завершение - Александр Кралин

— Тогда как же они получаются?

Мыслитель призадумался. Он ведь сам строго–настрого запретил до конца сезона касаться темы размножения. Но… сезон уже подходит к концу. Соблазнительница вела себя безупречно, он изучил ее дух до тонкостей; они даже объединялись. И он ни разу не заметил в ней проявлений чего–то преступного или хотя бы просто неприличного. Что бы ее ни побуждало в прошлом нарушать Уложения, ныне ее можно считать полностью исправившейся. И она уже считай что его Ученица – после такого открытия Процедуры Посвящения она пройдет без запинки, тем более с его рекомендацией. А при ее любознательности и трудолюбии она вполне может стать и его преемницей. Но уже с Ученицей он будет иметь право, и даже обязан будет обсуждать любые темы.

Мыслитель решил объяснить все, как есть, безо всяких околичностей:

— Мы растем всю жизнь. Вот, смотри, я почти вдвое больше тебя по размеру. Рост прекращается только тогда, когда приходит Завершение. Нам передали это свойство наши водные предки. Им большой размер был выгоден – у крупного животного меньше врагов. Расти им не мешал ни минерализованный скелет, ни окружающая среда – в воде вес тела не имеет существенного значения. Те, кто вырастал крупнее, имел, при достатке питания, лучшие шансы на выживание. От поколения к поколению увеличение размера закреплялось в наследственности, до тех пор, пока хватало кормовых и охотничьих угодий.

— Некоторые особи в процессе эволюции оказывались в местах обитания, изобиловавших легко доступной пищей. Они образовывали новые виды, очень большие – вроде тех прожорливых и злобных океанских чудовищ, которые до сих пор делают невозможным дальнее мореплавание.

— Однако бывает и так, что у некой особи после метаморфоза половые органы оказываются недоразвитыми. Соответственно, такие никогда не приходят к Завершению, но растут ведь все время, как и все. В диком виде они росли, пока могли добывать себе пропитание, но настоящих гигантов из них не получалось – их некому было кормить, и рано или поздно они уже не могли наловить столько, чтобы насытиться, чахли и умирали от истощения. Мы, когда стали разумными, научились использовать это явление. Мы еще на стадии эмбриона определяем стерильных особей. Их помещают в отдельный инкубатор, на специальную диету с добавками, ускоряющими рост, чтобы побыстрее выросли и могли приступить к работе. Взрослый гигант может делать любую тяжелую работу, затраты на его содержание невелики – ест он много, но в еде неприхотлив – а живет он дольше, чем служит бульдозер или экскаватор. Когда на суше ему уже трудно будет поддерживать свой вес, его переведут на водяные работы. В конце концов его организм износится настолько, что уже не сможет существовать, и гигант погибнет, но и тогда это будет большая компактная биомасса, которую можно утилизировать разными способами. Так что гиганты представляют собой большую ценность.

— Погодите… Но тогда выходит, что гигант – тоже особь! А ими распоряжаются без спросу, а то и продают, покупают, да потом еще и… утилизируют!

— Нет, гигант не особь. Особь – это прежде всего дух и ум. Мы пока еще не знаем, почему, но дух и ум есть только у тех, кто способен к размножению. Гиганты стерильны, нельзя даже определить – самец это или самка. Так что они совершенно бездушны и безмозглы. При размножении в благоприятных условиях природа бывает расточительна, чтобы был запас изменчивости для развития вида. Самка при Завершении дает несколько тысяч яиц. Из них большая часть – неоплодотворенные. Потом еще эмбрионы рассасываются; из личинок лишь некоторая часть переживает метаморфоз; в конечном итоге из всего помета выходит менее десятка особей. Так что гигант по сути лишь разновидность инкубаторного отсева, но пригодная не на удобрения или кормовой концентрат, а для работы.

— Но они слушаются погонщиков. И опасаются нанести вред.

— Не более, чем хозяйственные или домашние животные. Правда, биологически гигант одного с нами вида, но у декоративных насекомых души бывает больше.

— А можно… если видно, что из этого яйца выйдет гигант, сделать как–нибудь так, чтобы нормальная особь получилась? Исправить эмбрион?

— Нет, нельзя. Некоторые Мыслящие занимаются этим, но пока безрезультатно.

Соблазнительница преисполнилась жалостью и сочувствием:

— Ужасно. Он… или она… никто и никем не будет…никогда…

— А я вот иногда им завидую…

— Вы?! Им?!

— У них ни забот, ни хлопот. Всегда накормлен, ухожен, холят его и лелеют. Ни вожделений, ни сомнений. Работу дают всегда посильную. А если и не справится, так все равно не виноват. Совесть никогда не мучает – нет ее. С душой–то она может быть, может не быть, а без души так точно нет.

