Милана - Ацамаз Хазбиевич Кадиев

поначалу даже товарищи боялись к нему подойти. Он здоровался с каждым, кто здоровался с ним, но даже не останавливая на них взгляда. Но никто не обижался, все всё понимали.

С того дня это первый раз,

когда дом начал

снова оживать.

Новак часто подводил отца своим поведением, в школе он часто дрался. Причем это лучшее, что у него получалось. Отец подумал и пришел к выводу, что мальчонка смог бы найти себя в боксе. Мальчик старался поправить дела в учебе, но получалось это крайне редко. Авраам, видя старания сына в освоении тех или иных наук, поощрял его стремления, нанимал профессиональных репетиторов. Долгими вечерами и сам старался разъяснить тот или иной предмет сыну. Однажды они около часа просидели над решением задачи. Новак подпер подбородок ладошкой, положив локоть на стол. Потом, когда отец спросил: «Ну что, задача стала тебе ясней?» – он затяжным, сонным голосом ответил: «Папа, прости. Но мои мозги давно уже уснули», после чего рухнул на стол. От удара он резко проснулся и, резко подскочив, вопросительно посмотрел на отца. Авраам подхватил сына и расхохотался на весь дом. В этом доме последний раз был слышен смех больше пяти лет назад, тогда Моника была еще жива и встречала мужа у порога. С того дня это первый раз, когда дом начал снова оживать.

Прошли годы. Пришло время покинуть отчий дом и отправиться на учебу Новаку. Он пошел по стопам отца, несмотря на то что тот предоставил ему полную свободу выбора. Он старался, как мог, пытаясь быть не хуже остальных, но это у него плохо получалось. Авраам понимал, что сын никогда не будет профессионалом в том, чем занимается сейчас. Его удел – победы в спорте. Но рвение и желание доказать всем, что он не глупее их, восхищало Авраама. Он видел, как закаляется характер Новака. Правда, когда у второго заканчивались аргументы устные, он пускал в ход аргументы более весомые и бесспорные. Свои увесистые кулаки.

Однажды во время пары один из студентов перебил его во время ответа и дополнил парочку пропущенных им факторов. Новак продолжил, но через некоторое время уже другой студент вполголоса произнес: «Что этот богатенький идиот несет?! Сам понимает?!» Парень сдержался, глубоко вздохнул и продолжил к общему удивлению. Преподаватель был поражен его стальным характером и поставил пять за ответ на троечку.

Но история на этом не закончилась. Новак подстерег ребят в парке, через который многие учащиеся срезали дорогу до общежития.

Грубияны шли в окружении своих дружков, всего их было семеро, но униженного парня это не остановило. Его сердце колотилось со страшной силой, ему было страшно, руки дрожали, а ноги подкашивались. Но он понимал: прощать нельзя! Они прошли мимо дерева вдоль аллеи, за которым стоял Новак, он смотрел им вслед и думал, как на них напасть.

Они отдалялись дальше и дальше… Вдруг он сорвался с места, набирая скорость с резвостью спринтера. Когда он был от них в паре метров, последние двое обернулись на топот. Не успев понять, что происходит, один из них мигом очутился на земле с разбитым лицом, Новак швырнул в него папкой с учебниками, как только тот обернулся.

Второго он также оглушил, со всей скоростью врезавшись в него плечом, удар был такой силы, что парень сбил с ног еще одного из группы ребят.Потом ему хватило двух ударов, чтоб свалить еще одного ошарашенного нападением студента. Тот, что обозвал его, сразу же рванулся бежать в общежитие, а тот, что его перебил, напрыгнул со спины, повалив его на землю. Только Новак попытался вскочить, как искры посыпались у него из глаз, последнее, что запомнилось, это шнуровка от кроссовка перед лицом. Он рухнул на спину, ощутив во рту осколки зубов и неприятный привкус крови. Удар сбил его с ног, но оглушил ненадолго. Он инстинктивно укрыл голову руками, пытаясь встать, он перекатывался то на один бок, то на другой.

Удары сыпались градом со всех сторон, к этим двум присоединился третий, которого сбил с ног его же товарищ, без сознания налетевший на него после удара. Он отчетливо слышал оскорбления и топот ног, слышал, как глухо отзывается его тело на нанесенные удары. Как обувь шуршит по асфальту, женские крики то с одной стороны, то с другой… «Хватит, вы его убьете!» – кричали прохожие, но никто не смел вступиться. Со стороны он был поверженный человек, которого бьют трое, но на самом деле он это начал и уж точно он это закончит.

Умываясь и глядя,

как кровь вперемешку с водой стекает в слив,

вытаскивая осколки зубов, впившиеся в десны и щеки,

он вдруг ощутил страшную пустоту внутри себя.

Вдруг он разглядел ногу одного из бьющих и движением руки сбил его с ног, появилось свободное пространство в «треугольнике», в котором его заперли. Он молниеносно перекатился на свободный бок и вскочил на ноги. Теперь его ничего уже не остановит. Он начал делать то, что делал лучше всего в жизни – бил, бил больно и прямо в цель. Лежащего он мгновенно нокаутировал, ему стоило это пропущенных ударов от двух стоящих, но оно того стоило, грубиян очнется только в больнице. Вдруг один, увидев это, попятился назад, а другой продолжал пытаться нанести удар по уворачивавшемуся то влево, то вправо Новаку. Сделав резкую серию контрударов по нападающему, он закончил ее тяжелым хуком справа, без шансов, нокаут. Остался еще один, метавшийся то назад, то вперед, не знающий, то ли бежать, то ли наподдать. За него решил Новак – он ринулся в его сторону, снеся его как локомотив. «Та самая шнуровка», – подумал он, нанося удары с правой и левой руки, он бил до тех пор, пока тот сопротивлялся, но это длилось недолго – один из ударов достиг цели, а второй поставил на драке жирную точку. Он поднялся над поверженным, оглядел лежащих на земле, сплюнул кровь, наполнившую его рот, и направился в общежитие.

Он зашел к себе в комнату и сразу направился в ванную комнату. Новак смотрел на свое побитое лицо в отражении зеркала, склонившись над раковиной. Умываясь и глядя, как кровь вперемешку с водой стекает в слив, вытаскивая осколки зубов, впившиеся в десны и щеки, он вдруг ощутил страшную пустоту внутри себя. По его бугристому от синяков и ссадин лицу текли слезы. Они щипали лицо и жгли солью