Год Мудака - Юрий Бурносов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот Иван Афанасьевич из подмосковного села Вонючие Кучечки спрашивает нас, отчего так мало рассказывают о современных методах борьбы с мудаками. Уважаемый Иван Афанасьевич! В ближайшем выпуске программы «Наш Сад» мы как раз поведаем о том, что предпринять, если на вашем дачном участке вы обнаружили мудаков. Отечественная промышленность выпускает сейчас множество средств, гербицидов и пиздецидов, которые защитят ваши сад и огород от этих, хе-хе, вредителей.
Многие телезрители, — Дуст снова потряс пачкой, — очень, очень многие телезрители спрашивают, отчего мы показываем так мало передач из жизни руководителей нашей Великой России. Я вынужден извиниться перед вами. Да! Да, в последние две недели мы недостаточно внимания уделяли этой теме. Но я спешу вас обрадовать! На днях киностудия имени Нахалкова закончила съемки нового тридцатисерийного фильма режиссера Нахалкова «Я шагаю по Ленинграду» о юности Сами-Знаете-Кого! В главной роли — как всегда, Владимир Мешков, а сценарий к фильму написал сам Борис Квакунин. Настоящим подарком для меломанов станет саундтрек к фильму, который также специально для картины создал великий ГБ.
Дуст попил водички и лучезарно сказал:
— А теперь я прощаюсь с вами, дорогие россияне. Пишите письма, хе-хе!
Кукин посмотрел в программу — после Дуста должна быть интересная передача «О вреде и происках жидов». Что примечательно — Кукин искренне порадовался находке коллег — вести ее принудили бывшего президента Еврейского конгресса Утинского. В свое время его долго ловили, а потом простили и вот пригрели. Надо понимать, чтобы всякие правозащитники не бухтели попусту.
Утинский быстро втянулся, работал с огоньком, с юмором, и передачу в народе любили. Правда, кое-кто больно умный говорил, что он ворует свои мысли у известного в свое время журналиста Льва Творогова, который сейчас не то в Америку уехал (что запросто), не то сгинул в мудаках (что маловероятно), не то стал замаскированным советником Сами-Знаете-Кого (в это верили чаще всего). Последний слух был, что Творогов слишком много занимался постинтеллектуализмом, отчего истощил силы и умер.
После него осталось много книг: «Постинтеллектуализм для всех», «Хуй не надоест», «Жиды и говно», «Смерть пидору Соловьеву» и много еще каких хороших.
А вот и он, умница.
— Во второй раз посмотрел по телевизору «Сибирский цырюльник», — начал, как обычно, ни с хуя Утинский, — и во второй раз — с чувством глубокого удовлетворения. Несомненно, травлю этого глубоко хорошего фильма в свое время организовали жиды.
За что они ругали этот глубоко хороший фильм? За масленицу и водку, за икру, царя и отечество, то есть — за образ «загадочной русской души».
Между тем, образ «души» в фильме подан вовсе уж не с тем дурновкусием, о каком писали в своих лживых псевдоинтеллигентских статейках жиды. Авторефлексия юмора соблюдена, просто соблюдена она в меру, без ухарских топтаний шапки.
«Его отец русский», — говорит Джейн-1905.
«Это многое объясняет! — с готовностью соглашается сержант Бешеная Собака. — Моцарт, наверное тоже русский?»..
Этого, по-моему, достаточно.
Где там ещё эта душа была? В объяснении автохтонами местных традиций? Ну так, бля, а вы с иностранцами пробовали общаться? Они ж даже квашеную капусту не жрут!..
Вообще, экзотический строй фильма настроен больше на русские глазья, чем на которые «Оскар». Икра — а у кого «Россия, которую мы потеряли»? Пьянство, а кто им гордится? Ихним-то наше пьянство в хуй не упёрлось.
Ну юноши наши от голых сисек в обморок падают, так это же до сих пор так, и если вы сами не пробовали в девятом классе от любви утопиться, значит, вы жид и, наверное, пидорас.
А вот это смело, подумал Кукин, почесывая опять яйцо — уж не мандавошки ли у Лолки? Про пидоров смело как сказал Утинский, молодец. Так их, пидоров.
— Во время презентации лесоповальческого Цырюльника народ ахает и бежит, — продолжал Утинский, поправляя ермолку. — Конечно, жид бы не побежал! Он бы заинтересовался, ему по хую, что три головы у Цырюльника. А наш православный мальчик-башкир (будущий революционер, прямо с этой минуты), едва завидев чудовище, что сделал? Ёбнул кулаком по стоящему рядом старейшине: «Бога нет, а значит, всё можно».
Конечно, в фильме есть вкусовых издержек, авторской глухоты, случайного дурновкусия. Но как же без них? Любимые жидами Тарковский и Феллини имеют по семьдесят процентов их, а любимый жидами русофоб Гринуэй состоит из них на сто восемь процентов. Но их язык «съедает» эти натяжки, вернее, подразумевает как элемент модернистского текста.
