Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - Бен Макинтайр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бернардин со своими утомительными вечеринками и роскошными нарядами, доводящий до одури Джимсон со своим компостом, самодовольные зануды-расисты в клубе – пусть они и не подтолкнули Урсулу к откровенному мятежу, но определенную роль точно сыграли.
Пока экспатрианты танцевали и наслаждались праздностью, за фасадом шанхайского общества шла жестокая, полусекретная шпионская война. Ведь, помимо торговли, наркотиков и порока, Шанхай прославился еще и как восточная столица шпионажа. Иностранцам не требовались здесь ни паспорта, ни визы, они приезжали и уезжали без вида на жительство и часто подчинялись лишь законодательству своих стран. Шпионы, как и преступники, анонимно ускользали из-под одной юрисдикции в другую. С внешним миром они, как правило, поддерживали связь с помощью коротковолновых радиоприемников, и в городе их действовало такое множество, что вычислить нелегальную аппаратуру было совершенно невозможно. Агенты националистического правительства Китая шпионили за местными и иностранными коммунистами. Подпольные коммунисты шпионили за властями и друг за другом. Советский Союз развернул целую армию тайных агентов и информаторов по всему городу. Англичане, не без помощи американцев, шпионили за всеми, притом постоянно.
В главной шпионской схватке в Шанхае столкнулись правящие националисты под руководством генералиссимуса Чан Кайши и китайские коммунисты, получавшие поддержку Советского Союза, – они сцепились в гражданской войне, которая без перерыва продлится следующие два десятилетия. В 1923 году Сунь Ятсен, отец-основатель Китайской Республики и руководитель националистической партии Гоминьдан, заключил альянс с Советским Союзом. В Кантон прибыла группа советских чиновников под руководством революционера-большевика Михаила Бородина, чтобы раздать указания, деньги и военную помощь. Однако четыре года спустя хрупкий пакт между Гоминьданом и КПК рухнул, и силы Чан Кайши, преемника Суня, приступили к беспощадной чистке коммунистов. Бородина с его советниками выдворили восвояси.
Никто не знает в точности, сколько человек стали жертвами Белого террора, устроенного силами Чана и сотрудничавших с ними бандитов. Убийцы не вели учет, но считается, что около 300 000 человек были арестованы и убиты. Особенно ужасающие кровавые расправы устраивались в Шанхае. Работавший здесь советский агент Отто Браун писал: “Приспешники Чан Кайши при поддержке международной полиции днем прочесывают текстильные фабрики, а по ночам – китайский квартал в поисках коммунистов. Перед теми, кого они хватали, стоял страшный выбор: стать предателями или быть убитыми… Эта кампания систематического уничтожения загнала коммунистов в глубочайшее подполье”.
Советскому Союзу Китай виделся колыбелью следующей фазы мировой революции, и для достижения этой цели Москва развернула широкомасштабную шпионскую кампанию в поддержку гонимых китайских коммунистов.
Советские шпионы появлялись в Шанхае в ошеломляюще разнообразных обличьях, представляя разные подразделения советской разведки и власти; порой они сотрудничали друг с другом, но чаще путались друг у друга под ногами и даже соперничали.
Коммунистический интернационал, или Коминтерн, основанный в 1919 году для поддержки революционного движения по всему миру под руководством Москвы, использовался в Китае как ширма для шпионажа. Его Отдел международных связей (ОМС) собирал и распространял секретные разведданные, занимался контрабандой оружия, распределял финансирование, раздавал инструкции и курировал многочисленные подпольные коммунистические группы. Годовой бюджет Дальневосточного бюро Коминтерна составлял 55 000 долларов в золоте, рейхсмарках, йенах и мексиканских долларах, выделявшихся на разжигание коммунистической революции в Китае, Японии, Британской Малайе и на Филиппинах.
Была еще и сталинская гражданская служба разведки, НКВД (предшественник КГБ), содержавшая в Шанхае свою собственную сеть для сбора политических и экономических тайн, ликвидации врагов Москвы и предотвращения потенциальной контрреволюции в Китае.
Но самой важной шпионской сетью СССР в Шанхае руководила военная разведслужба, официально – 4-е управление Генерального штаба Рабоче-крестьянской Красной армии. (В 1942 году Сталин переименовал его в Главное разведывательное управление, или ГРУ, под этим названием оно существует до сих пор.) Задача крайне дисциплинированного, маниакально скрытного и исключительно беспощадного 4-го управления состояла в обороне Советского Союза и защите революции путем сбора, приобретения или похищения военных тайн. Московская штаб-квартира этого подразделения была известна под незамысловатым кодовым названием “Центр”.
Со времен Шанхайской резни сотрудники ГРУ работали не под видом аккредитованных дипломатов, а как “нелегалы” под прикрытием, выступая в роли журналистов, бизнесменов или учителей. Соперничество в советских разведывательных организациях в дальнейшем выльется в кровавую междоусобицу. Но китайскому националистическому правительству не было дела до различий между шпионами из России: для него все они были коммунистами-подрывниками, засланными для разжигания волнений и подлежавшими уничтожению наравне с местными китайскими революционерами.
Урсула никогда не сомневалась, что коммунисты в конце концов выйдут победителями в развернувшейся в Шанхае ужасной тайной войне. Как прилежная марксистка, она считала, что исход истории предрешен: угнетенный китайский пролетариат неизбежно восстанет и под предводительством коммунистов свергнет капиталистический порядок, сметя с лица земли буржуазию и ее империалистических покровителей. Но даже при таком раскладе китайский коммунизм казался чужим и малопонятным. В Берлине Урсула была частью мощного движения; здесь же – сторонним наблюдателем событий, которые понимала лишь смутно. “Если не считать жары, скуки и моего трудного привыкания к шанхайскому «обществу», меня терзало отсутствие непосредственного контакта с китайским народом. Грязь, бедность и жестокость были мне отвратительны. Я волновалась: а вдруг я коммунистка только в теории?”. Как и многие люди, с рождения обладавшие привилегиями, она сомневалась, хватит ли ей мужества для столкновения с грязной, противоречивой с точки зрения морали и зачастую жестокой реальностью революции. Может ли человек быть революционером и при этом получать удовольствие от хороших вещей, например от новой одежды? Или она обязана носить лишь власяницу коммунистической догмы? О политике она не говорила ни с кем, кроме Руди, который был слишком занят в Шанхайском муниципальном совете, чтобы уделять этим беседам должное внимание.
Тоскуя по дому, она бродила по Джессфилд-парку, навевавшему ей воспоминания о берлинском Тиргартене. Впадая в меланхолию, она всегда предпочитала одиночество. В Шанхае стояло удушливое лето. “Асфальт вчера снова начал таять и лип длинными черными полосками к моим туфлям, проезжавшие
