По ту сторону тьмы - Тори Халимендис

— Не знаю, не знаю, — задумчиво отозвался Благодатный. — Быть может, он просто рассчитывал приобрести недорого какую-нибудь редкость. К сожалению, теперь нам этого не узнать. А все же хотелось бы выяснить, что именно ему известно?

— Что именно ему известно — о чем? — резко подавшись вперед, спросила я.

Франц вздрогнул и перевел на меня взгляд. Последнюю фразу он определенно произнес не для меня — просто размышлял вслух.

— Как вы полагаете, Рина, может ли Фиоре что-либо знать о содержимом сокровищницы дель Лерой?

— Откуда бы? — я постаралась спросить как можно более удивленно, хотя подобная абсурдная мысль уже не единожды приходила мне в голову.

— Вот и я так думаю, — медленно произнес Благодатный. — Откуда бы?

И устремил мне в лицо тяжелый немигающий взгляд, от которого мне стало не по себе.

***

Этот сон даже более странный, нежели предыдущий. Снова беззвездная ночь, снова незнакомая местность, только не облетевший лес, а опустевший сад. Возле покрытой серебристой изморозью каменной скамьи горит одинокий фонарь. Я смотрю на тусклый круг желтого света, прикасаюсь, словно зачарованная, к холодной резной спинке. От тепла моих пальцев изморозь тает, и темно-серый камень влажно поблескивает там, где я провела рукой. Сегодня ветра нет, и тишина, неестественная, мрачная, давит на меня и вселяет страх.

— Ты пришла.

Негромкий голос за спиной заставляет меня вздрогнуть и обернуться. В темноте я могу разглядеть лишь силуэт — мужской, судя по росту и ширине плеч.

— Кто ты? — мой голос дрожит.

Пальцы с силой сжимаются на камне, но холода я не чувствую. Я и боюсь, что незнакомец шагнет ко мне, и хочу этого.

— Кто ты? — повторяю и понимаю, что вот-вот сорвусь на крик.

Я не вижу его лица, но чувствую, что он усмехается. Я забавляю его — одинокая, беззащитная, из последних сил старающаяся сохранять спокойствие. Злость поднимается во мне темной волной, сметает настойчивые возражения здравого смысла, и я спрашиваю в третий раз:

— Да кто ты, Сумрак тебя подери, такой?

Он смеется низким хрипловатым смехом.

— А ты смелая. Смелая, но безрассудная.

Его голос звучит почти нежно. Опасная нежность, предостерегающая, подобная мягкой кошачьей лапе, в которой прячутся острые когти. И хищник передо мной явно крупнее домашней кошки. Я вскидываю голову, гордо задираю подбородок, крепко сжимаю зубы. Я не боюсь тебя, видишь?

— Подойдешь?

Он играет со мной. В его голосе проскальзывают бархатистые нотки, такие завораживающие, такие соблазнительные. Желание шагнуть к незнакомцу, увидеть наконец его лицо становится почти нестерпимым.

— Иди ко мне, — зовет он.

Пальцы медленно, нехотя разжимаются, оставляя нагревшийся от тепла моей руки камень. Я напряженно всматриваюсь в полумрак и делаю первый осторожный шаг… И просыпаюсь.

***

Этот сон не напугал меня так, как первый. Теперь я уже твердо считала странные сновидения связанными с манускриптом и утром испытывала даже небольшую досаду: очень уж мне хотелось рассмотреть лицо незнакомца. А еще меня не покидала уверенность, что приснившиеся мне места существуют в действительности. Вот только где? И отчего они показались мне знакомыми? И я не была уверена, что Пабло Фиоре знает ответы на эти вопросы.

Помимо воли мысли мои то и дело возвращались к незнакомцу из сна, оттого-то я и проглядела опасность, подкравшуюся ко мне наяву. Посетив банк, я решила немного пройтись и выпить горячего шоколада в кондитерской. Будь я более внимательна, то смогла бы через витрину рассмотреть недавно вошедшую в модное заведение пару: Изабеллу и ее сына. Но я в который раз вспоминала диалог с незнакомцем, потому толкнула дверь и вошла, не заглядывая. И тут же оказалась вырвана из грез знакомым голоском:

— Дорогая, дорогая Северина! Я как чувствовала, что мы непременно встретим вас! Фернан собирался уже уходить, но я уговорила его задержаться. Присоединяйтесь к нам, прошу!

