Советский полпред сообщает… - Михаил Черноусов

Майский сумел установить прочные контакты в самых разнообразных кругах. Этому способствовали его общительность и эрудиция. Коренастого, круглолицего, с добродушной улыбкой на скуластом лице, с усами и бородкой узкой полоской, полпреда можно было видеть в аристократических салонах и в министерствах, на фабриках и в музеях, в Букингемском дворце и на приемах.

Знаменитый потомок герцога Мальборо был на десяток лет старше Майского. Черчилль уже пять лет не занимал никаких министерских постов, являясь лишь депутатом парламента, но отнюдь не рядовым – он пользовался огромным влиянием в Вестминстере. У него был богатый политический опыт – в молодости он сделал блестящую карьеру и сменил множество министерских кресел. В Лондоне откровенно поговаривали, что серые и мелковатые премьеры последних лет побаивались включать Черчилля в свой кабинет – он подавил бы их своим острым умом, силой характера и авторитетом.

Черчилль был похож на некрупного медведя. По его тщательно выбритому лицу постоянно блуждала язвительная улыбка, взгляд был колючим. Над высоким лбом колыхался хохолок рыжеватых волос. В зубах – неизменная, сигара. Движения его были медлительны, но сравнительно легки, несмотря на полноту и возраст. Взяв Майского за локоть, Черчилль говорил на ходу:

– Британская империя для меня начало и конец всего. Что хорошо для Британской империи – хорошо и для меня. Что плохо для Британской империи – плохо и для меня. В девятнадцатом году я считал, что величайшая для нее опасность – ваша страна. Поэтому я был тогда вашим противником. Сейчас я полагаю, что величайшей опасностью для Британской империи является Германия. Поэтому я – ее противник. Гитлеровская Германия – это страшная и опасная сила, это огромная, научно организованная машина с полдюжиной гангстеров во главе. От них всего можно ожидать. Никто не знает точно, чего они хотят и что они будут делать завтра. Я не удивлюсь, если первый удар Гитлер обрушит не на Россию – это довольно опасно, а совсем на другие страны. Почему бы нам не объединиться в борьбе против общего врага? Я был противником коммунизма и остаюсь его противником, но ради целостности Британской империи я готов сотрудничать с Советами.

– Советские люди, – заметил Майский, – противники капитализма, но в борьбе за мир готовы сотрудничать с государством любой системы. Если оно, конечно, на деле стремится предотвратить войну.

– На деле, – повторил Черчилль. – А у нас сейчас рассуждают так: все равно Германии где-то нужно драться, в какую-то сторону расширять свои владения. Так пусть она лучше выкроит себе империю за счет государств, расположенных на востоке и юго-востоке Европы. Пусть она тешится Балканами или Украиной, но оставит Англию и Францию в покое. Такие рассуждения сплошной идиотизм. Никаких уступок Гитлеру делать нельзя. Всякая уступка с нашей стороны будет истолкована как признак слабости. Требования Гитлера еще больше возрастут.

В этот момент подошел Барту. Черчилль приветствовал его как старого знакомого и представил Майского.

– Нам ныне, – сказал Барту полпреду, – Восточный пакт необходим. Только так Европа сможет решить свои проблемы. Кроме нас, их решать некому – США, судя по всему, останутся в стороне. Никакие двусторонние договоры Берлина Восточный пакт не заменят.

– Совершенно верно, господин министр, – подтвердил Майский. – Они не всегда служат миру: ведь самое агрессивное государство может заключить пакт о ненападении с одним государством, чтобы развязать себе руки для нападения на другие. До того, как оформилась идея Восточного пакта, мы считали такие договоры желательными. Но теперь, когда их предлагают в противовес пакту о взаимопомощи, они неприемлемы. Возможно, мы вновь сочтем их приемлемыми, если Восточный пакт не удастся…

– Нет-нет, – прервал Барту, – я добьюсь его заключения, даю вам слово министра иностранных дел Франции!

Помолчав, он добавил:

– Если буду жив…

Майский сообщит в Москву о настроениях в лондонских политических кругах в отношении Восточного пакта. Он заявит в Форин оффисе – британском министерстве иностранных дел:

– Общественное мнение в Советском Союзе приписывает Англии подталкивание не только Японии, но и Германии к войне с нами и этим только объясняет сопротивление Англии Восточному пакту, а также ее оговорки, внесенные в его проект.

По приглашению тридцати государств в сентябре Советский Союз вступит в Лигу наций. В том же месяце Германия и Польша официально заявят об отказе участвовать в Восточном пакте.

