День курсанта - Вячеслав Миронов

Вовка Соколов, также невысокого роста из третьего взвода нашей роты, получил трусы огромнейшего размера. Не долго думая, он заправил трусы в сапоги, поверх майки нацепил ремень, на голову — пилотку. Народ вокруг просто катался по траве от смеха, настолько комично это выглядело.

Хреново также пришлось и Матвееву, прозванного за фамилию «Мотей», у того был рост за 190 сантиметров и ужасно худой. Длинная шея торчала из ворота, как карандаш в стакане. Рукава куртки заканчивались далеко за кистями рук, и руки торчали как палки. Сплошная несуразица.

Был еще один уникум Вадик Полянцев. Ростом и силой Бог его не обидел, откуда-то из глухой деревни в Красноярском крае. Он был как медведь. Крестьянин и охотник. Мог часами рассказывать, как охотиться на любого зверя. Послушать его, так он чуть не с пеленок ходил на охоту. Показывал, как вязать петли на зайцев, как вываривать мох. Много чего еще рассказывал, что нам, в основном городским жителям, было в новинку. А для него это был образ жизни. Он трамвай увидел только в Кемерово. Ноги, как многие охотники, ставил ступнями внутрь. Так ноги меньше устают в пути, и ветки не так хрустят. Последнее для меня было в новинку. Занимался пешим туризмом, и чтобы ветки так меньше хрустели? Тут я ему не поверил. Руки у него были длинные, они свешивались впереди туловища и как-то мотались одновременно, в такт походке. Нечто подобное видел по телевизору, когда громадная горилла-самец ходила. Силища в нем была огромная. Но он добрый. В среде абитуриентов было принято подшучивать друг над другом. Вадика было сложно «завести». Он только говорил:

— Ну, парни, ну что вы пристали!

Он не был спортсменом, но когда его выводили из себя, он хватал обидчика и просто прижимал к себе. Кто попадал в его медвежьи объятия, то просто хрипели. Кости трещали, глаза вылезали из черепа, перебивалось дыхание. Почти потерявшего сознание он отпускал, тот медленно оседал, потирая сдавленную грудь или шею. Больше желающих попасть в лапы к Вадику не было. Просто дразнили и отбегали на безопасное расстояние.

Вот и «Поляне» с трудом подобрали форму. Куртка была туго натянута на спине, рукава также, как и у Моти, доходили только до половины предплечья, а брюки болтались как на палке. Вадим постоянно их подтягивал, чтобы они не сваливались.

Под стать «Поляне» был и Серега Бровченко — одессит. Тоже высокий. Здоровый.

К штанам и куртке выдавали брючной ремень. Брезентовый. Сколько его не затягивай, все равно пряжка не держала, и ремень распускался, брюки сползали вниз с наших тощих животов, и «мотня» штанов болталась в районе колен.

Когда ремень затянут, а сверху на куртку одевался поясной — кожаный ремень, то получалось, что пряжка накладывалась на пряжку и неестественно торчала, как будто беременный.

Те, кто служил в войсках, показали, что лучше пряжку брючного ремня сдвигать вправо или влево и там затягивать.

Бывшие солдаты, когда надели форму, то всем сразу стало ясно, что на них она почему-то сидит лучше. Они тут же начали примерять, где лучше ушить галифе, куртку в талии, рукава.

Сразу видно — люди бывалые, знают, что к чему. Ничего, и мы научимся, разберемся.

Тут же начали пытаться наматывать конец ремня одним рывком. Оружие. С первого раза не получалось, зато у бывших солдат это получалось почти мгновенно. Сделал шаг назад, сдернул ремень. И вот оно — оружие! Не нужно никаких нунчак. Тем паче, что они законом приравнены к холодному оружию! Две деревянные палочки, скрепленные веревкой или цепочкой — холодное оружие! За это и посадить могут, если применишь в драке против кемеровских! А это ремень — он при тебе всегда! И даже под парадку можно одеть. Незаметно.

Мы отчаянно махали ремнями, пока наши товарищи переодевались. У некоторых бляхи срывались и улетали. Потом сообразили, что надо внутреннюю перекладину немного подогнуть. Тогда и бляха слетать не будет, да и ремень на поясе расстегиваться не будет.

Выдали также и сапоги. Яловые. Тяжеленные!!!! И портянки. Те, кто служил в армии и деревенские, быстро их намотали, а вот остальные…

Я старательно наматывал портянку, но она все равно распускалась, и когда засовывал ногу в сапог, то при прохождении по сапогу она умудрялась сбиться в один комок, либо нога проходила внутрь сапога, а портянка оказывалась наверху. Потом я сделал проще. Расстелил портянку поверх отверстия голенища и просунул ногу внутрь. Потопал. Вроде, ничего. Нога в портянке защищена от тяжелого, грубого сапога. Только вот по бокам, в районе щиколотки, давит сапог на незащищенный участок. Пока пойдет, а потом научусь!

