Год Мудака - Юрий Бурносов

— Ты тут посиди, я совсем скоро.

С горя Кукин съел остаток сырка и вспомнил, что по телику сейчас будет поединок между депутатами Василием Шантыбиным и Александром Горелиным. Депутаты что-то не поделили, обсуждая поправку к довольно незначительному закону, и спикер разумно рассудил, что это — Зрелище, апофеоз демократии. Пусть сильные люди решат в споре, кто был прав. Тем более закон все равно уже приняли без всяких поправок, потому что позвонил Сам-Знаете-Кто и сказал, что поправки депутаты могут засунуть себе в жопы.

Он включил ящик — заканчивались новости (как ни включи, а все новости), дикторша сказала:

— И последнее. Сегодня Министерством юстиции зарегистрировано Всероссийское общественное движение «Идущие в зад», которое объединит всех представителей сексуальных меньшинств в поддержку демократических преобразований в России. Как заявил лидер движения Боря Минисеев, оно создано по аналогии с молодежным движением «Идущие вперед» и преследует те же цели. А теперь смотрите прямую трансляцию из Спортивного зала Государственной Думы Великой России!

Камера показала Спортивный зал Государственной Думы, который был заполнен до отказа. На ринге разминались борцы. Шантыбин ходил туда-сюда и хищно смотрел на людей, а Горелин пил сок из пакетика со своей физиономией.

Шантыбин был в красном борцовском костюме, а Горелин — в голубом. Говорили, что от Зайцева к Василию Ивановичу приходили специальные люди и просили выступить в специальных безжопных борцовских трусиках, но Василий Иванович их прогнал, сказавши:

— Заебали пидоры.

При всех минусах Василий Иванович был человек честный и даже не обращал внимания на сексуальную терпимость. Любили его в народе, и все тут.

Посетили ли зайцевские ходоки Горелина, неизвестно, но с жопой и у него было все в порядке. Зато рефери — наверное, для равновесия и политкорректности — сиял свежепобритыми ягодицами. Он выбрался на ринг, на мгновение запутавшись в канатах, и возвестил:

— Дорогие друзья! Господа! Россияне! Сегодня мы присутствуем на матче года! Каждый из вас может увидеть, как решается судьба законодательства Великой России! Это не подковерная борьба — это открытый поединок на ринге, и пусть победит сильнейший!

Обождав, пока стихнет гром аплодисментов, рефери продолжил:

— За поединком наблюдает вся Великая Россия, все человечество! Специальная камера установлена в кабинете Сами-Знаете-Кого! Он тоже смотрит сегодня на этот ринг, на нас с вами, на торжество российской демократии!

— Вася! Вася, вьеби ему! — заорал кто-то из толпы, не дослушав рефери.

— Саня! Сок пил?! — завопили в ответ поклонники Горелина.

Саня кивнул и заулыбался.

Поганого мудака куда-то увезли, наверное, высказывать извинения, а Лагутин поматюкался и тоже ушел. Пить, небось. Фрязина не позвал — обиделся, а чего обиделся, поди пойми…

Фрязин и сам мог напиться, но не желал. Он сидел в той же комнате отдыха, пялился в стенку и вспоминал славные времена, когда мудак был наглый, но маложивущий.

Постановление Правительства про мудаков приняли поздно ночью, и уже с утра бригады ВОПРАГ, тайно сформированные на базе Министерства чрезвычайного спасения еще за несколько месяцев до события, двинулись на работу. Поскольку объемы были адовы, бригадам выдали фургоны, автобусы, микроавтобусы и прочий транспорт — знай набивай. Впрочем, велели не особенно церемониться и при надобности валить мудаков на местах — потом уберут.

Фрязин попал в бригаду, направленную в престижный район, где был дом, полный мудаков. Мудаки целый день шатались по дому и чуть ли не били мух бумажными фунтиками. Всех мудаков в этом доме было тридцать шесть.

Их заранее предупредили, что к активной обороне мудаки не способны, а будут, скорее всего, давать денег.

— А что тогда делать? — глупо спросил кто-то.

— Деньги брать, потом оприходуем, а мудаков пиздить без жалости.

Что и делали.

Не обошлось без оказий — седьмая бригада поймала олигофрена, перепутав с олигархом. Олигофрен часа три сидел в дежурке и ел дареную конфету, смутно глядя по сторонам и пуская шоколадные слюни, пока его не забрали домой.

Тринадцатой бригаде мудак показал фотографию, где рядом с мудаком стоял Сам-Знаете-Кто и даже слегка положил ему руку на плечо. Командир бригады позвонил в управление, там стали звонить еще куда-то — выяснить, что же делать. Пока выясняли (в конце концов велели карточку порвать, а мудака — понятно что), мудак полез по балкону вниз, да упал, да убился.