«Зелёно-сопливое море» — очень красиво?..
А если вы не плачете во время сцены проводов Толстого на каторгу, значит, вы жид, пидорас и лишены эстетической интуиции.
Опять про пидорасов! Вот смелый человек, опять подумал Кукин. Пидорасы ж могут и написать — не то на телевидение, не то Мэру Великой Столицы, а то и, страшно подумать, Сами-Знаете-Кому!
Запищал пейджер.
«Привет, это Паша», — было написано на экранчике. — «Позвони мне срочно». И номер.
Что за Паша такой? Странно… Но палец уже набирал циферки, и в трубке сказали:
— Двадцать второе отделение ВОПРАГ.
Кукин сильно напугался и помолчал, дыша.
— Что молчите?
Сейчас номер проверят.
— Извините, — сказал Кукин. — Мне Пашу.
— Так бы и сказали. А то — молчит. Паша, тебя!
— Привет, Кукин!
— Привет. А кто это?
— Афанасьев, помнишь меня?
— Не помню, — на всякий случай сказал Кукин.
— Ну как же? В школе вместе учились, сидели за партой вместе. Я после девятого класса в Питер уехал.
— Не помню, — настаивал Кукин.
— Ну помнишь ты еще в пятом классе в туалете девкам хуй показывал, а я смотрел, чтоб учительница не пришла?
— Вспомнил, — обрадовался Кукин. — Ты… Э…
— Работаю я тут. Вот рылся в бумажках со скуки, а там — твоя рожа. В какой-то папке, уж не помню. Я тебе на работу позвонил, там пейджер дали. Ты занят?
— Не занят.
— Так давай встретимся.
— Давай. Я тут рядом совсем. Жди на лавочке у фонтана.
Историю про хуй Кукин помнил, а вот самого Афанасьева — не очень. Здоровый вроде лоб… В ВОПРАГ работает, ишь ты. Такими знакомствами не бросаются. Водки ему купить? Пивка? Там решим, подумал Кукин и через минуту уже ехал в лифте вниз.
Глава 6
«Введение жестких мер для укрепления вертикали власти не несет никакой угрозы демократии».
Е. СтроевСтаренькая мама Фрязина жила в Тамбове, на Невском проспекте.
Занес же хуй старушку.
В каждом областном центре или столице республики имелся свой Невский проспект. Равно как Зимний, Смольный… Сделано это было по вполне объяснимой причине: а ну как Сами-Знаете-Кто соберется прилететь в этот город с визитом. Спустится он по трапу самолета, улыбнется устало встречающим гражданам, что машут флажками, и спросит:
— Ну, куда едем?
— Да на Невский, — скажут ему.
И он еще более устало, но так приятно и открыто улыбнется. Ведь Невский, Зимний и Смольный всегда в сердце его, это и дети знают. И «Аврора» там, и памятник Петру Первому… «Авроры» тоже кое-где имелись, у кого поменьше, у кого побольше. Судоремонтный заводик в Таганроге даже подрядился изготовлять копии революционного корабля по специальным заказам. Хуже всех приходилось тем, у кого через город не протекали крупные реки, но и те додумались — рыли специальные прудики, в каковых «Авроры» и плавали. Говорят, в одном таком городе Сами-Знаете-Кто посмотрел на такую «Аврору» и смахнул ладонью слезу. С тех пор там мемориал специальный — ну, где слеза упала. По телевизору даже показывали.
А вот чего Сами-Знаете-Кто не любил, так это памятников самому себе. В Рязани-то, в Рязани! Взяли да и поставили памятник, прямо на площади!
Прилетел Сами-Знаете-Кто, прошел по базару, как водится, огурчик у бабушки купил, детей по голове погладил, с ветераном за руку поздоровался. Смотрит — памятник, блядь, стоит. Сами-Знаете-Кто не так сказал, конечно, но Фрязину рассказывал мужик, который тогда в охране служил, так он именно так сказал: «Стоит, блядь, памятник».
Сами-Знаете-Кто спрашивает строго у губернатора:
— Кому, э-э, памятник?
— Вам!
— А зачем мне, а-а, памятник?
— Ну как же… — не нашелся губернатор. — Памятник же…
— Да я, а-а, вас! — рассвирепел Сами-Знаете-Кто, вернул бабке огурец, сел в самолет и улетел.
Губернатор упал в обморок и написал заявление об отставке, начальник УФСБ застрелился, начальник УВД слег с инфарктом, а скульптора срочно объявили мудаком и подали в розыск. А памятник тут же убрали.
Всю эту историю Фрязин вспомнил, заклеивая конверт и надписывая на нем адрес. За столом корпел над книжками сын, ковырял в ухе карандашом.