Петля Мёбиуса (сборник) - Илья Новак

По сведениям субличности, единственный путь к Старцу-2, притаившемуся за небом в центре внутреннего тора, лежал через один из этих городов.

9. Внутренние племена

Споря с субличностью о строении Соляра, Стигмата углем нарисовал на лежащем в траве плоском камне свою версию схемы кольцевого мира, и тут изза кустов появились высокие красивые люди в набедренных повязках, с копьями. Они собрались убить путешественника, но увидели рисунок и потрясенно замерли. Позже выяснилось, что джеримайя (так звалось это племя) умение изображать что-либо на камне или коже почитали за священное искусство, удел избранных.

Они привели путешественника в дом-город, где обитало племя, и около года держали в плену, не позволяя покидать свою территорию.

Быстро изучив местный язык, Стигмата узнал, что люди эти воспринимали течение великой кольцевой Реки как течение времени; святилища свои они строили на запрудах и каналах – ответвлениях Реки с почти стоячей водой, выполнявших функцию «консерваторов» времени.

Каждое действие джеримайя – поедание пищи, совокупление, охота – являлось одновременно рефлексом и ритуалом во славу Богомира, то есть вся их жизнь, любая последовательность связанных причинно-следственными цепями поступков была целиком посвящена Всевышнему. Свои тела джеримайя так же понимали как принадлежащие Богомиру. Индивидуальность пугала их, и они старались во всем быть подобными друг другу, а когда один в повседневной жизни случайно совершал что-то необычное, индивидуальное, выделяющееся из общинного фона, то поспешно как бы приседал, вжимался обратно, спеша слиться с племенем.

Сначала Стигмату держали связанным, затем поселили в центре дома-города. Во время прогулок он обнаружил, что вдоль берегов Соляра высятся растения, напоминающие огромные капустные кочаны. Субличность назвала их гранулярами. Они производили кислород, наполняющий внутренний тор Соляра – рядом с ними воздух казался свежее. А еще они поедали людей, захваченных в плен врагов племени или самих джеримайя во время частых жертвоприношений. Джеримайя считали грануляры душами предков, а кислород, который те производили, – живительным духом иного мира. Души умерших требуют плоти живых, и в обмен за нее дают шамас, то есть газ жизни. Святилища джеримайя всегда стояли рядом с большими зарослями грануляров, и это клубни, а не люди, являлись истинными хозяевами территории.

Джеримайя полагали, что обитают в теле Змея и являются ядом, скверной, отравившей Его. Добиться, чтобы именно тебя принесли в жертву, было для них счастьем, однако совершить суицид всем племенем нельзя – какое-то количество яда в теле Богомира все же должно остаться, ведь он суть Змей. Вынужденная жизнь ради поддержания естества Бога – трагедия для человека, и все существование джеримайя пронизывала крайняя витафобия: боязнь жизни, страх перед ней. Воля к смерти – единственное, что поддерживало их существование.

Из различных намеков Стигмата понял, что периодически, во время каких-то потрясений или затянувшихся войн с соседями, на племя нападают летающие существа из Городов-Крючьев – джеримайя считали их ангелами, посланцами Богомира, и одновременно Его подвижными внутренними органами.

Жертвоприношения происходили каждый день. Стигмату они поначалу пугали – он видел лишь цепь бессмысленных, изощренных, намеренно кровавых убийств, – но для племени являлись концентрацией бытия, преисполненным глубокой осмысленности действом. Жертвоприношения были искупительным ритуалом, но совершаемым не для заглаживания каких-то конкретных грехов, нет, грехом было уже само существование племени в мире Соляра, ведь имплантированная в ДНК религия навязала им раболепство и самоуничижение – эти от природы высокие, красивые, любознательные и сильные люди полагали себя нечестивой человеческой грязью, замутнившей выгнутые брега Богомира. Когда впервые Стигмата увидел, что происходит в священной роще грануляров у подножия дома-города, он едва не лишился чувств. Кровавый ритуал озарял сакральную сторону вещей, невидимую в обыденности, он подобно багровому лучу прожектора высвечивал иной смысл мира, открывая в явлениях, событиях и предметах скрытую грань – языческую, жертвенную их суть.

Однажды верховный жрец, кривоногий карлик-толстяк с вырезанными глазами, которые он носил в стеклянных колбочках, закрепленных на браслете, поведал Стигмате историю появления их мира, в которой причудливо сплелось истинное и мифическое. По словам жреца, в теле Богини, матери-Земли, жили два сознания, два полушария ее мозга. Сначала они существовали мирно, но затем поссорились и стали сражаться друг с другом. Одно сознание после длительного сражения уничтожило другое. Однако, укушенное им, и само погибло, хотя перед смертью успело родить сына – Змея, которому передалась не только мудрость матери-богородицы, но и часть яда из ее организма. От боли Змей стал содрогаться, скрутился кольцом и укусил сам себя за хвост, вцепился в него – так и возник Соляр. Люди и есть комки того яда, то есть они виновны перед Богомиром хотя бы уже тем, что вообще существуют.

Как-то, сидя на холме у стены города, Стигмата вступил в спор со своей субличностью. «Гляди, у них есть даже письменность, – говорил он, – есть фиксация легенд – литература, – есть подобие экономики, есть архитектура, религия, политика, брачные отношения… все уже появилось – но ничего этого нет, потому что ничего не осознается как отдельный институт, все слеплено в какой-то аморфный ком общеплеменного существования. А их самоосознание? Только представь себе это! Есть что-то, что живет. Оно действует, но осознает себя с трудом – лишь как скверну, загрязняющую плоть бога. Понимаешь? Вот мы – мы полностью самоосознанны. Разве что во сне… да нет, и во сне «я», как правило, присутствует. Всю жизнь мы ощущаем себя как сгусток, сформированное плотное облако сознания, которое что-то делает, чувствует, реагирует… это облако и есть мы. А они… трудно нам представить их психику. Личное сознание уже есть, какой-то психический сгусток-эго образовался – но на границах он сильно размыт, разряжен, неотличим от мира, перетекает в него… Они очень легко – собственно, при любом активном действии – превращаются в это действие, полностью сливаются с ним, отождествляются, теряя то понимание себя, которое мы несем через всю жизнь, – не думают «я делаю то-то», но целиком становятся ритуалом, рыбной ловлей или охотой, забывая, КТО именно ловит или охотится. «Я» рассасывается, сливается с действительностью».

«Что же, в таком случае пора действовать, – ответил Стигмата-2. – Тебе удастся подчинить их».