Это проклятое ремесло. - Фредерик Дар

Я пытаюсь одеть халат, но не могу. Мои движения становятся все более неточными... Все в тумане... Мне холодно, я стучу зубами... Заворачиваюсь в банную простыню и иду в комнату. Малышка уже приготовила постель. Белые простыни ждут меня. Я падаю на них...

— Мне холодно, — я стучу зубами, — мне холодно...

Она набрасывает на меня одеяла... Ничего не помогает... Она дает мне выпить немного спирта.

— Послушайте, — шепчу я, — я сильно заболел... Для вас лучше предупредить полицию...

Я совершенно обессилел и не способен сопротивляться. Ее прохладная рука ласкает мой лоб.

— Не бойтесь ничего, — шепчет она. — Не бойтесь ничего.

Я взаправду заболел. Мне казалось, что я прошел сквозь туннель, пронизанный светом. Я открыл глаза, огляделся, не узнавая помещения. Но что-то оно мне напоминало... Ах, да, комнату малышки!

Она приблизилась со шприцем в руке, решительно сдернула простыню и протерла ледяной ватой мне левую ягодицу. Я попытался протестовать, но почувствовал укол в мягкое место.

— Как вы себя чувствуете?

Мне казалось, что я могу говорить нормально, но артикуляции не получалось, челюсти были, можно сказать, спаяны.

— Сейчас будет лучше... — сказала она.

Мне удалось улыбнуться... Она села на край дивана.

— У вас пневмония... Я испугалась, что придется вас госпитализировать. Решила, что если утром ваше состояние не улучшится...

Слова, которые она произносила, доходили до меня с некоторым запозданием, но все-таки я понимал их. Я попытался сосредоточиться. Мне надо объясниться... Почему, черт возьми, я не могу говорить? Ведь пневмония не осложняется кровоизлиянием в мозг.

— Это вы меня...

Больше я не мог сказать. Я догадался, это не паралич, а слабость.

— Да, это я вас выходила. Я работаю сестрой милосердия в одной из больниц Берна, сейчас на каникулах, к счастью... Я вводила вам сульфамиды...

— Долго?

— Два дня.

— Как вас зовут?

— Франсуаза.

Я слегка пошевелил пальцами. Она взяла меня за руку, и я сразу почувствовал, что мне стало лучше. Через мгновенье я заснул. Но теперь это была не кома, а добрый храп отца семейства.

Когда я проснулся, была ночь. Комната Франсуазы была наполнена розовым светом. Девушка готовила что-то на электроплитке. Это что-то испускало вкусный запах топленого масла, что приятно отозвалось в моем желудке. Я закричал:

— Франсуаза!

Настоящий крик вырвался из моих подмокших легких, и она прибежала с вилкой в руке, похожая на морскую богиню с трезубцем.

— Что с вами?

— Голоден!

Она засмеялась. В первый раз. Она очень хорошо выглядела. На ней были штаны из черного шелка и что-то вроде прямой блузы небесно-голубого цвета. Волосы были перевязаны лентой. Она походила на студентку, которая сдала все экзамены.

— Вам все лучше и лучше!

— Благодаря вам!

— Пф...

Да! То, что вы сделали, просто чудо! Разве вы не в курсе, что я опасный злодей?

— Злодей не стал бы прятаться в бассейне!

— Почему?

— Потому что злодей бы струсил!

Аромат топленого масла сменился запахом гари, и Франсуаза побежала на кухню.

Классная девушка! Подумать только, я ее никогда не видел, а она рискнула своей честью и безопасностью, чтобы вырвать меня из когтей полиции и смерти!

Она вернулась.

— Большие потери?

— Нет, котлета немного подгорела, это пустяки!

— У вас не будет неприятностей из-за меня?

— Никто не знает, что вы здесь!

— Ваши соседи?

— Я ни с кем не общаюсь.

— У вас нет дружка?

Ее нежный взгляд омрачился.

— У меня был жених... Он умер.

Ну, конечно! История, заставляющая плакать! Умерший жених! Драма на всю жизнь. Заметьте, это не мешает ей забавляться с другим. Но могила покойника — это священный сад. Она там льет горькие слезы, орошая увядающую герань.

Умерший является к ней в ореоле славы, наделенный всевозможными достоинствами... Между тем, если б он жил и работал в мэрии, в нем не было бы ничего от легендарного героя. Это был бы обыкновенный дурачок, который по утрам выносил бы помойное ведро и ходил бы за молоком... Он зарабатывал бы на хлеб насущный и имел бы такие развесистые рога, что с ними невозможно было бы путешествовать по Лапландии, потому что все северные олени бежали бы следом.

— Какая жалость. И с тех пор вы живете воспоминаниями?

— Да.

