Тень колдуна - Роберт Асприн

— Хорошо. Где кольца?

— ..трудность заключается лишь в том, что у меня с собой сегодня только двадцать. Но, признаюсь, вы разбередили мое любопытство. Вы отвергаете золото и хотите серебро? Прошу прощения, но почему?

Впервые граф и его слуга увидели улыбку Ганса.

— Золото — магическое слово. Золото привлекает внимание и, как правило, требует обмена, — проговорил он тихо и неторопливо. — Дай людям золото, и они приходят в возбуждение, а все вокруг замечают это и долго потом говорят о вас после вашего ухода. А серебро, знаете ли... любой может истратить все свои медяки и найти серебряную монетку на дне кошелька. Я, безусловно, не люблю привлекать внимание, Катамарка, во всяком случае, не таким способом.

Катамарка многозначительно посмотрел на Йоля и улыбнулся.

— Я понимаю вас и признателен за то, что вы удовлетворили мое праздное любопытство, Ганс. Однако, если пожелаете, я могу в любой момент пойти к меняле и вручить вам плату невинными простецкими медяками.

Йоль фыркнул.

— Целую тачку. — Ганс хихикнул, затем громко рассмеялся. Нотабль покачал хвостом и повел ушами. Глаза кота, однако, оставались закрытыми.

Катамарка посмеялся вместе с Гансом и устроил целое представление из опорожнения своего кошелька. Сначала он принялся было вытряхивать его содержимое на стол, но потом передумал и передал кошелек Гансу.

— Вы задали вопрос о кольцах Сенека. Вы были очень близки к ним, Ганс. — Катамарка издал сухой смешок, напоминавший шуршание опавших листьев. — Они в убежище покойного Корстика.

Смех Ганса оборвался.

Глава 4

«Никому нельзя верить, никогда, — думал Ганс, шагая к дому — квартирке на Кошенильной улице, в которой он жил вместе с Мигнариал. — Его первым инстинктивным желанием было обмануть меня. Дележ семь к трем он взял просто с потолка — мы не говорили ни о семи к трем, ни о девяти к одному, вообще ни о чем подобном. Три кольца, вот о чем шла речь. Но у Катамарки инстинкт вводить в заблуждение, обманывать. Человек, у которого поменьше опыта в подобных делах, чем у меня, легко купится на подобные уловки!»

На нем была модная фиракийская шляпа с перьями и его любимый большой плащ, матово-черный с блестящей черной каймой. Он любил плащ, во-первых, за цвет, а во-вторых, за то, что в нем он казался выше. Под плащом он, не скрываясь, носил пять ножей и меч с красивой рукояткой и эфесом. Несмотря на торопливый шаг, он не сменил своей скользящей легкой походки. Смотрел он прямо перед собой, напустив на себя грозный вид, который отпугивал разбойников и карманников, а также честных граждан, которые опасались, что зловещий прохожий в длинном плаще цвета ночи может сам оказаться разбойником или карманником.

С другой стороны, всеобщее внимание привлекал тот факт, что закутанный в черное прохожий шествовал в сопровождении огромного рыжего кота, который независимо вышагивал сбоку с высоко поднятым хвостом. Нечто в глазах Ганса, а также наличие такого количества острых клинков, открыто посверкивающих здесь и там, убеждали людей воздерживаться от реплик или произносить их достаточно тихо.

Нотабль шел рядом с Гансом то с одной, то с другой стороны, время от времени убегая вперед, задрав хвост и осматривая интересные места. Однажды послышался собачий лай, и в глазах Нотабля загорелась надежда. Но из этого ничего не вышло Собака оказалась привязанной во дворе, и ей не суждено было узнать, как ей повезло в тот вечер!

Шагая по улицам, Ганс остерегался всадников, хотя в этом городе наездники заставляли скакунов идти умеренным шагом и держались точно середины улицы. Кроме того, Ганс ценил фиракийские законы, запрещавшие колесницам появляться в городе. Он лишь соизволил посторониться, пропуская задрапированный трепещущим зеленым шелком паланкин, покачивавшийся на плечах четверых рабов или слуг, чьи короткие туники открывали узловатые икры. Он знал, что они несут кого-то, наделенного властью или богатством — возможно, и тем, и другим, и ему вовсе не хотелось оскорблять кого-либо. Не сегодня.

Его также не интересовало, кто это мог быть, так же как не интересовала его шлюха с обнаженной грудью — она обнажила ее ровно настолько, чтобы закрыть только соски. Он думал о кольцах, в том числе о том, что было завернуто в ткань и спрятано на дне его кошелька, висевшего на поясе. Это напомнило ему о той ночи у Корстика и о словах мага Аркалы.

— Ганс, — сказал тогда Аркала, — что они тебе пообещали? В тот раз Ганс сказал правду:

— Все, что я смогу унести оттуда в дополнение к статуэтке. Аркала хмыкнул:

— Прошу извинить меня. Я не собирался смеяться над тобой. Выходит, ты и этот кот спасли город, но ты остался безо всякого вознаграждения для себя!

Шедоуспан пожал плечами, испытывая непривычное чувство: это было смущение. И тут у него промелькнуло воспоминание о резном кольце на пальце у мертвого Корстика. Им-то он и завладел по праву победителя…

Это кольцо с грифельно-черным камнем уютно расположилось в его надежно укрытом кошельке, пока он шагал домой в сгустившихся сумерках, размышляя о нем, о кольцах Сенека и Катамарке, а также о всех остальных вещах, которые могли остаться среди сокровищ мертвого Корстика. Некоторое время спустя он уже почти улыбался, думая о том, что надо бы обсудить все это с Мигнариал.

Его Мигнариал. При этой мысли он слегка нахмурился; все еще его Мигнариал, девушка, которую он увез из Санктуария после того, как ее мать была убита, а Ганс расправился с убийцей. Она все еще оставалась его женщиной, так же как он оставался ее мужчиной, но, боги, как же она изменилась с тех пор, как они оказались здесь, в этом далеком северном городе!

Он тоже, конечно, изменился, сам того не осознавая: увозя ее из Санктуария и направляясь сюда, в Фираку, он принимал на себя ответственность за кого-то кроме себя самого, возможно, впервые в жизни. По пути сюда он сражался за нее; затем легко поддался ее уговорам разделить с ней ложе, а потом принял на себя ответственность еще и за рыжего кота, а позже и за странную кошечку — оба существа оказались жертвами колдовства, безграничной и не знающей устали злой воли Корстика. Он стал состоятельным человеком после продажи коней, которых увел у тейана, разбойников пустыни; а до этого имел дело с лесным разбойником во главе с Синайхалом, жившими немного к югу от Фираки. Он узнал о процентах, о том, как деньги сами по себе могут умножаться в банке, если их не брать. Он стал покупать вещи: не столько для себя, сколько для Мигнариал и их квартирки.

Но Мигнариал! Сколько всего с ней произошло: она стала женщиной, у нее появился мужчина, а значит, ответственность. Когда она покидала Санктуарий, ей было восемнадцать; она вела уединенную от мира жизнь в большой семье с чудесной матерью. И у нее был дар: способность ясновидения, унаследованная ею от предков из народа с'данзо.