Кольцо с тайной надписью - Валерия Вербинина

– Что будем делать, капитан? – спросила я.

– Установим адрес Седельникова и позвоним Колесникову. – Ласточкин поморщился. – Ах да, надо ведь еще отчет написать. По убитому актеру, для Стаса.

– Значит, возвращаемся в отделение?.. – начала я, но тут из коридора до нас донеслись шаги и голоса.

Ласточкин насторожился. Прежде чем я успела понять, что происходит, он схватил меня в охапку и затащил в угол, в закуток между входной дверью и каким-то шкафом. Капитан прижал палец к губам, показывая, что сейчас стоит помолчать, но я уже и так сообразила, что к чему, и согласно кивнула головой. Дверь растворилась, почти целиком закрыв нас своей створкой, и в помещение просочилась дама в элегантном костюме цвета персика, с платочком и стеганой сумочкой на цепочке. Даму под локоть поддерживал господин в очках, с широкими плечами и волосами, расчесанными на идеальный пробор. До меня долетел его приглушенный голос:

– И совершенно необязательно было идти сюда!

– Прошу вас, Никита, – сказала дама знакомым голосом Эммы Григорьевны.

Я насторожилась. После этих слов наступила довольно продолжительная пауза.

– Это он? – спросил наконец широкоплечий.

– Да, это Седельников.

– Но откуда у них оказался ваш номер?

– Они объяснили, что он был записан на какой-то бумажке, которую они нашли в его кармане. Никита, я… Я оказалась в ужасном положении.

– Само собой, – буркнул недовольный Никита. – Но хуже всего, если этот охранник придет в себя и начнет направо и налево рассказывать о ваших с ним взаимотношениях.

– Но между нами ничего не было! – возмутилась Эмма Григорьевна. – То есть почти ничего.

– В данном случае это совершенно несущественно, – безжалостно оборвал ее спутник. – Запомните, дорогая: в девяноста девяти случаях из ста, когда совершается убийство, под подозрение первым делом попадает жена жертвы, у которой есть любовник.

– Ах, какие ужасы вы говорите! – пролепетала Эмма. – Не пугайте меня, Никита, прошу вас! Вы же знаете, я ни на кого не могу положиться, кроме вас.

– Хотя, конечно, – смягчился Никита, – может, охранник вообще никогда не придет в себя. Кома – такая штука…

– И не говорите, – жалобно сказала Эмма. – Ужасно, просто ужасно! Интересно, а нельзя ли его как-нибудь отключить? Чтобы он не мучился, – поспешно добавила она. – Как подумаю о том, что этот несчастный чувствует, у меня просто душа не на месте!

– Отключить? – поразился ее спутник. – Дорогая, но ведь это убийство!

– Я не знаю, – забормотала Эмма, – просто не знаю. Все это так сложно, Никита…

Ласточкин оттолкнул меня и вышел из закутка, в котором мы прятались.

– Что ж, Эмуля, – спросил он голосом, который не сулил решительно ничего хорошего, – замышляем очередное убийство?

Вдова Кликушина издала приглушенный визг и шарахнулась назад. Широкоплечий Никита, наоборот, подался вперед.

– Позвольте, но это просто неслыханно! Какая она вам «Эмуля», в конце концов?

– Спокойно, адвокат, – отозвался капитан. – Мы с госпожой Кликушиной старые знакомые. Правда, тогда, когда я с ней познакомился, ее звали Эммой Григорьевной Шараповой. Родилась двадцать девятого февраля одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, арестована в две тысяча девятом по подозрению в убийстве. А мне выпала честь надевать на нее наручники.

– Что вы мелете? – заволновалась Эмма. – Какое еще убийство?

– Его звали Андрей Разенков, и он был вашим хорошим знакомым. Вы пожаловались вашему ухажеру Владиславу Крапивкину, что Разенков не дает вам проходу, и он, недолго думая, убил парня. Вам повезло, что Крапивкин взял всю вину на себя, потому что в нашем УК есть статья о подстрекательстве к убийству. А на самом деле этот Разенков знать вас не желал, и вы ему так отомстили.

Не говоря ни слова, Никита Болдыревский переводил взгляд с лица капитана на красную Эмму Кликушину и обратно.

– Я ни о чем подобном не знал, – произнес он с расстановкой. – Правда, Эмма Григорьевна мне как-то намекнула, что однажды ее арестовали менты и, чтобы отличиться, подбросили ей наркотики. Но…

– Да соврала она вам, адвокат, – отмахнулся Ласточкин. – Ее арестовывали только один раз в жизни, и по какому обвинению – я вам сказал.

«Так вот почему ты не пожелал сегодня утром идти допрашивать Кликушину, а отрядил меня», – подумала я. Ласточкин просто опасался, что она могла узнать его, и тогда беседа бы точно сорвалась.

– Никита, – жалобно промолвила Эмма, и голосок ее предательски дрогнул, – неужели вы будете стоять и слушать, как меня оскорбляют?

