Портрет механика Кулибина - Анатолий Лейкин

- Повтори, что сказал! - потребовал Кудряш.

- Что слышал!

- Возьми слова обратно, не то худо будет!

- Насчет тебя - могу. Не волчья ты сыть, а медвежья!

Теперь уже смеялись мы. Но недолго. Кудряш, а за ним еще двое вольных, засучивая на бегу рукава, спешили к нам. Не сговариваясь, мы с Федором встали рядом со Степаном.

Вольные остановились в двух шагах от нас. По правую руку от Кудряша стоял могучий детина с перебитым носом, на полголовы выше всех, и, усмехаясь, гнул в руках железную подкову, как бы предупреждая нас, что он один может разметать всех троих. Слева держался бурлак с обваренными когда-то давно кистями рук.

- Последний раз, - пригрозил Кудряш Степану, - прошу, возьми обидные слова назад!

Я обернулся к нашим, взывая о помощи. Оброчные смущенно отводили глаза в сторону.

- Возьми и ты, - не отступал Степан, - тогда и за мной не станет.

- Так и быть, - засмеялся Кудряш. - Они, - кивнул в сторону крепостной артели, - овцы безрогие, а вы, трое, с рогами. Но мы их живо обломаем!

- Князь Извольский, - заметил Степан, - нас ломал, да не сломал! Попробуйте, авось у вас лучше получится!

Сжав кулаки, Кудряш шагнул было вперед, однако негромкий голос из лагеря вольных остановил его:

- Погоди, Борис, не петушись! Пущай ребята доскажут, как их князь ломал!

Не сговариваясь, мы со Степаном завернули рубахи и повернулись к нападавшим истерзанными спинами.

- Ого! - с уважением отозвался тот же голос - Крепко же вам досталось! Почти так же, как мне когда-то от моего барина!

Говоривший, крепкий старик, весь будто высеченный из скалы, успел подойти к нам и тоже обнажил широченную спину, исполосованную застарелыми багрово-синими рубцами.

- Пятьдесят горячих, - пояснил с горькой усмешкой, - назначил мне помещик за то, что жалобу от всего мира* на старосту-притеснителя составил и в город ему послал. К тому же и в рекруты вне очереди попал, за то, что шибко грамотный. Пятнадцатью годами солдатской службы, кроме розог, расплачивался за то письмо. Почитай, столько же в бурлацкой лямке хожу, а до сих пор справедливость превыше всего почитаю и строптивых, тех, кто за нее горой стоит, люблю!

_______________

* М и р - в данном случае: деревенская община.

- Никанор Ерофеич - "дядька" у нас, - пояснил Кудряш. - Старшой, значит. Как нас рассудит, так и будет.

- Для своих - просто Ерофеич, - дополнил старшой. - А вас троих я сразу своими признаю.

Он легонько подтолкнул к нам Кудряша.

- Возьми первый назад обидные слова!

- Извиняйте, ребята, на худом слове, - поклонился в нашу сторону Кудряш, - ошибка получилась, не знал, что вас в наказание послали в бурлаки!

- Тогда, - отозвался Степан, - и мы прощения просим.

Ерофеич одобрительно улыбнулся, похлопал каждого из нас по плечу.

- Молодцы, что постоять за себя не побоялись! Однако отчаянные вы! Положим, с Кудряшом и Соленым могли бы еще потягаться. А с Подковой что бы делать стали? Он ведь в кузне, как говорится, руки себе отковал железные!

Бывший кузнец достал из кармана пятак, согнул его пополам и протянул Степану:

- Возьми-ка на память!

- Ну и силища! - восхитился Федор.

- А ты думал! - заметил Кудряш. - Подкову на Волге, почитай, вся вольница знает!

Прежде чем сунуть монетку в карман, Степан подбросил ее в воздух, восхищенно поцокал языком. Затем взялся большими пальцами за края и разогнул ее.

- Мы ведь тоже, - подмигнул Кудряшу, - не лыком шиты! И, ежели понадобится, постоять за себя сумеем!

3

Выясняя отношения, мы и не заметили, как среди бурлаков появились хозяин расшивы, кормщик и два водолива. С расшивы они привезли мешок муки и пустой бочонок. Бурлаки сразу же сгрудились вокруг них.

- Тише, ребята, - покрывая общий шум, пробасил кормщик с широкой, как лопата, бородой. - Прежде чем отправиться, хозяин Данила Захарыч Осетров желает вам слово сказать.

Неказистый и рыжий, как и отец, однако, в отличие от него, щегольски одетый в алую шелковую рубаху, подпоясанную кушаком, высокую мерлушковую шапку, Осетров-младший, опершись на плечо кормщика, поднялся на бочку.

- Осетровы, - выкрикнул он, - по пустякам говорить не любят, время ныне дорого! Фамилия наша по всей Волге известная. Ежели с душой потрудитесь, не обижу, свое получите сполна! Но и спуска никому не дам, коли нарушите ряду! Выслушайте ее еще раз со вниманием, больше повторять не стану.

