Фарландер - Кол Бьюкенен

Обстрел велся и сейчас, хотя и не слишком интенсивный. Время от времени какой-то снаряд ударялся о пока еще не поврежденную внешнюю стену и, срикошетив, падал на землю. В первую очередь надежной защитой служил огромный земляной гласис, отражавший или поглощавший вражеские снаряды. Только благодаря таким вот нововведениям город выдерживал непрерывную осаду маннианцев на протяжении столь многих лет. И все же кое-где укрепления осели, а в зубцах зияли бреши. Где-то там, за кучками камней и уцелевшими башенками прятались бойцы Красной Гвардии и среди них артиллерийские расчеты, обслуживавшие баллисты и пушки, которые постоянно вели огонь по неприятельским позициям.

За тремя другими, внутренними стенами возводилась между тем еще одна. Пока под неослабевающим напором маннианцев, стоившим им немалых материальных затрат, пали четыре оборонительных рубежа. Защитникам Бар-Хоса за то же время удалось возвести два новых, но все понимали, что вечно так продолжаться не может. Последнее строительство шло в непосредственной близи от канала, разрезавшего Ланс и соединявшего два залива. От канала было уже рукой подать до горы Истины, за которой лежал сам город.

Рано или поздно им просто не хватит места.

Внимание Джуно привлекла внешняя стена. Та, что и подвергалась сейчас обстрелу. Кроме баллист и пушек, время от времени напоминавших врагу о своем существовании, здесь стояли краны, поднимавшие на стену огромные ковши, заполненные камнем и землей. Одни рабочие то и дело исчезали из вида, спускаясь на веревках с дальней стороны стены, другие просто высыпали содержимое ковшей на гласис. На глазах у Бана и сына группа рабочих исчезла вдруг в облаке разлетевшегося мусора.

Джуно ахнул.

— Посмотри туда. — Бан протянул руку, отвлекая сына от страшного зрелища и направляя его внимание к объектам, расположенным между двумя стенами. Издалека они напоминали башни, хотя и не отличались высотой и были открыты со всех сторон. — Минные шахты, — объяснил он. — Подземная война не останавливается ни на час, и те, кто спускается туда, стараются не позволить врагу подорвать стены.

Мальчик посмотрел наконец на отца:

— Не совсем то, что я ожидал увидеть. И ты воюешь там каждый день?

— Далеко не каждый. Боев сейчас почти не бывает. По большей части все идет вот так.

Слова отца, похоже, произвели впечатление на мальчика. Он задумался. Заметив в глазах сына гордость, Бан отвернулся и с усилием сглотнул. Джуно знал, что его дед погиб, защищая город, и уже носил на поясе старый кинжал старика. Бан не сомневался, что и сегодня, возвратившись домой, он потребует дать несколько наглядных уроков по его применению. Джуно постоянно говорил о том, что, когда подрастет, пойдет по стопам отца. Поощрять такого рода амбиции Бан не собирался. Пусть уж лучше сын станет странствующим монахом или запишется матросом на какую-нибудь торговую посудину. Только бы не остался здесь, где его ждет неизбежный конец.

Словно угадав настроение отца, Джуно негромко спросил:

— Сколько еще мы сможем продержаться?

Бан удивленно моргнул. Вопрос солдата, а не мальчишки.

— Папа?

Он едва не солгал, хотя и понимал, что это было бы оскорбительно для мужающего парня. Но рядом сидела Марли, воспитанная на том, что человек всегда должен смотреть правде в лицо, какой бы горькой она ни была. Бан знал, что и сейчас жена навострила ушки, ожидая его ответа.

— Мы не знаем, — признался он и на мгновение зажмурился от ударившего в глаза ветра. На губах появился вкус соли. Словно от засохшей крови.

Открыв глаза, Бан увидел, что Джуно снова смотрит на стены и на маннианский лагерь и как будто считает видимые знамена: с одной стороны хосские, со щитом, и мерсианские, с завитком на сине-зеленом фоне; с другой — имперские, с красной рукой Манна — край мизинца срезан, — вышитой на белом поле. Знамен этих были сотни.

— Надежда есть всегда, — сказала Марли, желая ободрить сына.

Джуно снова посмотрел на отца.

— Да, надежда есть всегда, — согласился Бан, так и не найдя сил ответить на вопрошающий взгляд сына.

Глава 2

БУН

Его снова толкнули. Сильнее. Ногой.

— Твой пес. — Голос проникал через тонкое одеяло. Женский. Недовольный. — По-моему, он сдох.

Нико заставил себя приоткрыть глаза. Чуть-чуть, чтобы утренние лучи запутались в ресницах. Свет был слишком яркий. Вылезать из-под теплого одеяла не хотелось. Да и рано еще.

— Отстань, — пробормотал он.

Одеяло слетело, и свет залил его целиком. Нико прикрылся ладонью и, щурясь, выглянул в щелочку между пальцами. Над ним, подбоченясь, стояла девушка. Лена, вспомнил он.

— Твой пес, — повторила она. — Похоже, сдох.

Смысл ее слов дошел не сразу. В последние дни переход от сна к бодрствованию давался трудно: утро не сулило ничего хорошего, и встречать очередной унылый день не было ни малейшего желания.

— Что? — Он сел и хмуро посмотрел на девушку. Потом, с той же недовольной миной, на солнце, которое, судя по всему, поднялось на несколько часов раньше и забралось довольно высоко. Бун лежал рядом, там же, где и уснул накануне вечером. Пес еще спал, но над его мордой кружились мухи. — Что?

Нико отогнал мух, погладил собаку до светлой шерсти. Бун не шевелился.

— Он все утро такой, — донесся как будто издалека голос Лены. — И с нами скоро будет то же самое, если не добудем приличной жратвы.

— Бун?

В безжалостно ярком свете пес выглядел далеко не лучшим образом: худой, с торчащими ребрами и резко очерченным позвоночником. Кожа да кости. Некоторое время Нико ждал, в глубине души надеясь, что Бун дернет ухом или подаст какой-то другой знак, указывающий на то, что жизнь еще не покинула его, что он просто спит.

По пес не шевелился.

Нико снова лег на траву, натянул на голову одеяло и положил руку на неподвижный бок старого друга.

Летняя сушь запекла землю, так что Нико сначала разбил твердую, как камень, глину ножом и только потом вы копал могилу голыми руками. Он выбрал место под старым деревом, к югу от парка и неподалеку от их стоянки. Работать пришлось под пристальными, жадными взглядами. В последние месяцы он не раз отгонял желающих выкрасть собаку. Изголодавшие, отчаявшиеся люди иг брезгуют ничем. Нико кричал на них, иногда швырял палки. Бун обычно стоял рядом и рычал. Теперь сил хватило только на сердитый взгляд. По перепачканному пылью лицу текли, оставляя грязный след, горючие слезы.

«Убью любого, кто только тронет», — поклялся Нико.

Пес весил не больше связки хвороста. Нико поднял его

опустил в неглубокую ямку. Постоял на коленях, поглаживая некогда шелковистый, с золотым отливом мех. Над телом снова кружили мухи.