Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства - Вячеслав Черемухин

«Восточное направление» эмиграции получило распространение в Китае (Харбин, Шанхай), в меньшей степени в Японии, а отчасти и на Филиппинских островах, однако эмигранты были и на других островах Тихоокеанского региона. Эвакуация белых сил и беженцев на Дальний Восток происходила несколькими маршрутами. Одной из наиболее известных акций является использование Сибирской флотилии под командованием контр-адмирала Г. К. Старка[32]. Эвакуация белых сил в составе отрядов генералов Д. А. Лебедева[33], Н. И. Савельева[34], генерал-лейтенанта Ф. Л. Глебова, Омского (Сибирского) и Хабаровского кадетских корпусов, а также других отрядов происходила из Владивостока. По оценке Ван Чжинчэна, в эмиграцию на 30 судах Сибирской флотилии отправились около 9 тыс. человек (среди которых 1800 беженцев, причем около 1500 беженцы из Забайкалья, а 300 человек — беженцы-одиночки) и порядка 7070 военных[35]. С этой же флотилией на пароходе «Эльдорадо» 25 октября 1922 года отправилось в эмиграцию и Сибирское правительство[36]. Последовательно флотилия высадила беженцев в Усуне и Шанхае, где встретила достаточно серьезное противодействие как со стороны местных русских, которые прибыли в Шанхай еще до революции и гражданской войны, так и со стороны консульских служб Великобритании и Франции. Чуть позже флотилия отправилась на Филиппины и, как отмечает Г. К. Старк в своем отчете, еще в местечке Болинао на о. Люзон ее встретили представители Филиппинского отдела Американского Красного Креста, а также «переводчик из русских эмигрантов-социалистов, некий Поспелов». Они же передали, что для приема эмигрантов «подготовлена карантийная станция в бухте Маривелес». Таким образом, русские эмигранты здесь же были зарегистрированы и вынуждены были подчиняться представителям АКК и генерал-губернатора Филиппинских островов американского генерала Леонарда Вуда, который возглавлял колониальную администрацию на Филиппинах в 1921–1927 гг.[37] «Одиссея» Сибирской флотилии на Филиппинах через лагеря в Олонгапо, на о. Минданао окончилась подписанием приказа № 352 по флотилии 23 мая 1923 года, содержание которой можно свести к нескольким предложениям: «Завтра Сибирская флотилия как целая, как организованная часть перестает существовать. На Филиппинских островах при кораблях остается маленькая горсточка людей в качестве сторожей для охраны русского достояния. Я остаюсь с ней. … От лица службы Родине спасибо Вам всем, честно служившим ей до последнего часа. П. П. Контр-Адмирал СТАРК». На следующий день последнее в истории флотилии построение личного состава завершило историю военного подразделения российского флота. С этого же момента была прекращена помощь со стороны АКК[38]. Сам адмирал упоминает, что экипаж Сибирской флотилии после прибытия на Филиппины разделился на несколько частей: те, кто остался на кораблях по собственному желанию; те, кто уехал работать в Америку; те, кто уехал на работу на Минданао (остров на юге Филиппинского архипелага); те, кто осел в районе Манилы[39]. Уже позже в конце августа 1924 года сам Ю. К. Старк перебрался в Париж, работая долгое время таксистом. Интересно, что уже в Париже в 1926 году Ю. К. Старк стал делегатом Российского Зарубежного Съезда от Филиппинских островов, хотя фактически уже там не проживал[40]. Контр-адмирал Г. Н. Антонов писал, что для того, чтобы русские эмигранты в Тихоокеанском регионе имели при себе деньги и корабли не достались советской власти, бывший командующий осуществил продажу кораблей. Остаток денег от продажи судов флотилии он передал вместе с отчетом бывшему Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу[41].

Пытаясь обобщить статистические данные по количеству русской эмиграции, мы обращаемся к ряду авторитетных исследований. Свои статические данные по потокам эмигрантов были предложены С. С. Ипполитовым, З. С. Бочаровой, В. Ю. Жуковым и др. С. С. Ипполитов в своих исследованиях опирался на данные Главного справочного бюро (с августа 1921 года Главного регистрационного бюро) в Константинополе, Американского Красного Креста (АКК) и информацию, предоставленную Лигой Наций. Автор отмечает, что «статистические данные отличаются неполнотой и тенденциозностью»[42]. По его данным, общее количество русских эмигрантов к 1 ноября 1920 года составляло 1 млн 194 тыс. человек[43]. Внимание уделяется и конкретным регионам. По данным автора оказывается, что в 1922 году численность эмигрантов в Германии составляла около 250 тыс. человек, в 1924 году в Финляндии и Чехословакии проживало 15 тыс. и 30 тыс. человек соответственно[44]. В. Ю. Жуков обобщает количество эмигрантов и пишет, что Россию покинуло от 1,5 до 2,5 млн человек[45].

Более подробно динамику численности эмигрантов рассмотрела З. С. Бочарова. По источникам Земгора (Российский земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей возник в феврале 1921 г.), которыми пользуется историк, оказывается, что к 1 июля 1924 года в Европе, включая колониальные владения европейских держав, находилось 680 тыс. человек, в то время как в Китае 60 тыс.[46]

Объясним некоторые особенности подсчета. С. С. Ипполитов отмечает, что регистрация русских эмигрантов не была централизованной. Различные организации от Константинополя до региональных и международных организаций старались вести свою самостоятельную статистику эмиграционных потоков. Помимо упомянутых Земгора, АКК, Главного справочного бюро были и другие организации, как общественные, так и частные. Так, в Константинополе также существовало Центральное информационное бюро графини Бобринской (май 1920 — август 1921)[47]. Но проблема заключалась не только в отсутствии централизованной системы учета, но и в настроениях самих вынужденных переселенцев. Большая часть беженцев оказалось в тяжелом материальном положении, без средств к существованию. Для получения помощи в больших размерах они регистрировались в нескольких организациях сразу. С. С. Ипполитов отмечает, что «к концу 1921 года практика приписок приобрела… характер эпидемии»[48].

Прежде чем переходить к занятости в Русском Зарубежье, обратимся к одной существенной детали — к тому, в каком положении оказались члены Дома Романовых после революции и в первые годы эмиграции. На этот счет весьма емко ответила Великая Княгиня Мария Павловна, дочь Великого Князя Павла Александровича, сына Императора Александра II. Достаточно распространенный советский стереотип, что Российский Императорский Дом жил, не зная экономических затруднений, эксплуатируя население России, не имеет ничего общего с истинным положением дел, как в России, так и тем более в эмиграции. Члены Династии Романовых оказались в ситуации, когда и они, и большая часть изгнанников в материальном положении были схожи. Ее Высочество говорит, что «все… считали, что большевистский режим долго не продержится… и потому не строили планов на будущее и вообще не налаживали свою жизнь, жили сегодняшним днем»[49]. Подобная трактовка повседневной жизни эмиграции в начале 1920-х гг. подтверждается также тем, что многие люди жили «на чемоданах», т. е. надеялись на скорое возвращение в Россию, а потому не пытались строить планов на чужбине. Катализатором таких настроений, прежде всего для