— И поэтому Вы им завидуете?

— Ты думаешь, Мыслящие живут припеваючи? Да я и четверти своих привилегий не знаю – не до того мне! Вся жизнь – в мучительных раздумьях. И совесть гложет – почему не сообразил, не догадался, не понял? Общий уровень развития науки не позволяет? Так наука только для непосвященных абстрактный монстр какой–то, а для нас наука – это мы и есть! Если тебе кто–то все время будет долдонить: «Нет, вот ты не можешь. Ты вот прямо сейчас должна понять, что ты вот просто не можешь!» – тебе это понравится? А если все же догадался и понял, так это всего лишь краткий миг радости. И он чаще всего проходит незамеченным, потому что новая истина – это новые вопросы, а новые вопросы – это новые мучительные раздумья. А завистники и злопыхатели всегда тут как тут, и своего не упустят. Думают, что если сумеют кому–то напакостить, так им самим лучше станет. Идиоты. Пакость потому и пакость, что от нее лучше никому не бывает. Посмотри на Всеобъемлюще–Милосердных или Радетелей Общего Нивелирования. Что за нравственные уроды! Но ведь бубнят и бубнят: мол, все горе – от ума, так давайте сделаем как–нибудь так, чтобы умных не стало. А кто же это умных ума лишать будет? Глупые? Ну хорошо, давайте у всех все привилегии отнимем и на всех поровну поделим. Ладно, если вместе с привилегиями и совесть делить, так ради Великого Духа, сам отдам. Пусть–ка узнают, как оно с ней и по ней жить…

— Многие думают, что горе и в самом деле от ума.

— Так пусть лучше горе, но от ума, чем от подобной глупости радость.

Мыслитель ненадолго ушел в себя, потом встряхнулся:

— Я решил по окончании работ полностью тебя реабилитировать – первое. Второе – предлагаю тебе после реабилитации стать моей ученицей.

— Меня… в Мыслящие?

— Полагаю, ты сможешь, если подналяжешь на учебу и не будешь разбрасываться. Задатки у тебя есть. Но учти – безоблачного счастья не будет. Его нет даже у таких пышущих жизнелюбов, как Верзила и таких упорных пройдох, как Резвый.

Соблазнительница замерла, потом ровным тоном безо всякого выражения сообщила:

— Вы не понимаете.

— Чего же это я не понимаю?

— Не чего, а кого.

— Кого?

— Тех вот, злопыхателей, завистников, пакостников.

— А что в них непонятного?

— Они не хотят – себе хорошо. Они хотят – плохо. Всем. Себе тоже.

Мыслитель резко повернулся к ней:

— Почему, во имя Великого Духа??

Но тут объявился Производитель: «Гигант к работе готов. Нужно проинструктировать погонщика. Без Вас не обойтись». Мыслитель так же резко отвернулся и быстро зашагал к месту предполагаемого раскопа. Соблазнительница понуро побрела следом.

Гигант работал так же, как и ел – не спеша, но споро и аккуратно. Выемка в оголовке промоины расширялась на глазах как будто сама собой.

После первых же вывороченных глыб почувствовалась аура Первых; сильная, для непривычных новичков – до отвращения – но уже всем знакомая и ничуть не страшная. Ничего похожего на залповый выброс, грозную мощь которого испытали на себе Мыслитель и Соблазнительница, не наблюдалось. Похоже, что–то там бродило века и века, выплеснулось в проделанную ими лазейку и рассеялось. Двое–трое из Сотрудников вспомнили, что вчера, как раз в то время они, нежась в своих естественных ваннах, ощутили некое слабое упругое мановение, но, ничего не поняв в его природе, пропустили мимо внимания. Мало–помалу все Сотрудники и опытнейшие из Рабочих, уверившись, что ничего опасного из недр бугра не извергается, подобрались вплотную к гиганту, чутко внимая и передавая погонщику корректирующие сведения.

Вскоре по их указаниям гиганту пришлось взять влево и вести раскоп по небольшому боковому желобку с истоком прямо на вершине бугра. Аура еще усилилась, уже явственно ощущались накатывавшие волнами эманации. Новеньким–первогодкам пришлось отойти к устью промоины; одного забрал Целитель – у того дело дошло до спазма, судорог щупалец и частичной потери мышечного тонуса, как будто он искупался в сильно пересоленной воде с большой примесью мирабилита. Но матерые, кривясь и вслух фыркая, держались. Гиганту же, похоже, все было нипочем, а погонщик, повращав глазами, потребовал коробку пастилы с кислинкой и, непрерывно жуя ее, продолжал управлять.