Как это было: Объединение Германии - Михаил Горбачев

Новая восточная политика

Отказ советского руководства от последовательной пропаганды германского единства помог перехватить эту насущную для немцев идею западным державам. Он был взят на вооружение самой Федеративной Республикой. Если до «новой политики» Хрущева западногерманские деятели, поддерживавшие принцип единства, рисковали навлечь на себя подозрение в нелояльности принятому союзниками по НАТО курсу и более того – в симпатиях к «Востоку», то теперь курс на единство стал восприниматься как выражение патриотизма. При этом решение проблемы единства виделось исключительно в подтексте «холодной войны»: заставить, вынудить противника подчиниться требованиям Запада.

Между тем наиболее серьезные западные политики, в том числе и в Федеративной Республике, отдавали себе отчет в том, что решение германской проблемы, включая восстановление единства Германии, возможно лишь на базе разрядки международной напряженности. К числу таких реалистически мыслящих деятелей относился и канцлер Германии Конрад Аденауэр.

Конечно, Аденауэр был непримиримым антикоммунистом, но как незаурядный человек и крупный политик он в полной мере учитывал реальную обстановку. А она убеждала в том, что добиться единства Германии можно, только ослабив противостояние складывавшихся враждебных блоков, и прежде всего – найдя общий язык с Советским Союзом. Понимал он и то, что нормальные отношения с СССР могут способствовать укреплению позиций ФРГ в качестве влиятельной силы в Европе и в мире.

Деятельность в этом направлении требовала, естественно, особой осторожности. На протяжении первых лет существования, несмотря на свой формально суверенный статус, ФРГ оставалась зависимой – особенно в том, что касалось внешней политики. Для обретения истинного суверенитета ей предстояло пройти еще долгий и нелегкий путь, не раздражая при этом опекавшие ФРГ бывшие оккупационные державы.

Сказанное позволяет в полной мере оценить всю смелость шага, предпринятого Аденауэром осенью 1955 года и приведшего к нормализации отношений между ФРГ и СССР.

8 сентября представительная делегация во главе с канцлером прибыла в Москву. В ходе непростых переговоров удалось преодолеть существовавшее до тех пор состояние отчуждения. Были установлены дипломатические отношения, расчищены важные каналы межгосударственных экономических связей. В качестве жеста доброй воли советское руководство согласилось отправить в Германию осужденных за военные преступления немецких граждан.

Как и по многим другим вопросам российско-германских отношений, о смысле и значении этого визита до сих пор ведутся ожесточенные споры. Существует, например, точка зрения, согласно которой визит Аденауэра в Москву знаменовал собой окончательную юридическую фиксацию расчленения Германии на два самостоятельных государства. Одним из аргументов, призванных подтвердить эту точку зрения, было то, что после визита Аденауэра в Москве обосновались два признанных немецких дипломатических представительства – ФРГ и ГДР.

Более обоснованной представляется иная оценка. Да, результаты визита Аденауэра в Москву стали подтверждением того, что в новейшей истории Германии начался новый этап. Теперь предстояло решать задачу единства с иных, по сути дела полярных, позиций, кропотливо создавая предпосылки для воссоединения в будущем.

И с этой точки зрения главный смысл визита западногерманского канцлера в Москву видится в ином свете. Положив начало улучшению отношений с СССР, он, по сути дела, сделал шаг к германскому единству. Конечно, чтобы достигнуть цели, предстояло еще пройти долгий и трудный путь. И только сейчас, добравшись до финиша, мы можем в полной мере осознать, какое значение имел тот, недооцененный современниками первоначальный шаг.

Однако своим визитом в Москву Аденауэр добился еще одного, немаловажного результата. Известно, что официальные круги Запада неодобрительно отнеслись к его визиту. Привыкшим распоряжаться в Западной Германии как у себя дома, им было трудно смириться с тем, что Федеративная Республика, которую они создали, выросла из детских штанишек и претендует на право самостоятельных решений.

Недовольство вызвало и то во многом неожиданное обстоятельство, что переговоры в Москве, вопреки прогнозам экспертов, привели к позитивным результатам. Судя по ныне известным документам, посол США в СССР Ч. Болен был буквально в ярости и сравнивал поведение Аденауэра в Москве с поведением английского премьера Невилля Чемберлена, подписавшего в 1948 году в Мюнхене капитулянтский договор с Гитлером и Муссолини. Более дипломатично, но примерно в том же духе высказывался английский премьер-министр Гарольд Макмиллан. Утверждения, что канцлер ФРГ, заключив договор в Москве, подвел Запад, нанес ущерб его дипломатии и проявил недопустимое своеволие, нашли широкое распространение в комментариях американской и английской прессы. Были и позитивные оценки, прежде всего на уровне аналитиков и экспертов. Однако не они делали погоду.

Как показали последующие события, после московских переговоров Аденауэр почувствовал себя менее связанным опекой держав-покровителей. Он стал не только «самовольничать», но и, в случае необходимости, не особо афишируя, жестко отстаивать свои позиции. Так произошло, например, спустя некоторое время, когда американские власти впервые предложили разместить в Западной Германии ракеты среднего радиуса действия, способные достичь территории Советского Союза. В ответ Аденауэр заявил своему старшему партнеру по НАТО, что этот план таит в себе слишком большую опасность для национальных интересов, более того – для существования Федеративной Республики, и одержал на том этапе победу. До нормализации отношений с Москвой что-либо подобное было бы просто невозможным.

Когда, подписав соглашение о восстановлении дипломатических отношений, Аденауэр покинул Москву, многим казалось, что разделение Германии на два государства продлится сравнительно недолго. Таким настроениям не помешало даже то, что вскоре в Москву прибыла правительственная делегация ГДР, заключившая договор, согласно которому Германская Демократическая Республика рассматривалась как суверенное государство. Казалось, что все это – временное, промежуточное и что за этим последуют настоящие, фундаментальные договоренности.

Понятно, что в рамках этой книги я не собираюсь описывать сорокалетнюю историю отношений обоих германских государств и их отношений с Советским Союзом. Ограничусь оценкой некоторых событий и обстоятельств, сыгравших заметную роль в движении к германскому единству.