По ту сторону тьмы - Тори Халимендис

— Случайно нет, — с любезной улыбкой ответил Пабло. — Если я не ошибаюсь, он не учился в Университете.

— Мой сын получил домашнее образование. Превосходное, наилучшее домашнее образование! — возмущенно заявила Изабелла. — У него были отличные преподаватели! Фернан — весьма образованный молодой человек!

— Разумеется, — равнодушно бросил Фиоре. — Иначе и быть не могло. Прошу меня извинить.

И он поднялся на ноги, давая понять, что разговор закончен. А я застыла, пораженная внезапной догадкой. И Арман, и Мартин окончили Королевский Университет. И вполне могли быть знакомы с Пабло, пусть он и был несколькими годами старше. Непременно надо нынче же расспросить Мартина о моем новом знакомом!

— Нет, я лично с Фиоре знаком не был, — с сожалением признался Мартин, разливая вино по бокалам. — Он уже окончил Университет, когда мы с Арманом только поступили на первый курс. Но о нем среди студентов ходили самые настоящие легенды.

— Даже так? — удивилась я.

Тетушка Корделия привычно вырисовывала узоры на салфетке и, казалось, вовсе не прислушивалась к нашему разговору. Тем удивительнее стала ее реплика.

— Семья Фиоре всегда славилась безрассудностью, — задумчиво сказала она. — Говорили, что старик Энрико Фиоре украл свою Пилар прямо из Храма — она должна была выйти замуж за другого. Шума та история наделала много, о ней вспоминали еще долгие годы. Ваш Пабло, как я понимаю — правнук Энрико. Авантюризм у него в крови. У Энрико и Пилар было три сына, с младшим я водила близкое знакомство. Ах, какие безумства он совершал ради Милагры, моей подруги. Засыпал улицу перед ее особняком цветами, пел по ночам под ее балконом о любви — и ему вторили все окрестные псы. Соседи Милагры его ненавидели.

— А она ему отказала, да? — предположила я.

— Почему же? Она вышла за него замуж. Через три года он сбежал от нее в пограничный отряд. Сказал, что даже вероятность встречи с Сумеречными предпочтительнее ежедневного созерцания кислой физиономии жены. Видите ли, дорогие мои, выйдя замуж, Милагра принялась пилить супруга и требовать, чтобы он вел себя как подобает человеку приличному. Можно подумать, приличный человек стал бы распевать по ночам в тихом квартале, мешая спать законопослушным горожанам, — фыркнула тетя.

Мартин расхохотался.

— Да, забавная семейка. А Пабло, судя по рассказам, достойный потомок столь оригинальных личностей. История о том, как он разыграл одного из профессоров, внушала нам едва ли не благоговение. Представляете, он нанял продажную… Простите, тетя, я забылся.

— Ты что-то сказал? — подняла на него ясные голубые глаза вновь вернувшаяся к рисованию Корделия.

Но несмотря на мнимую глухоту тетушки, пересказывать неприличную историю Мартин не стал.

— Он пообещал показать мне некий манускрипт, в котором упоминаются мои предки, — сообщила я. — Полагаешь, это тоже розыгрыш?

— Не думаю, — ответил Мартин. — Зачем бы Пабло тебя обманывать или подшучивать над тобой? Скорее всего, рукопись действительно существует. Я даже склонен считать, что она подлинная и что в ней действительно есть упоминания семьи Лерой. Вопрос в том, чего добивается Пабло? У него определенно есть какая-то цель.

— Продолжить знакомство со мной?

Друг окинул меня внимательным взглядом.

— Мне жаль разочаровывать тебя, Рина, но боюсь, что дело вовсе не в этом. Разумеется, ты могла понравиться Пабло, но тогда он не стал бы договариваться о встрече под столь странным предлогом. Фиоре всегда везло с женщинами — об этом я наслышан. А еще он согласился, чтобы ты пришла с другом. Нет, это точно далеко не любовное свидание.

К своему удивлению, я почувствовала легкий укол сожаления. Пабло был весьма привлекательным мужчиной, и мне льстила мысль о том, что он мог бы увлечься мною. Но Мартин, скорее всего, был прав.

— Ладно, — сказала я как можно более легкомысленным тоном, чтобы друг не догадался о моей настоящей реакции на его слова. — Завтра все узнаем. Думаю, Фиоре сам расскажет нам о том, зачем я ему понадобилась.