Я чувствовал, что она готова освободиться от этой власти.

— Вы поужинаете со мной?

— С удовольствием.

Она подкатила столик к дивану и поставила два прибора.

Очаровательный ужин. Мне казалось, что я муж милой пастушечки. Честно говоря, иногда приятно и поболеть. Только я очень редко болею. Я поклевал отбивную и съел немного клубники со сливками.

— Надеюсь, завтра утром смогу уйти, — сказал я, когда она все убрала.

Она застыла, раскрыв рот от удивления.

— Завтра? Вы сошли с ума... Вы едва стоите на ногах!

— Я быстро восстанавливаюсь, знаете ли!

— Не говорите глупостей!

Она собралась выйти, но передумала.

— Вам скучно у меня?

— Что за вздор! Меня терзают сомнения, вот и все!

— Тогда прогоните их!

Она вышла. Я так и сделал — мне стало лучше.

На следующий день я чувствовал в себе достаточно сил, чтобы держаться на ногах. Я встал с постели, обвязав полотенце вокруг бедер. Было рано. Стоявший на комоде позолоченный будильник показывал пять часов. Я направился в кухню, где увидел на полу надувной матрас, на котором спала малышка. Она лежала, уткнувшись носом. Во сне она была очаровательна. Милая девочка, ей необходимо было жертвовать собой, необходимо было освободиться от переполнявших ее эмоций.

Скрип двери разбудил ее. Она оперлась о локоть и принялась протирать глаза.

— Невероятно!

— Что невероятно, Франсуаза?..

— На ногах! Вы мне только что снились

Она выпрямилась. На ней была белая пижама, которая выгодно обрисовывала ее формы.

— Быстро в кровать! А то снова простудитесь!

— У меня сердце разрывается, видя вас на полу, тогда как я валяюсь в чистой постели.

Она проводила меня до дивана. Я рухнул на него, утомленный таким коротким путешествием. Она села рядом со мной. Ее глаза светились.

— Кстати, Франсуаза, вы читали прессу в эти дни?

— Конечно...

— Что там говорят о моем деле?

— Полиция считает, что вы улетели за пределы Швейцарии на каком-то подпольном самолете.

— Отлично!

Я задумался. Мне необходимо еще два-три дня для того, чтобы восстановиться. Когда мне станет лучше, я попытаюсь получить по чеку и вернуться во Францию... Вот только благоразумно ли самому получать деньги, если мои приметы известны, а сумма весьма значительная? Меня тут же опознают. С другой стороны, необходимо предупредить Старика о том, что со мной произошло. Он, наверное, мнет сейчас швейцарскую прессу, гадая, что же случилось со знаменитым комиссаром Сан Антонио.

Я мог бы переправить ему записку... Возможно, даже приложить чек к письму, и пусть он разобьется в лепешку, чтобы получить по нему...

Вдруг я осознал, что Франсуаза рядом. Я поднес руку к ее хрупкому затылку, и она вздрогнула от прикосновения. Потихоньку я привлек ее к себе и положил поперек дивана. Мои сухие губы встретились с ее губами, и это был великий стоп-кадр хэппи-энда.

Не знаю, может быть, это покойный жених научил ее целоваться. Как бы то ни было, она своего не упустила, милая сестричка. Возможно, швейцарские студенты-медики столь же похотливы, как и французские, и во время ночных дежурств они преподают курс сравнительной анатомии славным дежурным сестрам?

За время, меньшее, чем необходимо министру финансов для введения нового налога, она оказалась между простынями в одежде Евы, а в следующий миг судорожно прильнула ко мне. Как она ждала этой минуты!

«Возьми меня всю», это ей было известно! Она столь же чувственна, сколь мила. Теперь я понял. Ореол преследуемого французского агента в пиковом положении возбуждал ее. Выхаживая меня, она трудилась для своего личного блага.

Неслыханно, до чего же женщины сложны! Они ни от чего не отказываются ради своего удовольствия. Они готовы выкормить мужичка молоком, чтобы положить его к себе в постель сразу, как он созреет.

Франсуаза занималась любовью по-сестрински. То есть она заботилась о партнере.

Она готова была пичкать меня подслащенным аспирином во время гимнастических упражнений. Она дозировала усилия, успокаивала слишком горячие порывы и заставляла передохнуть, когда считала это нужным.

Однако, несмотря на ее усилия и умелое искусство (которым я сумел воспользоваться), после этого большого стиплчеза я утомился больше, чем если бы пересек Атлантику на морском велосипеде, толкая лодку Бомбара.

Видимо, мой квалификационный уровень показался ей удовлетворительным, ибо она покрыла меня жаркими поцелуями, отпуская такие соленые шутки, которые, по-моему, могли запросто убить ее жениха.