Английская болезнь - Билл Буфорд

Я так и не добился связного ответа на мой вопрос о том, чем занимается Рой. Может, они не знали, а может, не хотели знать. А может, наоборот, все знали, но не хотели говорить об этом. В конце концов, много ли у вас друзей, вскрывающих сейфы?

На самом деле кое-что о Рое я знал, просто не сразу это понял. Один приятель, которому я рассказал про футбольный поезд в Уэльсе, поведал мне про инцидент, свидетелем которого он стал в том же месяце. Он возвращался на поезде из Манчестера, в поезде было очень много суппортеров. Когда поезд остановился в Стоке-на-Тренте, в вагон зашли еще суппортеры. Это были фаны «Вест Хэма»; с криками «Смерть черномазым!» они набросились на двух черных, сидевших неподалеку. Моему другу были видны только спины фанов «Вест Хэма» и их кулаки, мелькавшие в воздухе, а черные исчезли где-то среди них, когда вдруг раздался крик: «У него палка, убивайте ублюдков!» – на поверку эта палка оказалась ножкой от стола, которую один из черных отломал, пытаясь защищаться. К тому моменту, когда мой друг побежал искать полицейских, на полу, сиденьях и даже на окне все было забрызгано кровью. Одному черному порезали лицо. Но нужен им был другой. Его ранили ножом дважды – причем один удар пришелся совсем рядом с сердцем. Ему пробили голову, сломали палец и несколько ребер. Это все было засвидетельствовано в протоколе, где мой друг фигурировал в качестве свидетеля, но имена потерпевших стали для меня значимы только после возвращения из Италии. Энтони Роберте и Рой Даунс. И искали они именно Роя, и как раз его дважды пырнули ножом.

Машина объехала вокруг площади, причем Рой махал рукой из окна, словно политик, и исчезла. Вновь я увидел его час спустя – Рой стоял на балконе и, перегнувшись через перила, обозревал суппортеров внизу. Он был невысок, но мускулист – кажется, это называется «жилистый» – и вообще производил впечатление. Казался он серьезным, даже мрачным. А то, что он видел на площади, вроде бы делало его еще более мрачным и серьезным. Если честно, я даже подумал, что он специально – мрачность его казалась несколько искусственной. Он словно «выбрал» мрачность и серьезность – так, как люди утром выбирают, что им надеть.

Такую возможность упускать было нельзя; я поднялся по лестнице и представился. Я пишу книгу; я хотел бы пообщаться. Я стоял рядом, говорил, излучая вежливость и приветливость, пока наконец Рой, так и не отведший взгляда от площади внизу, не сказал: «заткнитесь, пожалуйста». Не нужно тратить столько слов: он обо мне уже знал.

Никто раньше не говорил мне «заткнись». И откуда он обо мне узнал? Меня, можно сказать, это впечатлило. Имидж для этого человека явно не был пустым звуком.

Как бы то ни было, Рой не собирался тратить на меня время, несмотря на все мои старания. Эти старания, дававшиеся мне с большим трудом, были напрасны.

Выразив удивление тем, что я, оказывается, являюсь персоной, достойной внимания, я высказался в том смысле, что мы могли бы вместе выпить.

Рой, все еще разглядывая площадь, ответил, что он не пьет.

Прекрасно, сказал я, продолжая сиять, как калифорнийское солнце; вероятно, долгое путешествие было утомительным, может быть, мы могли бы перекусить вместе?

Нет.

Хорошо, сказал я, с трудом при этом подавляя нервный тик, так как ситуация явно ухудшалась. Я вытащил из кармана пачку сигарет – жутко хотелось закурить – и в это время заметил внизу Мика; держа в каждой руке по здоровой бутылке чего-то, он шел по площади и кричал «красные, вперед!«

Я предложил Рою сигарету.

Рой не курил.

Ладно, сказал я, окидывая взглядом уже изрядно задолбавшую меня площадь; внизу все так веселятся, сказал я, на что Рой, конечно же, ничего не ответил. Происходящее на площади начало напоминать мне какой-нибудь сатанинский шабаш. На площади столпилось не меньше восьмисот человек, и шум, который они производили – англичане пением, итальянцы гудками автомобилей, – был оглушительным. В обычной ситуации такой шум был бы слишком громким, чтобы пытаться разговаривать. В той ситуации, в которой я находился сейчас, ничто не могло помешать разговору сильнее.

Я продолжал. Я говорил обо всем, что только приходило в голову, то и дело восклицая «ладно». Я говорил о футболе, о Брайане Робсоне, континентальном стиле игры – на самом деле я слишком мало обо всем этом знал – пока, наконец, промямлив что-то совсем уже несусветное, я попытался начать говорить с Роем о самом Рое. Что я ему сказал, я не помню, и это хорошо, потому что, кажется, я сказал что-то вроде того, что он черный и невысокого роста и как таким, наверное, отлично быть. И замолчал. Этот момент я хорошо запомнил, потому что именно в этот момент Рой впервые посмотрел на меня. Я подумал, что сейчас он в меня плюнет. Но он не плюнул. Он сделал вот что: он ушел.

