Рапсодия - Джудит Гулд

Вся эта красота, весь этот талант, и молодой энтузиазм, и творческая энергия… всего этого не стало в один момент из-за мины, оставшейся с давней войны. Жизнь так несправедлива! Этот мир несправедлив. Но как недавно напомнила ему Вера, надо постараться самому жить по справедливости, насколько возможно, и благодарить Бога за это чудо, за этот невероятный дар, который называется жизнью.

Миша улыбнулся. Этот ее наказ звучит так похоже на то, что говорил дедушка Аркадий. Как будто сам его далекий московский друг говорит с ним устами Веры. «Спасибо тебе, дедушка. Спасибо. Без тебя, без памяти о тебе я мог бы все потерять». Он прикрыл глаза. Как же ему все-таки повезло в жизни! Иметь рядом человека, который любит его так беззаветно, так… безоговорочно.

Он непроизвольно вздрогнул, вспомнив тот страшный день в Токио. Вера, холодная элегантная Вера нанесла Манни удар мечом. Удар не оказался смертельным только потому, что она намеренно ударила его по голове тупой стороной клинка. Она не хотела его убивать, только оглушить. Миша обхватил себя руками за плечи. Он и не знал, что Вера в тот день прилетела в Токио и в это самое время спала в его номере. Прилетела, чтобы спасти их брак, так она сказала. И если надо, сразиться за него с Сириной. Ей и в голову не приходило, что у него с Сириной все кончено.

Мысли его перенеслись на Манни. Бедняга Манни. Как он, оказывается, дико, безумно ему завидовал! Кто бы мог подумать! В конце концов эта зависть затмила его рассудок. Теперь он много лет проведет за решеткой — либо в тюрьме, либо в клинике для душевнобольных. Пока неизвестно.

С помощью Веры Миша уже нашел себе нового агента, и теперь они обговаривают новый контракт на записи. При сложившихся обстоятельствах выйти из компании «Брайтон-Бич рекордингс» не составило большого труда. Остается только надеяться, что он больше никогда ничего о них не услышит. Саша исчез, сказав, что он со своей девушкой поедет искать приключений в какой-нибудь другой город. Для Миши, как и для всех остальных, это явилось полной неожиданностью: все привыкли думать, что Манни и Саша — любовники. Впрочем, это теперь не имеет никакого значения. Миша желал ему всяческих успехов.

Вера с подносом бесшумно вошла в комнату. Вера… его ангел-хранитель… вернее, ангел-мститель.

Она поставила поднос с бокалами на кофейный столик. Опустилась на диван рядом с ним:

— О чем ты думаешь?

— Так, ни о чем. И обо всем.

Жена нежно погладила его по иссиня-черным волосам. Наклонилась, легонько поцеловала в губы. Выпрямилась, потянулась за бокалами.

— Да, сегодня трудный день… Жаль, что ты не смог сыграть на траурной церемонии. Это придало бы ей еще большую завершенность.

Миша задумчиво смотрел на свои руки. Слава Богу, непоправимых увечий нет, однако перебиты два сустава, есть разрывы. Пройдут недели, прежде чем руки придут в норму.

Он взглянул на Веру:

— Мне пока не хочется ни для кого играть. Я пока не готов. Ты меня понимаешь?

— Конечно. — Она помолчала. — Как ты думаешь, не пора ли тебе попробовать?

— Да… наверное. Кажется, я… просто… боюсь.

Вера знала: он потерял уверенность в себе.

— Совершенно нечего бояться. Начинай понемногу, шаг за шагом. Вот увидишь, постепенно вернется и сила, и… смелость. Начинай понемножку.

Он улыбнулся:

— Я вижу, долго лентяйничать ты мне не дашь.

— И не позволю поддаваться страху. — Вера сделала глоток бренди. Поставила бокал на стол. — Почему бы не попробовать прямо сейчас?

— Сейчас?! Но… но я…

— Ничего подобного. — На губах ее заиграла улыбка. — Я заметила, что пальцы у тебя двигаются прекрасно. Ну, давай же, идем к роялю.

Она протянула ему руку. Он поставил бокал, взял ее руку, медленно встал на ноги. Они вместе подошли к «Стейнвею». Он сел, устроился поудобнее. Поднял глаза на Веру:

— С чего начать?

Она положила руку ему на плечо.

— Сыграй что-нибудь для Сирины. Что-нибудь прощальное.

Миша в нерешительности смотрел на клавиатуру. Плечи его поникли.

— Не знаю… Я просто не знаю.

— Ноктюрн. Сыграй ноктюрн для Сирины.

— Она не любила ноктюрны. Говорила, что они вселяют грусть.

— Сейчас это подойдет. Сыграй для нее простой ноктюрн. Она бы поняла, я уверена. Это хорошее начало, чтобы разработались руки.

Несколько минут он сидел неподвижно. Потом медленно положил пальцы на клавиатуру. Начал играть, сначала нерешительно, потом все увереннее. Гостиная наполнилась звуками музыки Шопена, сладкой и печальной, меланхолической, как само прощание, как напоминание о том, что могло бы быть и чего уже не вернешь. Слезы обожгли ему глаза. Он скорбел о Сирине и о себе самом, о Вере, об их семье.

Закончив, Миша некоторое время сидел неподвижно. Потом встал, обнял Веру, положил голову ей на плечо. Она гладила его по голове, ощущая его горе, его боль, разделяя с ним его печаль и в то же время не желая отказываться от надежды на будущее.