Реликвия Викингов - Владимир Весенний

Появление Венедикта обещало внести в жизнь Тамары Петровны разнообразие. Молодой и энергичный, с душой не тронутой коррозией разочарования и пресыщенности, он искал свое место на ветвях раскидистого древа жизни. Он не производил впечатления ветреного себялюбца или упрямого искателя пресловутого «смысла жизни», он шагал, сам не ведая куда, легко и непринужденно, так, как умеют шагать люди в молодости. Тамара Петровна давно разучилась так ходить, и невольно ее потянуло вернуться на десять – пятнадцать лет назад и без оглядки бежать навстречу радостному «завтра», подставляя лицо и руки весеннему солнцу. Но в прошедшую юность ее никто не брал, а так хотелось, и никто не шептал на ушко приятных глупостей про любовь, ах, как давно это было – горение сердца, истома ожидания, трепет прикосновения, слезы счастья – все в прошлом, неужели в прошлом?! Уже в прошлом?!!

Тамара Петровна спросила:

– Вы живете с родителями? – хотя спросить хотела совсем другое.

– С мамой. Они с отцом давно разошлись.

– А друзья? У вас есть друзья?

– Разумеется. Но сейчас они далеко. Практически с мамой мы остались одни в республике. Отец и его родня в Москве. Родственники матери – во Владимирской и Ярославской областях. Родители перевезли меня из России в младенчестве. Мать настаивает вернуться на историческую родину. Выбирает варианты обмена.

– Сейчас многие уезжают.

За рифлёным стеклом двери показался силуэт. В кабинет вошел молодой человек двадцати пяти лет в коричневой рубашке в крупную клетку и серых брюках без ремня и подтяжек. Узкие бедра, плоская грудь, черные реденькие усы и зачесанный набок тёмно-русый чуб очень отдаленно напоминали фюрера Германии времён третьего рейха. Глаза «фюрера» возбужденно блестели, щеки пылали пурпуром:

– Слышу – закончили, дай, думаю, позову на чай, – сказал он.

– Здравствуйте, Анатолий! – поздоровалась Тамара Петровна.

– Ах, да! Прошу великодушно извинить! Здрасте, – Анатолий сделал два шага к столу завуча и в полупоклоне приложился губами к ее руке.

Тамара Петровна иронично ухмыльнулась.

– Вот, Венедикт, познакомьтесь. Анатолий Евсеев, мой ученик и завхоз нашего заведения в одном лице. Судя по характерному румянцу и блеску глаз одним чаем не обошлось.

– Так ведь праздник! – воскликнул завхоз.

– Какой?!

– Сегодня родился великий тенор Лучано Паваротти, а двумя днями раньше – Джузеппе Фортунино Франческо Верди, автор опер «Риголетто», «Трубадур», «Травиата», «Аида», «Отелло» и тому подобное.

– Толя, вижу, вы растете над собой! – похвалила Тамара Петровна.

– Должен же я знать, за чью бессмертную душу отдаю по капле частицы своей печени, словно Прометей на горе Эльбрус.

Завуч представила Венедикта.

– Ну, что, коллега, – Евсеев обратился к Венедикту, – есть повод! Так сказать, за знакомство, за начало учебного года, за праздник, за отца, сына и святого духа. Приглашаю, – в легком полупоклоне завхоз двумя руками сделал приглашающий жест к выходу.

– Вы как? – спросила Тамара Петровна Скутельника.

– Если это входит в программу обучения – я «за».

– Систематическое чествование гениев – основополагающий стержень музыкального образования! – заявил завхоз, пропуская Венедикта вперед. – Тамара Петровна, захватите шахматы. Пальцы вы уже размяли, пора размять мозги.

– Вы считаете, что алкоголь поможет вам победить? – завуч взяла шахматную доску с книжного шкафа. – Не надейтесь – у меня разряд.

– Всем известно о вашем спортивном разряде, но меня это не остановит. Рано или поздно я вас одолею. Небольшая доза спиртного раскрепощает мысль, и та парит, парит… – Евсеев раскинул руки, изображая планер.

– Представляю себе матч Карпова и Каспарова за чемпионскую корону. Оба склонились над доской с фигурами. Зрительный зал затих в ожидании. Напряженная тишина. Карпов откупоривает початую бутылку «Белого аиста», подливает в фужеры сопернику и себе, ставит бутылку на место, дзинькает о фужер Каспарова: «Давай, Гарик, раскрепостись!» Задумчиво выпивают. Каспаров делает ход. «Вам мат, коллега!» Оба снова тянутся к бутылке, – включился в разговор Веня.

Зарисовка Венедикта привел Евсеева в восторг. Он расхохотался.

– Аплодисменты!

