Смерть в ветреный день - Лука Люблин

провокации уже не работали. В старой, седой головушке промелькнула мысль, что, возможно, они о чем-то знали и намеренно перешли к стадии его игнорирования. Мог ли он быть при смерти? Впрочем откуда они бы взяли эту информацию неясно, но он рассматривал все возможные варианты причин их такого поведения, при чем большинство из приходящих в ум были безумны по сути, только не для старика. И что же теперь он хотел, стоя перед их дверью? Этим же вопросом задался Бергин, улыбаясь во весь рот с удовлетворением, так как уже чувствовал на языке победу в предстоящем их бою, где старик ничего не сможет сопоставить холодности и стойкости в своих намерениях молодого человека.

– Здравствуйте. – поздоровался первым Бергин с постоянной безразличностью во время общения с нежелательным гостем.

– Здравствуй. – форма приветствия показалось вначале обоим слишком мягкой и старик сразу поспешил это исправить, заодно убедил собеседника, что никак он не изменился после такого отношения, что было неправдой, однако признаться в этом упрямый дедушка никогда бы не смог. – Это ваше?

Старик достал из плетеного мешочка помятый рекламный буклетик с изображенными машинами для картинга и внизу был указан стандартным, белым шрифтом номер телефона. Дедушка держал эту бумажку дрожащими руками в ожидании ответа от наглого юноши. Бергин никогда не брал флаеры на улице, поэтому он был полностью уверен в том, что не был к этому причастен, но к нему моментально пришло понимание последующих шагов старика после того, как он начнет категорически все отрицать и стоять на своем – дедушка учует возможность ухватиться за эти слова, благодаря чему разговор перетечет в ссору и все пойдет по его легко читаемому плану.

– Да, это мое. – признался Бергин к удивлению старика, чего тот не смог скрыть и широко раскрыл глаза в недоумение, чему был рад юноша, но не выдал себя.

– Ааа… – застопорился старик в своей речи и подбирал слова. – Так, а п-п-очему тогда она валялась у вас на этаже на полу? – к этому вопросу Бергин был готов, что осознавал и сам старик, задав его только из-за безысходности.

– Да, простите, это моя вина. – Бергин выхватил бумагу из его рук, не дав старику среагировать. – Спасибо вам большое, больше это не повторится.

– Н-н-адеюсь.

Сегодня старик заметно дрожал всем обвисшим телом как никогда прежде. Впалые щеки, мягкие, с трудом видимые черты лица выводили его на чистую воду, впрочем Бергину мало волновало его состояние. Единственное, что выделялось юношеской живучестью так это здоровый цвет лица, от которого Бергин и отталкивался: стоит ли ему предложить свою помощь или нет. Тут было все очевидно, во всяком случае для него: старик впервые за долгое время потерпел неудачу в провоцировании на конфликт человека, что и вызвало у него такую неоднозначную, непривычную для него и всех знакомых с ним людей реакцию.

Бергин терпеливо, молча, ожидал дальнейших слов от старика, которые явно крутились у него на языке. Ответ последовал, но слишком легкий и банальный:

– Я… Я не пот-т-ерплю, чтобы в нашем доме сами ж-жильцы мусорили. Вы п-п-понимаете, что это н-неприемлемо?!

Бергин стоял несколько мгновений в замешательстве после такого резкого, слишком плоского, тупого перехода и затем ответил на легкие нападки старика так же спокойно, без лишних слов, которые могли неожиданно обернуться против него.

– В-в-вы понимаете…

«Понимаю я, все я прекрасно понимаю! – подумал Бергин раздраженно и с маломальской злобой, все же таившейся внутри него, но его запредельными усилиями не выходящая наружу»

– Я пожалуюсь на вас в п-п-прокуратору, в суд, в п-пол-л-ицию… – список разных инстанций мог продолжаться бесконечно и Бергин не сказал бы ни слова.

Старик сдался и, тряся грозно указательный палец, поведал собеседнику все муки, препятствия предстоящие его нелегкой, роковой судьбе, в то время как в голове Бергина уже во всю праздновался долгожданный день безоговорочной, сокрушительной победы в этом тяжелом, вязком бою. Как только старик развернулся и ушел к себе в квартиру, положив правую ладонь на поясницу и еле держась на ногах, Бергин аккуратно, тихо закрыл дверь и заулыбался во весь рот вприпрыжку. Вот оно: вкус долгожданного удовлетворения и благоденствия.

Завершить предпоследнюю третью главу стоило бы возвращением к Камиле, которая после покупок в торговом центре сидела на своем рабочем месте в офисе и поглаживала внешней стороной среднего пальца, пушистую, мягкую, блестящую шерсть игрушки. Вглядываясь в ее большие глаза, Камила вспоминала слова Наили и хорошенько их обдумывала, переварила, в надежде убедить себя в том, что ее подруга была в корне неправа, но, как оказалось, это не так просто выходило по причине ее собственного сомнения в своей правоте. Она честно пыталась обуздать все гневные порывы оправдать себя в своих же глазах и выходило у нее это со скрипом: даже говоря прямо о некоторых проблемах, которые ей были очевидны, подсознательно она выискивала аргументы в свою защиту, правда очень натянутые.

«Ну, может она и права, конечно. – рассуждала Камила, придерживая рукой голову с наклоненными вбок очками и продолжая плавно гладить игрушку. – Но верю ли я в это сама? И если нет, – а скорее всего так и есть – то как я могу искренне в это верить, имея противоположное мнение, при том поддержанное фактами и аргументами. Нету у меня никакой к черту зависимости! И я это здраво осознанию, без какого-либо ментального давления и желания быстро оправдать себя и опять окунуться в этот красочный мир. Нет, я же после первой пачки больше их не ела и непреодолимой тяги к ним я не ощущаю. Я не нервная, адекватная, здравомыслящая – значит никакой, даже страшно звучит это слову по отношению ко мне, ужасной зависимости у меня нет и не было в помине! Я вообще об этом не думала до слов Наи. Да, сто пудов, я сижу и размусоливаю эти мысли только из-за ее слов, которые лучше бы она не произносила, честно говоря. Так же ведь, да?.. – задав себе этот сложный вопрос, она замялась и не смогла дать того быстрого, желанного ответа. – Ммм… А может и нет, раз я не уверена в себе, значит есть и весомые на это причины. Не настолько же я наивна и глупа, чтобы только из чужих слов, касающихся непосредственно меня, принять факт моей зависимости за чистую монету – нет, я явно не такая, соответственно есть какие-то незначительные проблемы. – последнее признание толкнуло ее дальше и ей стало легче, безболезненней прямо говорить об этом. – Да, проблемы явно есть, пока не физические, но психические уже