Я бросила взгляд на заставленный тарелочками с пирожными столик. Что-то сомнительно, чтобы Фернан собирался покинуть свою родительницу: Изабелла тщательно блюла фигуру, справедливо полагая, что хрупкость и изящество ей к лицу. Значит, угощение предназначалось для молодого человека.

Изабелла ткнула острым локтем сына в бок.

— Фернан! Поприветствуй же нашу дорогую Северину!

Флегматичный рыхлый блондин с крупным носом и близко посаженными небольшими светло-голубыми глазами нехотя процедил:

— Счастлив вас видеть, госпожа дель Лерой.

— Взаимно, — фальшиво улыбнулась я. — Простите, но я заглянула ненадолго — хотела заказать меренги к ужину.

Изабелла не поверила в мою ложь. На розовых губах появилась куда более радостная — и более фальшивая — улыбка, нежели у меня, и дама нежно пропела:

— Ах, дорогая, куда вам спешить? Прошу вас, присаживайтесь, составьте нам компанию. А мы развлечем вас новостями. Слышали, что произошло с тем неприятным молодым человеком?

— Простите, вы о ком?

— Ну как же! О недавнем госте ее высочества.

Заинтригованная, я опустилась на стул, который придвинул мне с кислым выражением лица Фернан.

— Так что же случилось с господином Фиоре?

— Ничего, — удивленно ответила Изабелла. — А почему с ним должно что-то случиться?

Я растерялась.

— Но вы ведь сами только что сказали, что знаете некие новости о нем.

Моя собеседница досадливо поморщилась.

— Ах, нет же! Я говорила о поэте, помните такого? Он еще читал на редкость глупые стишата. Я еще тогда сказала вам, что давненько мне не приходилось слышать этакой ерунды.

Я бросила на Изабеллу изумленный взгляд. Неужели память столь сильно подводит ее? О бездарности поэта упомянула Матильда, а заклятая подруга тут же обвинила ее в вульгарности. Но красивое лицо Изабеллы было столь безмятежно, что я даже усомнилась в том, что правильно запомнила события.

Арамеус был мне неинтересен, так что рассказ о его похождениях и о том, что поэта застал некий богатый старикашка в пикантной ситуации со своей супругой, я слушала невнимательно. Фернан все то время, что его маменька пыталась втянуть меня в разговор, флегматично поглощал пирожные. Очень скоро все тарелочки на нашем столе опустели, причем сладкоежка умудрился незаметно слопать и мой заказ.

— Но самое поразительное, — завершила повествование о злоключениях Арамеуса Изабелла, — что ее высочество только посмеялась над этой историей. Представляете, Северина? Каролина осудила бы кого угодно, но своему любимцу готова все спустить с рук. Хотя надо признать, что он — весьма привлекательный мужчина. Многие молодые женщины без ума от него, что уж говорить об увядающей даме?

У меня не было ни малейшего желания обсуждать отношение принцессы к поэту, и я принялась спешно придумывать предлог, чтобы покинуть кондитерскую — тем более, что десерта меня все равно лишили. На мое счастье, дверь распахнулась, впуская нового посетителя. Мартин сдержанно поприветствовал Изабеллу и ее сына и уже хотел устроиться за нашим столиком, как я вскочила.

— Как хорошо, что ты пришел! — преувеличенно радостно воскликнула я. — Я как раз обнаружила чудесную ткань для обивки тетушкиных кресел. Как раз такую, как она хотела. Вот только не помню, тетушка предпочитает розовые или сиреневые оттенки? Давай ты тоже взглянешь?

К чести Мартина, он не стал удивленно спрашивать, к чему тетушке менять обивку на купленных совсем недавно креслах. Равно как и недоумевать по поводу того, что я именно у него интересовала любимыми цветами тетушки. Напротив, он кивнул и абсолютно серьезно сказал:

— Конечно, данный вопрос требует основательного подхода. Пойдем, я хочу сам оценить ткань.

И мы покинули раздосадованную Изабеллу. Фернан, по-моему, не обратил на наш уход ни малейшего внимания. Перед ним еще красовались остатки пирожного.

***

Я иду по длинному коридору, освещенному лишь призрачным лунным светом. Я знаю, что на стенах висят светильники, которые должны ярко гореть всю ночь, но сегодня чья-то рука так кстати загасила их. Это хорошо — в полутьме у меня больше шансов остаться незамеченной.

Я стараюсь ступать как можно осторожнее, чтобы звук моих шагов не потревожил тишину. Поравнявшись с окном, приподнимаюсь на цыпочки и, ухватившись за узкий подоконник, выглядываю наружу.