Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

—      Садитесь, прошу вас. Пожалуйста, не обращайте внимания на беспорядок. Здесь сегодня не убрано. Пришлось отпустить прислугу, ведь жизнь выбилась из привычной колеи. Ах, это все так тяжело! Если бы я заранее знала, что вы придете... Обещайте мне, пожалуйста, что не будете обращать внимания на этот беспорядок.

—      Прошу вас, не беспокойтесь, я ничего не вижу, — сказал сыщик, окидывая пристальным взглядом комнату, в которой царил образцовый порядок.

Обстановка самая старомодная. По-видимому, получена в наследство от родителей Амстеда. Все сорок шесть лег своей жизни Теодор Амстед изо дня в день видел перед собой эти вещи.

Вот маленькая шкатулка из красного дерева. А вот ломберный стол с двумя полированными досками, одна из которых так приподнята, что в ней, как в зеркале, видно двойное отражение саксонских фарфоровых безделушек. Дальше овальный стол с кружевной скатертью и хрустальной вазой посредине. А вот небольшие томики стихов в кожаных переплетах. Наконец, рояль. По датскому обыкновению, он стоит открытый, с разложенными на пульте нотами, будто на нем только что играли...

—      Ах, это все так ужасно... ужасно. И как это могло случиться? Ничего не понимаю. Мне все кажется, что это сон, что я вот-вот проснусь, и страшное наваждение рассеется... Мы были так счастливы. Уверяю вас. Мы были по-настоящему счастливы. За восемнадцать лет нашей супружеской жизни мы не расставались ни на один день. Моему мужу и в голову не приходило пойти куда-нибудь без меня... Это и ставит меня в тупик... Уж не заболел ли он? Все это могло произойти только в припадке какого-то внезапного умопомрачения. Как вы думаете? А в полиции того же мнения?

—      Разумеется. А вы раньше ничего не замечали за мужем? Может быть, нервы у него расшатались?

—      О нет, нет, что вы! Совсем напротив. Он всегда был такой спокойный и уравновешенный. Мы вели очень регулярный образ жизни. И всегда заботились о том, чтобы у нас было хорошо и уютно.

—      И даже самое последнее время вы не замечали за ним никаких странностей?

—      Никаких решительно. Ну как может вам прийти в голову такая мысль? Если бы вы знали его! Он был всегда такой ровный. Точный и аккуратный. Можно смело сказать, что это был человек привычки. Он не любил перемен. Все у него стояло на своем месте. И у меня тоже. Мы во всем друг с другом соглашались. Ах, какой он был добрый, наш папочка! И всегда такой внимательный ко мне! Как он мог это сделать?! Он поставил меня в ужасное положение! Что скажут наши знакомые? И вообще все, кто узнает? В газетах уже писали об этом. Я теперь не решаюсь взять газету в руки!..

Фру Амстед прикрыла глаза ладонями и разрыдалась. Сыщик вежливо ждал, пока она успокоится.

—      Это так непонятно, какое-то безумие! Если бы я только знала, почему... И таким способом!

—      Да, все это очень странно. Вот именно поэтому я и пришел сюда. Полиция не может до конца разобраться в этом происшествии. Здесь еще много неясного. У нас фактически пока еще очень мало данных, за которые мы могли бы ухватиться. Вы как будто узнали по разбитым остаткам часы вашего мужа. Костюм, бывший на покойнике, заказан в мастерской у портного Хольма, который обычно шил на вашего мужа. И, наконец, еще письмо. Вы-то вполне убеждены, что письмо написано лично вашим мужем? И что почерк — его собственный?

—      Да, разумеется. Письмо написано им. И почерк его. Изящный, четкий почерк. Кто же еще мог написать это письмо? Или вы думаете, что письмо мог написать кто-нибудь другой? Может быть, в полиции полагают, что это вовсе не мой муж покончил свою жизнь таким... таким ужасным способом?

—      На этот счет, к сожалению, не остается никаких сомнений. Уж кто-кто, а вы-то должны знать его почерк. Да и нетрудно сравнить это письмо с другими. Какая кому может быть выгода от подложного письма? Странно только, что он не называет подлинных мотивов своего поступка. А догадаться об этих мотивах просто невозможно.

—      Да, но... А не кажется ли вам, что какая-то доля сомнения все-таки остается? Вы же понимаете... я уже делаю все необходимые приготовления. Уже и объявление в газеты дано — коротенькое, скромное, какое и ему самому бы понравилось. Да еще нужно столько всяких дел переделать! Приходится и о трауре подумать, о траурном платье. Вы ведь знаете, чего это все стоит, когда умирает близкий человек. Так было, когда умер мой свекр...

Через приоткрытую дверь сыщик заглянул в столовую. То была продолговатая, чуть срезанная наискось комната. Единственное окно находилось в самом углу, и света в нее проникало немного. Можно было разглядеть темные панели и дубовый буфет. На обеденном столе — швейная машина, а рядом какая-то черная ткань. На одном из стульев висело несколько платьев.

Госпожа Амстед уловила взгляд сыщика.

—      Ах, вот видите! Вы уж извините за этот беспорядок. Когда вы позвонили, я как раз шила. Спарывала отделку с некоторых платьев, их нужно отдать покрасить. С минуту на минуту я жду посыльного, я даже думала, что он как раз и звонит. Платья я перекрашиваю в черное. А все-таки скажите: неужели нет никаких сомнений в том... что тот... ну, словом, который погиб... мой муж?

Она схватила сыщика за руку.

—      Вы должны мне сказать. Вы обязаны сказать. Можно ли допустить, что он вовсе не умер? Может быть, он просто потерял память и где-нибудь скитается? Или мало ли что еще могло случиться? А вдруг на полигоне погиб кто-то другой? Или, может быть, муж мой не убивал себя? Вдруг это кто-нибудь другой его... Может быть, его убили?

Глава 7

Сыщик мягко высвободил свою руку.

—      Да нет, что вы, фру! Я этого не думаю. Мне только кажется, что в этом деле еще много невыясненного. Нам так и не удалось раскрыть ни мотивов, ни причины. Поэтому нужно, чтобы вы рассказали мне все, что знаете. Ничего не скрывайте. Будьте спокойны и целиком положитесь на нас. Что бы вы ни доверили нам, все останется строго между нами.

—      Ну, что же вы хотите знать?