В рыночный день трактир был забит народом. Крестьяне, перекупщики, небогатые горожане переговаривались, смеялись, подзывали подавальщиц, переругивались, и их голоса сливались в общий оживленный гул. На нас с Мартином, одетых в неприметные серые плащи, никто не обратил внимания. Пабло пришел чуть раньше, и мы не сразу обнаружили его за столом в темном углу. Как и мы, он был облачен в темную одежду, больше подошедшую бы небогатому купцу или зажиточному крестьянину. На столе перед Фиоре одиноко стояла кружка с пивом.

— Госпожа дель Лерой, — Пабло чуть привстал, когда мы подошли к нему. — Рад видеть.

— Пабло дель Фиоре — Мартин дель Ровье, — представила я мужчин друг другу.

К нам подлетела подавальщица, девица лет семнадцати с выбившейся из узла волос прядкой и с бисеринками пота на лбу, и поинтересовалась, что господа будут заказывать.

— Сегодня у нас восхитительное рагу из кролика, — сообщила она, глядя почему-то только на Мартина.

Мартин согласился на рагу и на пиво к нему — "три порции" — и девица унеслась по направлению к кухне.

— Итак, — сразу перешел к делу Пабло, — я обещал принести вам манускрипт. Вот он.

И Фиоре достал из сумки небольшой томик в переплете из выцветшей кожи. Вопреки моим ожиданиям, выглядела книга более чем скромно: ни позолота, ни инкрустации, ни даже тиснения не украшали ее обложку.

— Можно?

Я осторожно провела указательным пальцем по рыжеватой коже и внезапно почувствовала тепло, будто от встречи со старым, полузабытым приятелем по детским играм. У меня появилось странное ощущение, что я давным-давно уже читала эту книгу и непременно вспомню ее содержание, стоит мне только открыть ее и пробежать глазами первые строки. Я так и поступила, но увы: никаких воспоминаний вязь старательно выписанных строк у меня не вызвала. "Было то время темное и смутное, и слухи доходили до нас самого поразительного свойства…"

— Сборник легенд? — скрывая разочарование, спросила я.

— Не совсем, — уклончиво ответил Пабло. — Но лучше бы вам прочесть ее в менее людном месте.

Я согласилась с его правотой и захлопнула книгу, испытывая непонятное сожаление.

— Фиоре, давайте говорить начистоту, — вмешался Мартин. — Чего вы хотите?

— От вас — ничего, — похоже, Пабло даже не задело несколько фамильярное обращение.

— А от Северины?

— Прежде всего — чтобы она прочла рукопись. А уж потом, если ей будет интересно, поговорим.

Мартин хотел еще что-то спросить, но я остановила его.

— Хорошо, поговорим потом. Скажем, через неделю?

— Согласен.

Больше беседовать нам было не о чем. Подавальщица принесла обед — довольно вкусный, надо сказать — с которым мы быстро расправились, после чего распрощались и покинули трактир.

Мне не терпелось приступить к изучению рукописи. Вернувшись домой, я удалилась к себе и достала книгу. И только теперь заметила первую странность: ни на обложке, ни на титульном листе не было ни названия, ни имени автора. Вместо них записи предваряла картинка, изображавшая всадника в плаще. Я долго всматривалась в нее, и наконец мне показалось, будто изображение ожило. Я видела беззвездную ночь, слышала завывания ветра, замечала, как клонятся под его порывами верхушки деревьев. Всадник подался вперед. Он то и дело пришпоривал коня, опасаясь опоздать… Я моргнула, и наваждение исчезло. Остался не слишком четкий рисунок на желтоватом листе.

Я перевернула страницу и принялась разбирать причудливую вязь рукописных строк. Очень скоро мне стало понятно, что неизвестный автор описывает последний год войны с Сумеречными — время, о котором достоверных сведений почти не сохранилось. В Книге Света было сказано: "Неисчислимые рати сокрушали любые препоны и уничтожали дыхание жизни, и ужас шел впереди полчищ их. И создана тогда была Черта, пересечь кою порождения Сумрака не смели, и были Дети Света спасены". Вот и все. В детстве Сумеречные представлялись мне бесплотными темными фигурами высотою где-то в два человеческих роста. В их присутствии непременно становилось страшно, темно и холодно. Но книга, которую я сейчас держала в руках, полностью развеивала мои детские представления.

Первое, что поразило меня — Сумеречные были людьми. Живыми людьми из плоти и крови, которых можно было ранить и даже убить. И их убивали — десятками и сотнями. Причина войны в рукописи не называлась, но потери с обеих сторон были огромные. На описании того, как воды приграничной реки окрасились багровым от пролитой крови, меня замутило.