Плавной походкой, не вынимая рук из карманов, этакий Клинт Иствуд, он ушел, ушел с балкона и из моего рассказа.

Да, я не рожден быть журналистом.

Чтобы вернуть уверенность, я поискал взглядом Мика, но уверенность не вернул. Мик являл собой не самое приятное зрелище. Он перестал расхаживать по площади, упал и уснул. Все вокруг пели и кричали, а он спал, уронив голову на руки, забыв закрыть рот. Даже если бы и удалось его разбудить, смысла в этом бы не было.

Пора поискать кого-нибудь еще. С Роем не вышло. Может быть, получится позже. Может быть, это неважно. Я сам уже выпил столько пива, что мне стало безразлично, захочет кто-то со мной говорить или нет. Выбор был невелик: или я разговорюсь с кем-нибудь, или я ни с кем не разговорюсь.

Но я ни с кем не разговорился и вдруг обнаружил, что смотрю в один крайне отвратительный рот. Те зубы, что еще были на месте, были обломаны или с трещинами; ни один не рос прямо: казалось, что все они растут под разными углами, или, точнее, в разное время подверглись определенному физическому воздействию. Ли один из них не был белым – цвет варьировал от коричнево-желтого до болотно-зеленого, словно гороховый суп. Да, эти зубы много чего на своем веку повидали: и Бог знает сколько выпивки, и ударов выдержали немало, и табака, и шоколада «Кэдбери». В общем, рот человека, проносящегося по жизни на приличной скорости.

Рот принадлежал Гарни. Мик рассказывал мне про Гарни. Правда, он не рассказывал, насколько Гарни ужасен. Ужас, внушаемый его внешностью, был столь силен, что я с трудом смог отделаться от желания сообщить ему телефон своего дантиста или принести одеяло, чтобы накинуть на голову. Гарни было сложно не заметить. Он был здесь одним из самых старших, ему явно было далеко за тридцать. Его сопровождало несколько парней помоложе. Почему они его сопровождали, что они в нем вообще нашли – я так никогда и не понял. Небритый, с проплешинами; а когда он снял майку, обнаружились струйки пота, стекающие по его торсу. Сюда он добирался несколько дней, и от непрерывного потения кожа его приобрела странный цветовой оттенок.

Гарни тоже был лидером. Так много лидеров? Прямо политбюро какое-то, но Гарни от прочих «генералов» отличала географическая принадлежность его последователей. Их называли Cockney Reds – «лондонский филиал» суппортеров «Манчестер Юнайтед». Как и Рой, Гарни не почтил меня своим доверием, сначала, по крайней мере, но я уже привык к тому, что мне никто не доверяет. В данном случае я был этому даже рад: если бы я ему приглянулся, то, чего доброго, он бы еще предложил пожать ему руку. Сопровождающие его кокни оказались менее подозрительными. Когда они к ним подошел, они были в разгаре процесса распевания какой-то песни. Они были в хорошем расположении духа и, не теряя времени, принялись забрасывать меня вопросами.

Нет, я не из «Экспресс» – я вообще ни разу в жизни не читал «Экспресс».

Да, я приехал, чтобы собирать материал о футбольных суппортерах.

Да, я знаю, что они – не хулиганы.

Ну а что я тогда вообще здесь делаю, а? А что, разве могут быть какие-то сомнения? Я собираюсь здесь сильно, очень сильно напиться.

И таким вот образом я стал одним из них, или, по крайней мере, настолько одним из них, что они могли не чувствовать дискомфорта, рассказывая мне свои истории. Они хотели, чтобы я понял, как они «организованы»; эту «структуру» было важно понять.

По их словам, среди суппортеров «Манчестер Юнайтед» есть разные категории; проще всего представить их в виде нескольких кругов, один в другом. Самый большой круг был очень велик: в нем – вообще все суппортеры «Манчестер Юнайтед», а клуб этот, по их же словам – один из самых популярных в Европе; на его домашние матчи регулярно собирается не меньше 40 тысяч человек.

Внутри большого круга, однако, были круги поменьше. Первый включал в себя членов официального клуба болельщиков «Манчестер Юнайтед» – более 20 тысяч человек. Официальный клуб болельщиков «Манчестер Юнайтед», образованный в семидесятые, заказывал поезда у МПС – «футбольные специализированные» – для поездок фанов на матчи, регулярно выпускал журнал, где освещались наиболее злободневные темы, в основном – те или иные события в клубе, а также журнал имел своей целью пропаганду «хороших» суппортеров в противовес «плохим».