У моих товарищей также не особо-то получалось. Многие поступали так же, как и я, махнув рукой на такую учебу.

Вообще я смотрю, что часто важна форма, а не содержание.

Старшина роты, солдат из войск Бударацкий Коля скомандовал:

— Рота, строитья!

Построились.

— Бегом марш!

Ешь твою мать! Первые пятьдесят метров мы осилили быстро и легко. А вот потом….

— Твою мать, портянки! — хрипел кто-то сзади.

— Что за пидар их придумал?! — вторили ему.

— Не могли просто носки оставить! — подхватывал третий.

— И так четыре года?

— Все двадцать пять!

— Не звизди. Четыре года в училище, а офицеры в носках.

— Сапоги тоже придурок придумал!

— У солдат — кирзовые — они легче!

— Зато зимой теплее.

— Ага, летом, как в печке!

— Так зима в Сибири восемь месяцев!

— До зимы дожить надо. Такими темпами, я ноги сотру до яиц. В инвалидном кресле буду кататься.

— Замковзвода! Разговорчики в строю! — Коля Бударацкий бегал вдоль строя.

— Вот еблан, разорался!

На Бударацком надо остановиться более подробно. Это был, с нашей точки зрения, полный придурок. Ростом около метра семидесяти пяти. Худой, жилистый. Затылочная часть была гораздо шире лицевой части головы. Вытянутое, как у лошади лицо, близко посаженные глаза, отвисающие, тоже как у лошади, губы. Лицо, или морда лица, было обезображено крупными оспинами.

У «Буды» был хронический насморк, он втягивал в себя сопли, долго их жевал, потом в зависимости от настроения либо сплевывал их, либо проглатывал. Кто его поставил старшиной — одному Богу известно. Наверное, такой же даун. Ну, а как он прошел медкомиссию и сдал экзамены, полагаю, что и Бог не знает, это дело рук дьявольских.

Пробежали пять километров.

— Перемотать портянки, строиться! — командовал Буда.

Я вытащил ногу из сапога. Мать моя! Вся портянка сбилась в районе щиколотки, на второй ноге ситуация не лучше. Ноги красные. Но не сбитые. Набитые сапогами. Но не сбиты в кровь, как у многих.

— Я ногу в кровь сбил! — захныкал Правдюков («Правдоха»). — У него действительно правая нога была сбита. На портянке были видны следы крови.

— И что? Все сбили, нам тебя на себе тащить? Звиздуй вместе со всеми, — зло отреагировал Сехин.

Сехин был из многодетной семьи. Всего детей было двенадцать, он был девятым. Сам из деревни. Все делал обстоятельно. Он и портянки мотал умело. Не нога в портянке, а куколка. Было видно, что и сапоги носить ему не впервой, и заломлены они были у него сзади правильно. Это значит, что первая складка, что проходила сзади, заломлена как можно выше, тогда и не терло ногу.

— Строиться! Бегом!!! Ма-а-а-рш! Отставить! — многие по команде уже начали движение, но тут же останавливались и утыкались в спину впереди стоящих, иногда и наступали на ноги.

— Блядь, поаккуратнее! Не видишь что ли! — ворчали передние.

— По инерции, — оправдывались задние.

— Жрать надо меньше, а то брюхо вперед несет.

— Не звизди!

— Сам заткнись. Сейчас по зубам получишь!

— Чего?

— Разговорчики в строю! — жевал свои сопли Буда — По команде «Бегом» руки сгибаются в локтях, корпус поддается вперед, а по команде «Марш!», все с левой ноги начинают бег. Вся рота — одновременно!

С учетом того, что вся рота стояла на мокром склоне и приходилось бежать вниз, то как-то слабо представлялось, как это будет.

— Бегом! Марш! Отставить!

С громкими матами в адрес Буды часть третьего взвода соскользнула вниз и врезалась в наш взвод, мы — в первый взвод.

— Блядь! Сука!

— Твою мать!

И другие маты неслись из строя. Все в новой форме плюхались в осеннюю грязь и съезжали вниз. Форма новая быстро пачкалась.

В меня врезались и, пытаясь удержать равновесие, размахивая руками, побежал вниз по склону, рядом Серега Мазур, также махая руками, врезал мне в плечо и я покатился. Оба упали, врезаясь в строй первого взвода. И упали!

— Екарный потрох! — я пытался встать, скользкая, грязная трава, грязь под ногами.

Мимо с матами пронесся Олег Алтухов. Опираясь на руки сзади и по-крабьи боком отполз в сторону, встал, стал оглядывать себя. Зад на брюках, рукава сзади по локоть были в грязи. Серега Мазур пытался отряхнуться.