Новый Мир ( № 12 2012) - Новый Мир Новый Мир

Так что воплощением другости верблюд представляется и жителям стран, где его можно увидеть не только в зоопарке.

Для нас странным является и само слово верблюд , стоящее в русском словаре особняком. Оно не родственно ни вере , ни вербе , ни блюду , ни соблюдению , но зато интересно перекликается с ублюдком Маяковского.

Как установили этимологи, русский верблюд (и его многочисленные славянские родственники, например польское wielbłąd) восходит к готскому ulbandus (с тем же значением). Ulbandus же (и другие германские параллели, например англосаксонское olfend ) происходит, в свою очередь, из латинского elephantus и далее древнегреческого «элефас» (род. пад. «элефантос» ), обозначавших, однако, не верблюда, а слона (и слоновую кость). То есть гибридизация двух странных животных произошла в далекую эпоху германо-славянской близости. Слону не удалось доказать, что он не верблюд.

Но на этом языковые игры с заимствованным словом не остановились. Если германцы в конце концов отбросили странный лексико-семантический гибрид в пользу другого заимствования (англ. camel , нем. Kamel , фр. chameau и т. п.), то славяне принялись его всячески апроприировать, осваивать, переосмыслять на свой лад, так сказать — лингвистически одомашнивать. Его праславянская форма восстанавливается в виде *velьbǫdъ , с консонантным v вместо гласного u и носовым o (старославянским большим юсом) вместо аn . Первый слог этого *вельбонда был истолкован как связанный с корнем вель - ( великий, вельми, wielki ), а второй — с корнем, представленным в таких русских словах, как блуждать, заблуждаться, блудный, блудить, блуд и — ублюдок . Получился древнерусский вельблǫдъ. Замена, уже на русской почве, первого л на р (по диссимиляции со вторым л ) и дала современную форму верблюд , впрочем потерявшую по дороге богатые коннотации «великого ходока» и опять превратившуюся в ни на что не похожего, загадочного словесного выродка.

Непростым — в какой-то мере аналогичным — было и происхождение его греческого прототипа. Слово «элефас» — не исконно индоевропейское, а тоже заимствованное, причем взятое по частям из двух разных источников, так что опять-таки гибридное, хотя каждая из частей значит «слон». Первая часть соответствует хамит. elu , а вторая — др.-егип. jebu (abu), копт. eb(o)u ,  откуда лат. ebur «слоновая кость» (англ. ivory , фр. ivoire ). Таким образом, европейский элефант — это с этимологической точки зрения какой-то  слонослон .

Составные, гибридные, названия экзотических животных — целая область лексики. Померещившийся Винни Пуху слонопотам (на самом деле обычный слон) назван именно по этому принципу, причем с особым блеском, поскольку русский слон скрещен с отчетливо иноязычным гиппопотамом [18] . И это целиком заслуга переводчика, Бориса Заходера, поскольку в оригинале слонопотаму соответствует heffalump — просто по-детски искаженный elephant .

Не исключено, что Заходер вдохновлялся великолепным словесным гибридом, фигурирующим в «Приключениях Гекльберри Финна», в главах XXII — XXIII. Жулики «король» и «герцог» объявляют спектакль, где должен появиться the king’s cameleopard, буквально — королевский верблюдолеопард (или верблюопард ) . Но

когда у всех зрителей глаза разгорелись от любопытства, герцог поднял занавес, и король выбежал из-за кулис на четвереньках, совсем голый; он был весь кругом размалеван разноцветными полосами и сверкал, как радуга.

В русском переводе (Н. Дарузес) этот персонаж назван королевским  жирафом , что семантически более или менее верно, поскольку слово camelopard имелось в английском языке XIX века (наряду с giraffe ), но стилистически бедновато — пропадает словесный эффект невероятной гибридизации. В оригинале он прописан добавлением в пусть сложное и экзотическое, но реально существующее слово camelopard буквы e . Одна-единственная буква радикально меняет структуру слова. Camelopard состоит из двух корней, английского camel и греко-латинского pard — «леопард» [19] , связанных соединительным гласным o. А твеновский cameleopard состоит из двух английских слов camel и leopard , каламбурно сцепленных через общий согласный l (причем leopard и сам является этимологически сложным, типа «льво(лео)пард»).

Странность — не единственная коннотация, связываемая с образом верблюда. Так, у сомалийцев юная верблюдица, qaalin , — символ женской красоты. На наш северный взгляд, это опять-таки странно, но, например, в арабском языке нарицательное и собственное имя Gamal/Jamaal , родственное названию верблюда ( g/k/jamal , от которого произошли др.-гр . «камелос», лат. camelus и т. д.), значит «красивый». Если вернуться к уравнению «верблюд = лошадь» и вспомнить, что для Печорина главным критерием красоты, как в лошадях, так и в женщинах, была порода, то сомалийцев и арабов можно понять.

Целая группа восточных пословиц (синонимичных нашей Бедному жениться — ночь коротка ) строится на еще одной несколько неожиданной коннотации верблюда:

Несчастливого (несчастного, неудачника, невезучего, бедняка, сироту) и (даже) на верблюде (спине буйвола) змея (собака, скорпион) ужалит (укусит, может искусать).

Особенно западает в душу вариант со змеей, обеспечивающий полноту восточного колорита; вспомним, что верблюжий фрагмент из Саади кончается поговоркой о смерти от змеиного укуса.

Парадоксальным образом верблюд предстает здесь гарантом безопасности, некой башней из слоновой кости. Мне на верблюде ездить не приходилось, но я наслышан о том, как страшно на него забираться и на нем сидеть, а также о том, что он служит двойным орудием вымогательства: деньги с туристов взимают за помощь как в залезании на него, так и тем более в спуске. Но определенную дистанцированность от змей и скорпионов он, наверное, обеспечивает.

Возвращаясь к нашим слонам и верблюдам: самый потрясающий их совместный номер попался мне лет тридцать назад на поздравительной Hallmark card, которую мне сейчас удалось разыскать в интернете.

Слегка недоумевающие слон и верблюд обозначены странно урезанными подписями ephant и cam . Недоумение передается читателю, пытающемуся осмыслить эти сокращения. Помню свой восторг, когда, так и не найдя ответа, я отвернул обложку и на второй странице карточки прочел разгадку: NO EL, NO EL!!! [20] Это было самое утонченно метаязыковое поздравление с Рождеством, какое только можно себе представить. Слон и верблюд, elephant и camel , обнаружив общий у обоих слог el , вместо того чтобы воспользоваться им для привычной метаморфозы в фантастического camelephant’ а (à la cameleopard ), решили совместно принести его на алтарь Рождества — No e l [21] .

[1] Позже я пару раз обнаружил его у Бродского: в 3-м фрагменте стихотворения «Песня невинности, она же — опыта»: ...и слово сие писати / в tempi следует нам passati, то есть, в темпе следует нам поссати, и в последнем из «Двадцати сонетов к Марии Стюарт»: В Непале есть столица Катманду, — к остальному тексту Катманду не имеет никакого отношения и, скорее всего, вставлено ради удовольствия всуе упомянуть манду, не исключено, что на пари с кем-нибудь из собутыльников.