки фиолетового пламени и корабль, вздрогнув всем корпусом, оторвался от стартовой платформы. После чего тяжело, словно нехотя, с какой-то дребезжащей гулкой вибрацией начал медленно подниматься. Но едва лишь мы отошли от орбитальной станции на безопасное расстояние, как он словно напрягся весь и буквально выстрелил в космос. Сила, скажу я вам, всё же чудовищная в этих фотонных двигателях. Но она меня всегда почему-то очень успокаивала. Вот и в ту ночь, чувствуя её мощь, я постепенно угомонился, перестал суетиться и даже как-то обрадовался, что опять нахожусь в космосе и лечу с благородной миссией на помощь разумным существам. – Скит посмотрел в сторону. Немного подумал. Было заметно, что его прошлое, пусть и весьма далёкое, всё ещё несколько довлеет над ним. Однако, выдержав непродолжительную паузу, он и вправду, как бывший, но всё же солдат, собрался с мыслями, приосанился, щёлкнул клювом и продолжил.

Летели мы недолго. Полу суток по космовремени вполне хватило, чтобы добраться до той злополучной планеты. Координаты на поверхности мы также быстро вычислили и это была уже моя задача, – Скит слегка кивнул головой. – Потом посадка. Двигатели загудели вновь и корабль начал медленно сужать радиус орбиты. Ну уж, скажу я вам, и место «выбрали» те бедолаги, чтобы рухнуть. Планета-то действительно была суровой. Гравитация, песчаные бури из какого-то красного секущего песка. Да такие, что в иллюминатор почти ничего не видно. Ветер, вой которого ощущаешь даже через бронированную обшивку корабля. И алое марево вокруг, явно свидетельствующее о наличии мощного плазменного ветра от недалёкой звезды. В результате же, наш корабль едва только не снесло от места крушения. И уж даже не знаю, каких невероятных усилий стоило нашему штурману его более или менее точно посадить. Рухнувший звездолёт стоял здесь же. Я видел его в иллюминатор. И в тот, самый первый момент, мне даже показалось, что всё уже удалось, и пострадавшим только и остаётся, что дойти до нашего корабля. Ясно, что в скафандре передвигаться тяжело, а тут ещё и ветер, и гравитация, и песок. Но ведь близко же совсем. Однако я недооценил ситуацию.

Нас, кто в ту смену был в спасательной команде, всех сначала построили, потом отвели в коридор со скафандрами, а затем, проверив в барокамере, и к носовому шлюзу. Дверь открылась и остатки воздуха выбросило в пространство белой искрящейся пылью. Мы очутились почти один на один с планетой. Но под защитным козырьком, конечно. Этот козырек выдавался вперёд орр на десять и был в ширину примерно таким же. Он полностью защищал нас от гравитации, да и термоэкран, что работал по его периметру, не давал ветру задувать к нам песок снаружи. Поэтому стоя так, мы даже и близко не могли себе представить всю звериную мощь и чудовищную силу того мира, который нас окружал. Потом-то, конечно, всё прояснилось. Но поначалу у меня, например, возникла даже идея: «А не прогуляться ли до разбитого корабля вот, просто так, в скафандре, и не посмотреть поближе, что у них там происходит».

Ну вот наконец и разбитый корабль стал подавать признаки жизни. Носовой его отсек, поскольку корабли стояли почти нос к носу, засветился сигнальными огнями и дверь его аварийного шлюза с явно заметным подергиванием ушла медленно в пол. В проёме стояло несколько астронавтов. Ровно десять насчитал я: «А остальные? И где капитан? А-а, вот он, голубчик, стоит вместе со всеми. Сбоку так, по-скромному. Чувствует, видимо, свою вину». Мне этот капитан тогда как-то сразу не понравился. Возможно, – Скит криво усмехнулся, – всего лишь оттого, что по его вине я лишился в ту ночь заслуженного отдыха. Но тогда на первом месте была, конечно же, спасательная операция. И о своих предпочтениях нужно было забыть. Спасать мы обязаны были всех: и правых, и виноватых.

Впрочем, как я уже сказал, всё, что нам предстояло сделать, казалось мне в тот момент совсем не сложным. От нашего козырька до их выхода было всего орр тридцать, не больше. И я, всё ещё не до конца понимая, с чем имею дело, никак не мог взять в толк, чего это они там все стоят в своём шлюзе и не переходят на наш корабль. Вместо этого потерпевшие, а именно так мы называли всех тех, кого спасали, начали вытягивать по направлению к нам какую-то длинную, широкую железяку. «А, они строят мост, – подумал я, – или горку». Поскольку их шлюз находился немного выше нашего. «Ну что же, молодцы…» Но не успел я это подумать, как их балка, по виду так весьма прочная, потому что была ми в три сплошной стали толщиной, вдруг как-то вся изогнулась дугой и, яростно скрипнув, вывернулась в некое подобие спирали. «Опа!» – сказал я себе. Да и ребята, насколько я мог судить, тоже глаза повыпучили. Все синхронно подались назад и подальше от края защитного козырька. Я тоже невольно отодвинулся.