Он помахал свернутой в трубочку бумагой над головой, развернул ее и стал читать, время от времени останавливаясь и буравя толпу колючими глазками:

- Идти нам от села Лыскова до Рыбни со всяким в пути поспешанием, кормщикам и водоливам во всем быть послушным: в тяге бичевою, завозом и другим волжским ходом. А ежели судно в песок или в гряду убьет, или станет оно на камень или мель, то нам, бурлакам, снимать его и выводить на большую воду денно и нощно. А буде без перегрузки клади выручить его нельзя, то перегружать, сколько бы крат ни было, в счет общего расчета.

- Стой, хозяин, - вскричал Ерофеич, - безденежно перегружать кладь уговора не было!

- А чьи кресты на ряде стоят? - живо обернулся к нему Осетров.

- Так ты же нам вчера бумагу не читал, а лишь своими словами пересказывал! Мы тебе и доверились!

- Верно, Ерофеич! Не слыхали мы ничего такого! - поддержали "дядьку" вольные бурлаки.

- Спали вчера, видно, крепко, - возразил судовщик, - вот и вылетело из головы! А объявлял я вам о том при кормщике, верно, Нилыч?

- Был такой разговор, - прогудел тот, поглаживая бороду.

- Лопни твои бесстыжие глаза, кормщик! - вступил в пререкания Соленый. - Я ведь при беседе состоял, но слов таких о безденежных перегрузках что-то не упомню! А толковали мы лишь о том, чтобы их вовсе избежать!

- Полайся у меня еще, Соленый! - погрозил кулаком Нилыч. - Живо на свои варницы угодишь!

- Эх ты, - махнул бурлак обожженной рукой, - а я-то тебя вчера за человека принял, душу открыл!

- Ты, кормщик, нам не грози! - возвысил голос Ерофеич. - Мы ведь друг за друга стоим! Обидишь одного, мы котомки за спины - и айда! Только нас и видели!

- Паспорта-то ваши у меня! - напомнил Осетров.

- Заберем!

- А я не отдам, пока задаток не вернете и неустойку не уплатите!

- Что ж, обойдемся без них! Только тогда уж не обессудь, судно твое разнесем в щепки!

- Ладно, ребята, - пошел на попятную Осетров, - полно зубатиться! Должно, вчера мы друг друга не так поняли. Попробуем перегрузок вовсе не допущать! Ну а коли случится все-таки, кладу пятнадцать копеек в сутки на человека!

- Клади, как у всех положено - двадцать!

- Стоит ли из-за пятачка ссориться, ребята? Я и так вам уступил! Дослушайте ряду сначала!

- Читай! - закричали со всех сторон.

Голоса спорщиков утонули в общем шуме.

- Коли появится в судне течь, - продолжал Осетров, - то водоливам помогать денно и нощно, мешки с мукой перетаскивать на сухое место, отыскивать течь и зачинять. В случае же бедствия от внезапной бури, удара о скалы или проломления на карге* бурлакам стараться судно всеми силами отливать и до гибели не допущать. Труд во спасение судна, - добавил от себя, - коли такой понадобится, оплачиваю также из расчета пятнадцать копеек.

_______________

* К а р г а - затопленная коряга.

- Мы жизнью рискуем, - пробасил Подкова, - а ты пятаки жилишь!

- Не допустите бедствия, - возразил Осетров, - вам же выгода будет! Я ведь тоже немалым капиталом рискую! Поможете его сохранить - еще по копейке добавлю.

Осетров спрыгнул с бочки, но его место тут же занял кормщик.

- Согласны, ребята? - крикнул он.

- Согласны! - поддержали неуверенно некоторые.

- Эх, - рванул с досады рубаху на груди Соленый. - Как малых ребят, дважды обвел нас купец вокруг пальца.

Вдруг кто-то сзади тронул меня за плечо.

Я обернулся и увидел... Егора Пантелеева, одетого, как все бурлаки, в холщовые порты, посконную рубаху, обутого в лапти.

- Егор! - бросился я к нему. - Какими судьбами? Ты же...

- Молчи, - оборвал он меня на полуслове. - Тут не спрашивают, кто ты и откуда. И жалеть меня не нужно!

Он взял меня за локоть, отвел в сторону.

- Вершники князя, - шепнул на ухо, - за мной следили и кольцо, княгинин подарок, отобрали. Уж не знаю, по своей ли воле, или по наущению князя. Так что я теперь такой же бурлак, как и все. И о моем прошлом молчок. Ты-то как здесь? Снова по заданию князя?

Я коротко сообщил Егору, что случилось со мной. Он посочувствовал мне, особенно тому, что надолго откладывается мое свидание с матушкой.

- И я, - развел руками, - как назло, в скором времени не смогу ей передать записку. Правда, о ее здравии ты у нашего судовщика можешь справиться.

- Станет ли он со мной говорить? К тому же, Егор, надеюсь я все-таки матушку вскорости сам повидать.

- Бежать думаешь? - присвистнул Егор. - Для оброчного, слышал я, то почти немыслимое дело! Головой поплатишься! Потерпи лучше еще маленько.

- Еще одно неотложное дело у меня, Егор!

- Какое же?