Фрязину достался чердак, куда он и полез — посмотреть, нет ли мудака.

Мудак был.

Он сидел за железной бочкой и думал, что его не видно, хотя наружу торчала золоченая пола теплого халата и нога в тапочке. Тапочек особенно разозлил Фрязина, каковой обычно ходил дома босиком, как нормальные люди.

Потому он подкрался к бочке, стараясь не скрипеть рассыпанным по чердаку шлаком, протянул руку сверху и ухватил мудака за волосы, которые неожиданно остались в руке.

— Ай, блядь! — закричал Фрязин, отшвыривая страшный скальп.

Это оказался ебаный парик. Побив лысого мудака по голове рукояткой пистолета, Фрязин поволок его вниз, но мудак расшеперился в люке и не хотел спускаться, что-то вереща про ООН. Даже укусил Фрязина за щиколотку, когда тот хотел пропихнуть его ногой.

— Я денег дам! — запищал мудак, когда понял, что дела совсем плохи. — Много денег! У меня в Швейцарии! В Австрии! Или вот заберите лучше соседа, он в русской службе Би-Би-Си работает! Я вам еще пригожусь! Я умный! Я историю СССР в университете преподавал! У меня премии!

Это все надоело Фрязину.

— Мой револьвер быстр! — сказал он какую-то чужую фразу.

И пристрелил его на хер.

Эх, хорошо было! Раззудись, плечо. А сейчас — рутина. Мудаки что кролики, трогать-то их противно… Этот вот был занятный, тоже Гаагу поминал, а поди ж ты, визитка какова оказалась! Ах, надо было его по ебальцу-то стукнуть, а то теперь далеко.

А еще утром казалось, что все так хорошо…

Вот же жизнь, блядь!

Вот же жизнь!

Глава 5

«Задержание главы холдинга „Медиа-МОСТ“, президента Российского еврейского конгресса Владимира Гусинского подрывает основы прав человека и свободу религиозных движений в России».

На перроне Курского вокзала было людно — поезд выгружал орды негров, прибывших на сельхозработы из Сомали или какой другой Уганды. Негры вылезали из товарных вагонов, одетые в одинаковые армейские ватники на голое тело, из остального на них были шорты, некоторые — совсем в набедренных повязках. Толпились и таращили глаза, лопотали, мерзли — с утра было плюс двенадцать, по-ихнему небось подмораживало.

Негров привозили регулярно и распределяли по сельхозпредприятиям. Мудаков не всегда и не везде хватало — сказывались перегибы в первые месяцы борьбы с их засильем, вот и пришлось неграми заниматься. Сами-Знаете-Кто за эту идею получил даже Нобелевскую премию Мира. И то верно: негры в Сомали или какой другой Уганде так и так передохли бы, а тут все при деле, трудятся, самим есть что пожрать и Великой России польза.

Негры ждали, когда подадут грузовики и повезут их на инструктаж. Инструктаж был простой: выдавались примитивные разговорники, объяснялись будущие функции, а главное, разъяснялось про мудаков и что с ними делать. Им ведь с мудаками не раз встречаться, на селе сосланных мудаков много. А самый последний негр — хоть и не гражданин Великой России, но все-таки не мудак. Захочет — даст мудаку в зубы или там по яйцам, чтоб знал. И негру приятно — он там не шибко кого по яйцам пинал, по белым особо — и мудакам наука. То есть мудак соображает — негр существо недалекое, мало чем лучше последнего гамадрила, а все ж не мудак, повыше мудака сидит.

Фрязина прислали сюда вместе с Лагутиным в порядке наказания. Новичка-напарника Пашу не послали — он-то не виноват. Сказали, как вернется Фрязин, будет ему напарник, а пока пускай пиздует. А самих Фрязина с Лагутиным перевели из патруля «А» в патруль «В» — не «бе», а «ве», латиницу в органах не приветствовали. То есть в обычный уличный. В дождь и слякоть.

Сложностей не предвиделось — негры народ понятливый, скромный, особенно по первому времени. В толпе уже сновали предприимчивые граждане, предлагали неграм шапки-ушанки, валенки, рукавицы, стращая грядущими холодами. Негры пугались и покупали, порой по бедности вскладчину — шапку или валенок на пятерых-шестерых, чтобы греться по очереди.

Подошел солидный милицейский сержант, поздоровался.

— Там по вашей линии, — сказал он, кивая на стеклянную дверь поста. — Мудак.

— Чего сотворил? — спросил Лагутин.

— В негра покрасился. Хотел, сволочь, прибиться.