Моё солнечное наваждение - Наталия Романова

попробовать всё, испытать на собственной шкуре все виды и вариации, хоть сколько-нибудь укладывающиеся в понятие «нормы». Фольклорная парочка должна пройти тот же путь понимания, принятия собственной сексуальности.

Благие мысли, самовнушение не помогали. Каждый раз, когда Герман бросал взгляд через зеркало заднего вида, возникало с трудом контролируемое желание вдавить тормоз, выскочить из автомобиля, вытащить розовоголового и размозжить его череп о капот.

Нужно заканчивать с этим дерьмом! Хватит играть в добренького братика, надоело представлять, как убираешь с дороги тщедушного «соперника», совсем мальчишку. Вдавливаешь в себя на удивление ладное тело Ярины, впиваешься в губы ненасытным, жадным поцелуем, а потом любишь, любишь, любишь её до головокружения, потери дыхания, прекращения активности головного мозга, асистолии, попросту — смерти. Потому что после такого рая жизнь на земле не нужна.

Он ещё раз посмотрел на заднее сидение. Ярина, подвинувшись к окну, рассматривала знакомые пейзажи, дула на стекло, водила пальцем, оставляя какой-то рисунок. Елисей пытался пересесть ближе, перебирался по сантиметру на правую сторону, протянул руку, чтобы обнять. Не тут-то было, Ярина увернулась.

Герман давно приметил, девушка не позволяла Елисею никаких публичных поползновений, демонстраций близости, кроме детсадовского держания за руки. Ничего удивительного. Ярина до двенадцати лет жила в Приэльбрусье. В небольшом городишке, где основная часть населения придерживалась консервативных взглядов. Насколько Герман знал, там не принято выражать свои чувства публично. Никто не станет целоваться на глазах спешащих прохожих, не будет ходить обнявшись. Традиции, в которых человек рос, так или иначе оставляют след в подсознании. Тому, что «сестричка» ускользала от объятий своего парня, Герман не удивлялся. Скорее бесился, что розовая башка не понимает особенностей собственной девушки. Идиот! Какой же идиот! Мозги внутри черепушки такие же розовые, как торчащие снаружи волосы.

— Не заберу, дела, — коротко бросил Герман Ярине, когда та выбиралась из авто. — Доберёшься сама?

— Конечно, — кивнула «сестричка». Герман оценил задорно покачнувшийся хвост и попу в светлых брюках, сквозь которые просвечивалось крошечное бельё, почувствовал характерную тяжесть в паху.

Всё! Хватит! Достаточно с него! Чаша терпения переполнена. Он взрослый мужик, со своими интересами, проблемами, бесконечными делами, потребностями. Представлениями о жизни, куда не вписывалась девятнадцатилетняя пигалица, занимающаяся сексом с мудозвоном с розовыми волосами.

Твою мать! Ярина, его Ярина трахается с игрушечным, тощим Кеном! В голове звучало: «I'm a Barbie girl, in a Barbie world. Life in plastic, it's fantastic! You can brush my hair, undress me everywhere.»*

Хватит представлять одну картинку отвратней другой! Пора перестать думать об этом. Нужно сменить Ангелину на Даздраперму — разнообразие утихомирит разбушевавшуюся фантазию, отвлечёт от снедающих мыслей.

В тот день Герман ничего менять не стал, от встречи со счастливой, горящей желанием рассчитаться за подарок, Ангелиной отказался. Мысль, засевшая с самого утра — отправить любовницу в бессрочный отпуск, — не давала ему покоя. Насквозь фальшивый суррогат переставал удовлетворять его потребности.

Производственные проблемы закрутили почти до одиннадцати вечера, Марков выходил из офиса одним из последних, не вызвав удивления у охраны. Привычная картина — глава и владелец компании стабильно задерживался на рабочем месте до ночи несколько раз в неделю. Особенно часто в последние месяцы.