…В октябре в небольшом кинозале рейхсканцелярии Гитлер в третий раз подряд будет смотреть кадры свежей кинохроники. «9 октября, Марсель, – звучит дикторский текст. – В два часа дня сюда прибыл югославский король Александр. Его встречает министр иностранных дел Франции Барту». На экране – молодой король сходит по трапу на набережную, здоровается с Барту, они садятся в открытый автомобиль. Кортеж еле-еле движется по улицам города, возле первой машины лишь полковник верхом на лошади – нет ни мотоциклистов, ни кавалеристов…

В кинозале рядом с Гитлером – министр иностранных дел рейха барон Константин фон Нейрат, шестидесятилетний аристократ, толстый, неповоротливый, будто сонный. Дипломат с двадцатилетним стажем – он служил в Константинополе и Копенгагене, был послом в Риме и Лондоне, министром иностранных дел в правительствах Папена и Шлейхера – Нейрат, проявив преданность Гитлеру, сохранил свой пост и в его правительстве.

На экране следующий эпизод: из толпы внезапно выбегает какой-то человек, вскакивает на подножку автомобиля и начинает стрелять. Мелькают фигуры людей, больше ничего нельзя разобрать.

– Вот так надо делать дела! – скажет возбужденный Гитлер Нейрату. – Пока вы там дипломатничаете, три пули – и все!

Министр промолчит.

– Я знаю ваш вклад в борьбу против Восточного пакта, – смягчившись, скажет Гитлер, – но сейчас меня устраивает такое решение.

– Мой фюрер, без нас все равно не обойтись. Теперь наша очередь – замять по дипломатическим каналам эту историю. Нам невыгодно, чтобы всплыли связи покушавшихся хорватских террористов с нашим посольством в Париже и с людьми дуче.

– Ни в коем случае! – воскликнет Гитлер. Он даст знак прокрутить ленту еще раз. Пока будут перезаряжать пленку, он спросит Нейрата:

–Король умер сразу?

– Да, мой фюрер.

– А Барту?

– Его только через три четверти часа привезли в больницу, и, к счастью, никто не догадался остановить кровотечение из раны в руке.

– Он сказал что-нибудь в больнице?

– Какую-то ерунду, – лениво ответит Нейрат. – «Я больше ничего не вижу, где же мои очки?»

Гитлер рассмеется.

Заключение Восточного пакта было под угрозой срыва. Англия подталкивала Францию на подписание пакта с Германией. К этому стремился и новый министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль. Для СССР было важно предотвратить подписание такого пакта: ведь за обязательство Германии не нападать на Францию нацисты получили бы свободу рук на востоке.

В результате энергичных действий Советскому правительству удалось добиться подписания 5 декабря 1934 года франко-советского соглашения. Один из его пунктов гласил, что Франция не будет участвовать в переговорах о каких бы то ни было договорах, способных противодействовать заключению Восточного пакта, а также подписывать политические соглашения с Германией без предварительных консультаций с СССР. Тем самым советская дипломатия расчистила путь для заключения франко-советского договора о взаимной помощи.

Сторонники сближения с СССР во Франции требовали продолжить политику Барту. В стране усиливалось движение против фашистской угрозы, за создание Народного фронта, за мир. С этим до поры до времени Лаваль не мог не считаться.

Париж, среда, 13 февраля 1935 года

Стрелки больших часов времен Людовика XV в кабинете министра иностранных дел приближались к двенадцати. Хозяин величественного кабинета Пьер Лаваль, сменивший здесь Луи Барту, ждал советского полпреда Потемкина.

Сын трактирщика средней руки, Лаваль появился в Париже за несколько дней до мировой войны полунищим учителем. Он получил диплом адвоката, вступил в социалистическую партию (из которой позднее вышел), стал юрисконсультом профсоюзов и пролез в депутаты. Аферами нажил миллионы. Он приобрел богатейшую коллекцию картин, несколько газет, доходное поместье в Нормандии, солидный пакет акций минеральных вод Виши. Не обладая ораторским талантом, он поднаторел в искусстве политической интриги. Потомок хитрых и осторожных овернских торговцев, Лаваль сам был торговцем в политике.

Лаваль взглянул на висевшую в кабинете карту, возле которой у него произошла недавно стычка с Эдуардом Эррио.

– Когда я смотрю на карту, – сказал тогда Эррио, – то вижу на ней только одну страну, которая могла бы быть для нас необходимым противовесом и которая в состояний создать в случае войны второй фронт. Это Советский Союз. Я говорю и пишу об этом с двадцать второго года. На меня смотрят, как на коммуниста или безумца. Даже царь при всем своем деспотизме пошел некогда на союз с французской республикой. Неужели наша буржуазия окажется менее умной?