Болдыревский кашлянул. Было видно, что он находится в затруднительном положении.

– Прошу прощения, но в любом случае Эмма Григорьевна – мой друг и, более того, моя клиентка. Должен вас предупредить, если вы попытаетесь использовать ей во вред слова, которые она опрометчиво тут произнесла…

– Вообще это гадко, – встряла Эмма. Она воспрянула духом, поняв, что адвокат, несмотря ни на что, все еще находится на ее стороне. – Они подслушивали!

– Вы не имели права этого делать, – заявил Болдыревский.

– Да ну? – иронически осведомился Ласточкин. – Насколько я помню, никому не возбраняется слышать разговоры, которые при нем ведутся.

– Это наглая провокация, – продолжал адвокат, очевидно, не желая сдавать свои позиции. – Совершенно неслыханная! Кстати, должен вам сообщить, что, если Эмму Григорьевну вызовут для дачи показаний, говорить она будет только в моем присутствии. Мне прекрасно известно, господа, как вы в вашем учреждении умеете проводить допросы. – Он воинственно вздернул подбородок.

– А мне известно, – заметил Ласточкин в пространство, – что есть женщины, которые выходят замуж только для того, чтобы поскорее овдоветь.

Эмма Григорьевна ахнула и прикрыла рот ладошкой.

– Это что же, обвинение или ваше личное предвзятое мнение? – холодно осведомился адвокат.

– Ну, не я один так думаю, – скромно ответил мой напарник.

Вообще-то он имел в виду меня, но Эмма Григорьевна истолковала его слова совершенно по-другому.

– Какая мерзость! Боже, какая мерзость! Это что же, вам Верховский все это наплел?

Ласточкин прищурился.

– Откуда вам известно, что я говорил с Юлианом Валентиновичем?

– Он сам позвонил мне и… Нет, каков фрукт, в самом деле! Сам крутил с моим мужем делишки всякие, а…

Она умолкла, словно только сейчас заметив, что сболтнула лишнего.

– И что же это были за делишки такие? – осведомился капитан, дернув щекой.

Эмма выпрямилась и обожгла его презрительным взглядом.

– Вас они не касаются! – Она повернулась и, поправив цепочку сумочки, двинулась к выходу. Вслед за ней последовал и адвокат. У порога он все же обернулся и бросил нам:

– Я бы на вашем месте все-таки хорошенько подумал бы сначала, прежде чем бросаться подобными обвинениями. Сами знаете, чем это может обернуться.

– Да ладно тебе, Никита, – почти беззлобно отмахнулся Паша. – Ты, главное, гонорар натурой не бери.

Адвокат побагровел, буркнул нечто ругательное и скрылся за дверью. Ласточкин повернулся ко мне.

– Извини, Лиза. Я должен был сразу же предупредить тебя насчет этой дамочки. Зря я так долго темнил.

– Да ладно тебе, – сказала я. – Время уже второй час. Пошли лучше перекусим чего-нибудь. Только надо предупредить охрану, чтобы приглядывали за реанимационным отделением. Мало ли что…

Ласточкин кивнул и покосился на неподвижно лежащего Дмитрия. Но тот витал где-то в совершенно другом мире, и презренные земные дела его не касались.

– Надо еще Колесникову позвонить, – напомнил капитан. – И установить координаты Седельникова. Где он жил и всякое такое.

Однако ничего этого мы сделать не успели, потому что, как только мы сели в машину, оказалось, что нас ждет новый вызов.

Глава 6. Дама без попугая

– Сбесились они все, что ли? – проворчал Ласточкин, продираясь сквозь запутанный лабиринт улиц в этой части города.

Его раздражение вполне можно понять. Лето – не сезон убийств. На это время года приходится наибольшая часть краж, но вот убийств, как правило, совершается в Москве куда меньше, чем обычно. Объясняется это тем, что многие жители столицы в это время уходят в отпуска и уезжают на отдых. С одной стороны, беспризорные квартиры представляют лакомый кусочек для воров, с другой – в столице в это время заметно убывает население, и, как следствие, кривая убийств резко падает вниз.

– Ты записала адрес? – спросил Ласточкин.

– Так точно. Да нам этот дом уже известен. Помнишь, тот самый, откуда в прошлом месяце был ложный вызов?

Ласточкин хмыкнул и невольно рассмеялся. Я тоже рассмеялась, потому что забыть такую историю было невозможно.

В конце июня к нам в отделение явилась растрепанная девица и поведала ужасную историю. Девицу звали Маша Олейникова, а ее подруга, Настя Караваева, жила в нашем районе. До недавнего времени девушки созванивались каждый день, но примерно неделю назад Настя внезапно перестала отвечать на звонки. Маша примчалась в дом к подруге, долго и тщетно звонила и барабанила в дверь, но ей – Маше, разумеется, а не двери – никто не отвечал…