Дела шли хорошо, никаких авралов не было, дедлайны остались в прошлом. Компания двигалась по устойчивым рельсам, организм функционировал, как швейцарские часы. Герман спасался работой от собственной уничтожающей его влюблённости.

Выйдя, жадно, полной грудью вдохнул запах уходящего лета. Случаются особенные осенние вечера, когда ещё пахнет беззаботным августом, что пробивается сквозь надвигающиеся туманы. Долго смотрел на город, устроившись в салоне машины, которая стоила неразумных денег — дань имиджу успешного делового человека. Мелькали бесконечные огни автомобилей, ночная иллюминация, бьющая по глазам реклама. Раздался рингтон и отвлёк от вязких раздумий, слепящих фантазий. Снова, в очередной, тысячный раз — о ней.

— Герман, простите, пожалуйста, за поздний звонок, — услышал он в динамках автомобиля голос Ярины. Каждый нерв в организме натянулся как струна, готовая лопнуть от любого движения, звука, нечаянного колебания воздуха.

— Ничего страшного. Что случилось? — ответил он будничным, спокойным голосом, полным участия. Едва не блеванул от собственных интонаций.

— Здесь… Вода льётся с потолка, с верхнего этажа.

— В квартире? — Почему Герман удивился, он и сам не понял. Рядовая ситуация, не прилёт инопланетян, в самом деле.

— Да. Я вызвала аварийную помощь, внизу в подъезде нашла объявление, позвонила соседям, они не открыли, а что делать ещё, не знаю.

— Жди, — всё, что ответил Герман и надавил на газ.

Сумасшествие. Наверняка прорвало трубу отопления, обыкновенные испытания перед отопительным сезоном. Старый фонд не мог похвастаться хорошими коммуникациями. Старинной лепниной — мог, паркетом из ценных пород древесины, некоторые даже занесены в Красную книгу — мог, приличными трубами — нет. Ничего страшного, зальёт квартиру, страховая выплатит компенсацию, со временем сделает ремонт. Никто никак пострадать не может, однако Герман давил на газ с такой силой, будто в его квартире по стенам не вода стекала, а полыхает огонь.

Подъехал, когда бригада сантехников перекрыла стояки. Размокшие обои отклеивались от стен под натиском последних струй, паркет был покрыт ровным слоем воды, которого хватило бы для комфортной жизни японским карасям. Ярина старательно собирала воду в ведра, бойкая старуха с нижнего этажа таскала их в туалет, стремясь быстрее убрать потоп, чтобы как можно меньше натекло к ней.

— Посмотрите, что делается! — взвыла старуха, увидев хозяина квартиры. Герман вспомнил, её зовут Зинаида Николаевна, и фамилия похожа на Гиппиус — Брабурс. — Хорошо, Рина дома была, сообразила вызвать сантехников, а то бы… Эх! — в сердцах кинула почти Гиппиус. — На кого теперь в суд подавать? На жилконтору?

— Скорей всего, — попытался отмахнуться Герман и посоветовал, чтобы чем-то занять мозг разъярённой пенсионерки: — Сначала составьте независимый акт о нанесённом ущербе.

— Вы будете составлять?

— Непременно, — растерянно выговорил он, не отводя взгляда от фигурки не то в трикотажном домашнем костюме, не то в пижаме.

Нечто совсем коротенькое, фривольное, в то же время целомудренное, почти детское. Голубые шорты с изображением жизнерадостных слонов, едва прикрывающие ягодицы, и майка, под которой не было бюстгальтера. Зато грудь была…

— Я вам позвоню, когда буду вызывать, — спешно попытался он отмазаться от соседки и ловко забрал у неё ведро. — Зинаида Николаевна, давайте я сам, быстрее будет, а вы идите домой.

— И то правда, — всколыхнулась соседка. — Вы уж не забудьте позвонить!

— Обязательно.

Вдвоём они устраняли последствия потопа. Ярина в своих шортиках, из-под которых время от времени мелькали белые трусы с кружевной тесьмой — невинно-провокационные, соблазнительные до одури, до боли в глазах и в паху. И Герман —