Рапсодия - Джудит Гулд

— Ничем особенным. Только что вышла из ванны. С удовольствием отмокала после вечерней пробежки.

— Значит, ты все еще бегаешь?

Он представил себе ее длинное стройное тело и то, как она бежит по улицам.

— Конечно. А ты, держу пари, все так же изводишь себя ракеткой, плаванием и поднятием тяжестей.

Перед мысленным взором Сирины промелькнуло его крепкое, мускулистое тело.

— Ты же меня хорошо знаешь. — Миша на секунду запнулся. — Я… я все еще не могу до конца поверить в то, что мы вот так, случайно, встретились.

— Да, странное совпадение, правда. Все эти годы мы оба жили в Нью-Йорке и ни разу не встретились.

— Может быть, это судьба?

— Я не знаю… Кажется, я не верю в судьбу.

— Как это ни назови… я рад, что мы встретились, Сирина.

— Я тоже.

Похоже, она говорит искренне. Господи… а вдруг… может быть… Он попытался обуздать мгновенно вспыхнувшие надежды и несбыточные мечты.

— Как ты думаешь, мы не могли бы встретиться завтра? Он старался говорить осторожно, не выдавать своего волнения, чтобы не спугнуть ее.

— Думаю, могли бы. Но… я… я хочу, чтобы ты меня правильно понял, Майкл. Мы не можем начать сначала с того же места, где когда-то остановились.

— Нет-нет, я ничего такого не думаю. Я просто хочу тебя видеть.

— И мне этого хочется.

Не слишком ли взволнованно звучит ее голос? Он может подумать, что ей не терпится его увидеть.

— Тогда где-нибудь около четырех?

— Лучше в половине пятого.

— Прекрасно. Встретимся в твоем отеле? В баре на первом этаже?

— Лучше поднимись прямо ко мне в номер. Так мне будет удобнее. У меня на завтра назначено еще несколько встреч.

— Очень хорошо. Значит, до завтра?

— Пока.

Сирина положила трубку. Если бы он только знал, как ей не терпится его увидеть!

— Спокойной ночи, Сирина.

Он не сразу понял, что она уже положила трубку.

Миша сделал глоток виски. Закрыл глаза. Представил себе ее. Роскошные черные волосы, длинная лебединая шея, огромные карие глаза, чувственные — можно даже сказать сладострастные — губы… И небольшая, идеальной формы грудь с сосками, похожими на клубнички, длинный изящный торс, тонкая талия и этот сладостный черный холмик между белыми, как сливки, бедрами. Он ощутил такое возбуждение, какого не испытывал уже… сколько времени? И не вспомнить. Но очень давно.

Потом, после продолжительного горячего душа, он лежал в постели, вспоминая прошлое. Те давно ушедшие годы, когда они с Сириной проводили все время вместе. Все их взлеты и падения. Они словно пожирали друг друга в своей ненасытной страсти. До этого он даже и не знал, что такая страсть существует.

Теперь-то он понял, что Сирина ему совсем не подходила. Вот если бы он задался целью определить для себя, какая женщина могла бы оказаться для него наихудшей любовницей, Сирина, вероятно, в точности подошла бы под это определение. Он выходец из России, и к тому же еврей. Сирина — американка, родом из Флориды, протестантского вероисповедания, хотя давно уже отказалась от какой бы то ни было веры. Она верила лишь в себя. Он, целиком поглощенный своей карьерой, нуждался в женщине, которая могла бы полностью посвятить себя ему и его музыке. Сирина, точно так же поглощенная своей карьерой, не собиралась жертвовать собой ради него и его амбиций.

Двое таких разных людей…

Миша взял стакан, сделал глоток виски, наслаждаясь ощущением тепла, разливающегося внутри, обволакивающего как теплое одеяло.

Двое таких разных людей… И все же никого он не любил так, как ее, ни к кому больше не испытывал такого всепоглощающего физического влечения.

Он допил виски, поставил стакан, выключил лампу на ночном столике у кровати, закрыл глаза. Но сон не шел. Миша ворочался и метался на постели, раздираемый мыслями о Сирине, об их прошлом. Об их завтрашнем свидании. Что ждет их завтра? Этого он не знал. Ощущал лишь невероятное физическое напряжение и надеялся на то, что завтрашний день освободит его от этой муки.

Глава 5

Наступило серое, пасмурное утро. С востока дул промозглый ветер — предвестник приближающейся зимы. Миша открыл глаза. Свет едва пробивался сквозь тяжелые шторы. Первое, что он увидел, — это белокурые волосы Веры, рассыпавшиеся по подушке. Ее фарфоровый профиль выглядел прекрасным как никогда. Шея и плечи никогда еще не казались такими соблазнительными. Она дышала ровно и глубоко. По-видимому, крепко спит. Разбудить ее? Обнять… и… Он наморщил лоб. Нет! Пусть спит. Перед глазами внезапно предстало лицо Сирины… лицо Мадонны, обрамленное роскошными иссиня-черными волосами… ее соблазнительное тело. Горячая волна чувственного восторга залила его. Он возбудился при одной мысли о ней, о том, что увидит ее сегодня.

Где-то глубоко внутри он чувствовал, что их вчерашняя неожиданная встреча — знак судьбы. Так или иначе это не могло не произойти. Это неизбежно, решил он. И даже то, что он совершенно не может себя контролировать — состояние для него абсолютно нехарактерное, — только подтверждает, что это судьба.

Он сел на постели. Оглядел роскошную спальню. Бальное платье Веры аккуратно сложено на кресле, драгоценные камни мерцают в тусклом утреннем свете. Какая изысканная работа! И Вера вчера прекрасно в нем выглядела. Лучше, чем когда бы то ни было. Похоже, она действительно специально постаралась для него, Миши. Как всегда…

Его снова охватило чувство вины. Эта женщина делает все, что в ее силах. Старается удовлетворить малейшее его желание, старается быть идеальной женой и матерью. Он нервно провел рукой по волосам. Не стоит думать об этом.

Осторожно, чтобы не разбудить жену, он спустил ноги с постели, встал, потянулся, прошел в ванную, включил горячий душ. Стоя под обжигающими струями воды, думал о вчерашнем концерте. Обычно после долгих недель подготовки, репетиций и самого концерта он чувствовал себя словно выжатый лимон. И физически, и эмоционально. Однако сегодня он ощущал необычный прилив энергии. Как правило, адреналин бушевал у него в крови последние недели перед концертом, во время самого концерта и сразу после него, и тем сильнее, чем удачнее проходил концерт. Потом неизбежно наступал спад, переходивший в состояние, близкое к депрессии. Со временем он научился справляться с этим «после-концертным» состоянием, понял, что оно возникает в результате усталости и печали от того, что все кончилось. Постепенно интерес к жизни должен возродиться. Музыка снова его позовет, и он ответит на ее зов. Снова начнутся изнурительные упражнения и репетиции. Он начнет готовиться к следующему рекорду.

Миша выключил душ, взял полотенце. Сегодня он все еще ощущает отголоски вчерашнего подъема. Странно, что они не растворились в усталости. Может быть, это оттого, что он так по-настоящему и не отпраздновал вчерашний успех? Да, наверняка причина в этом. Он не отпраздновал свой успех. На вечере после концерта он был слишком поглощен своими мыслями.