Милана - Ацамаз Хазбиевич Кадиев

еще и отвратительный приставала. Однажды после бурной вечеринки, закатанной прямо в офисе, и чудесного спасения его репутации и чести Миланой он открылся ей совсем в другом свете.

Иногда у меня бывает ощущение,

будто бы я командир взвода…

Оглядываюсь, а все мои солдаты

за это время

ушли или умерли в бою.

Девушка в очередной раз, уже в конце рабочего дня, зашла к Новаку проверить, проснулся ли он. Когда она зашла, он сидел на столе, поставив ноги на кресло, и смотрел в окно.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросила она.

– Ты, наверно, окончательно во мне разочаровалась, – произнес он совершенно отрешенным и пустым голосом.

– На любое поведение есть своя мотивация, и судить человека лишь по конечному результату несправедливо. Видимо, вам очень плохо, если вы не знаете меры в веселии.

– Да, – вдруг оглянувшись на нее, сказал он. Посмотрев в ее красивые и чистые глаза, он снова отвернулся. Ему было жутко неловко.

– Извини, – продолжил он, опустив голову, не в силах сдержать слез от ее пронзительного взгляда. – Извини, мне стыдно представать перед тобой в таком виде. Ты очень мне помогаешь, а я только и делаю, что подвожу и тебя, и отца. Он слез со стола и подошел к окну. Он повернулся к ней, и она вдруг увидела его слезы, ее взгляд сразу же переменился. Она сделала шаг в сторону и села в кресло. Она молча не отводила от него глаз, она хотела успокоить его, но этого человека она не знала. Милана нашла бы слова для своего начальника, Новака, но этого человека она еще не знала, точнее, она не видела его без маски, которую он придумал для окружающих. Он всегда казался ей гордым, даже надменным, никого не считающим достойным своего внимания, за исключением ее, конечно же. А порой даже жестоким. Он не умел прощать, и если кто-то переходил ему дорогу, он мог прибегнуть к любым методам, даже физическим, но свое получить, не пропустив никого вперед себя. Бескомпромиссный лидер. Но только не в работе, которую он плохо понимал и со временем перестал стараться это сделать.

– Иногда у меня бывает ощущение, будто бы я командир взвода. И знаешь, я оглядываюсь, а все мои солдаты за это время ушли или умерли в бою. Я кричу «в атаку!», а в ответ тишина, я смотрю – передо мной вражеский взвод, который готов меня растерзать, а я оглядываюсь и понимаю, что за мной никого уже нет и я один на этом поле боя, – он говорил, будто исповедуясь ей. – Я столько доказывал всем кругом, кто я и из какого теста слеплен, что и сам уже не знаю, кто я на самом деле… – Он смотрел на нее и думал, как она красива. Он так хотел сказать ей о своих чувствах, об искренней симпатии, зародившейся в первый же миг их встречи. Симпатии, которая сейчас пылает в его груди страстной всепоглощающей любовью. Но этого он сказать не мог, даже в эту минуту откровения.

– Авраам знает, где вы? – тихо спросила Милана.

В этот момент она показалась ему жестокой, он непроизвольно прищурился, глядя на нее, и хотел ответить грубо, но, одумавшись, тихо спросил:

– Это все, что ты скажешь?

Девушка, сама не ожидая от себя такой откровенности, ответила инстинктивно:

– Новак, вы предстали предо мной в абсолютно не знакомом мне обличье. Я, – она посмотрела на него и, медленно опустив глаза, произнесла очень тихо, – всегда думала, что вы избалованный мальчишка, который никогда не повзрослеет. Простите, но у меня были поводы так думать. – Она сомкнула губы и посмотрела на него, как посмотрел бы упрямый ребенок.

Он был очарован и сражен наповал. Он сел за стол, в кресло, стоявшее прямо напротив нее. Он ответил, что позвонил, успокоил отца. Потом он спросил, как ей удалось предотвратить его позор. Она рассказала все, с азартом смакуя подробности. Они оба хохотали. Порой Новак закрывал глаза руками, когда Милана нарочно поподробней описывала его пьяным и почти без чувств. Он искренне смущался, но улыбка не сходила с его лица, ибо слушать Милану, смотреть на нее, когда она что-то рассказывает, было для него истинным наслаждением, особенно сейчас, когда барьер между ними разрушен и есть простор для позитивного взгляда на человека, которого она, только лишь казалось, знает.

Милана, теперь уже абсолютно не обращавшая внимания на офисный планктон, с его мнениями и сплетнями о ней, окончательно превратилась в грозу для них. Они, как испуганные кролики, разбегались по рабочим местам, словно по норкам, только завидев ее на горизонте. Новак, окончательно поглощенный своим чувством, теперь при виде девушки сиял, как солнечный луч. Притом что внешне он как мог вуалировал свои чувства. Фразу «доброе утро» он репетировал по нескольку раз, иногда настолько поглощенный предвкушением произнесенного им приветствия он варьировал его просто до умопомрачения. Вплоть до «здравствуй, любимая» и после сказанного долгий упоительный поцелуй. Расплывшийся в неге на заднем сиденье, Новак (в последнее время этот утренний ритуал стал практически обязательным) вызывал у водителя синдром дергающегося глаза. Он никак не мог сопоставить привычно хмурого, неприветливого человека с этим жизнерадостным господином. Но на деле молодой человек проявлял куда меньше оптимизма, ограничиваясь фразой «привет», вместо дежурного «доброе утро». Милана стала иначе относиться к нему, но как именно, сама до конца не осознала. Теперь зайти к нему и спросить про отчет или еще о чем-нибудь стало для нее проблемой. Когда он при виде ее уже просто не в силах сдерживать улыбку, вопросительно смотрел на нее, ей становилось и приятно, и непонятно…

К ее глубочайшему удивлению, ни одно, ни второе чувство не вызывали у нее удивления, ей казалось, будто бы между ними никаких других отношений никогда и не было, кроме нынешних приветливых. Это легко объяснить. Новак действительно был надменным человеком, но только на глазах у тех людей, при ком не хотел представать в истинном обличье. Милана сама расположила себя на ту сторону баррикад и разделяла общее мнение с остальными, но молодой человек, так или иначе, не проявлял к ней неуважения или, тем более, надменности. Его поведение с ней было скорее сдержанным, нежели надменным, как с остальными. Он сразу же увидел в ней красивую девушку и даже попытался пару раз ее пригласить куда-нибудь, сопровождая это неловко сказанными комплиментами, это еще сильнее оттолкнуло его от нее в свое время. Теперь же