В каптерке завхоза под потолком устойчивым перистым облаком мирно парил табачный дым. В центре журнального стола с облупившимися ножками стояло овальное блюдо из фарфора. В него тонкими дольками заботливо уложили докторскую колбасу, вымытые огурчики с пупырышками и мясистые помидоры в капельках воды. Вокруг блюда расположились разнокалиберные стаканы и фаянсовые кружки, наполненные красным вином; видавшие виды алюминиевые вилки с волнистыми зубцами и наполненная окурками литровая банка из стекла. Белая десятилитровая канистра из пластмассы стояла под столом у ног молодого мужчины. При появлении Евсеева и новых гостей мужчина подвинул свой стул к белокурой незнакомке с пышной грудью под синей кофтой из мохера. Та в свою очередь, тарахтя ножками табуретки по дощатому полу, отодвинулась к даме в квадратных очках и бардовой шляпе «котелок». Дама с царственным видом держала в одной руке стакан вина, в другой вилку и насаженный на зубец ломоть колбасы. Стакан вина, колбаса и шляпа на голове по замыслу должны были сражать мужчин наповал. В татарских глазах «царствующей особы» плясали блядские огоньки.

– Судя по размерам канистры, ваша любовь к Лучано Паваротти и Джузеппе Верди почти безгранична, – заметила Тамара Петровна.

– Любовь к искусству – вот что безгранично, – ответил мужчина. В нем Скутельник узнал давешнего «качка» с гитарой.

Тамара Петровна представила Венедикта собранию. В женском обществе произошло легкое оживление. Дамы предлагали место подле себя, но рука завхоза легла на плечо Скутельника, и тот плюхнулся на стул рядом с «качком» и его канистрой.

– Закончим прения, приступим к торжественной части заседания! – объявил Евсеев. Он предложил тост за итальянского тенора. Выпили. Тамара Петровна пригубила.

– Да ты не пугайся, Венедикт, – успокоил Скутельника «качок», которого звали Юрий. – Мы не идейные идиоты. Паваротти – только повод. Не было бы его, выпили бы, – Юрий посмотрел на отрывной календарь на стене, – за именины Кириака и Феофана. Да мало ли.

Он встал, сделал два шага и отодвинул занавеску на бельевой веревке. Венедикту открылись длинные стеллажи, уходящие вглубь комнаты. Что на них лежит было не разобрать, но на переднем виднелись тома «Большой Советской Энциклопедии» в синей обложке.

– В час досуга, когда заедает бытовуха, а душа просит, нет, она кричит: «Дайте, дайте же мне праздника!» Анатолий Дмитриевич раскрывает одну из этих замечательных увесистых книг и листает страницы, отыскивая какого-нибудь замечательного человека или замечательное событие в жизни всего человечества. Ибо, как известно, когда мы выпиваем по поводу – это праздник, а без повода – бытовая пьянка. Мы не пьяницы, верно? – Юра протянул руку к гостям завхоза в поисках поддержки.

– Боже упаси! – воскликнула «царствующая особа» в бардовом «котелке». Ее представили как преподавателя сольфеджио по имени Елена Валерьевна. С каждым выпитым глотком вина огонь в глазах дамы разгорался ярче. Она постреливала в Скутельника одиночными выстрелами своих раскосых глаз, готовя решительную артподготовку с последующей за нею «атакой и рукопашным боем». Это Веня понял, когда дама предложила потанцевать «лирическую» (из динамиков включенного завхозом кассетного магнитофона звучали песни Хулио Иглессиаса) и придвинула свою табуретку к его стулу. Не отставала от нее дама с пышным бюстом в синей кофте. Ее тоже звали Еленой, она занималась преподаванием по классу фортепиано, и также постреливала одиночными и подсаживалась ближе к «холостому мужчине», так же была полна решимости и огня. Отличало ее от товарки отчество – Леонидовна – и наличие двух детей. Веня любил детей, но об отцовстве в ближайшее время не думал, тем более об усыновлении. Оказавшись под перекрестным огнем, Скутельник продолжал изображать из себя «невинность во плоти», мысленно взвешивая, с которой из двух Елен начать, и стоит ли это делать. Виноградное вино все быстрее разгоняло молодую кровь и богатое воображение Вени, толкая на подвиги. Но благоговейное отношение к искусству помогло ему справиться с искушением и не превращать Дом Просвещения в обитель разврата. Отодвинув на потом неожиданно возникшую задачу с двумя известными, Скутельник пересел на стул против Тамары Петровны и вызвался сыграть партию в шахматы. Завхоз Евсеев освободил место за доской. В очередной раз он проиграл и теперь бурно обсуждал с Юрой, на каком ходу счастливая звезда победы заползла за черные тучи поражения.

По тому оживлению, какое вызвала его решимость сразиться с непобедимой разрядницей, Скутельник понял, что внес интригу. Даже две Елены поднялись со своих мест и обступили противников. Мясистый лоб завуча разрезала глубокая поперечная складка, она сделала первый ход центральной пешкой и нажала на клавишу часов.