Господь, мы поднимаемся - Николай Гаврилов

– Я знал, что сегодня встречусь с вами, – негромко сказал он священнику, когда тот с представителем магистрата уже выходил из толпы.

– Конечно. Ты же пророк, – не стал спорить приор.

Некоторое время знатные мужчины шли молча, не замечая толчеи и шума. Представитель магистрата с некоторым удивлением посматривал на своего попутчика. Но лицо приора было непроницаемым. Разрешение проповедовать со ступеней собора означало очень многое. Церковь как бы давала людям понять, что поддерживает этого мальчишку, а значит, он действительно встречался с ангелом, и его безумные речи на самом деле могли быть посланием с небес.

Лишь когда они пересекли площадь и вышли на выложенную булыжником улочку, ведущую к замку, в котором остановился приор, представитель магистрата не выдержал.

– Орден францисканцев берёт пастушка под опеку? Или это ваша личная помощь? – осторожно спросил он.

Но приор ничего не ответил, думая о чём-то своём.

Вернувшись в замок, он первым делом потребовал у келейника перья и чистый лист пергамента. Затем около двух часов при свете свечей писал письмо, но не магистру ордена, а напрямую Папе, в Рим. Закончив писать, приор дождался, когда высохнет тушь, лично растопил сургуч и запечатал свиток печатью братства францисканцев. Приказал отправить письмо с гонцом немедленно.

Затем позвал к себе особо доверенного монаха, брата Жерома.

Приор не зря считался умнейшим человеком. Он сразу понял, что судьба предоставляет ему шанс выделиться в глазах Папы, и упускать этот шанс настоятель не собирался.

Далеко-далеко отсюда, в Италии, в Ватикане, на резном троне из потемневшего дуба сидит старик с надменным горбоносым лицом и седой бородкой. Старик одет в красную рясу и красную шапочку, которую могут носить только наследники Петра. На спинке трона вырезан герб – два перекрещивающихся ключа: один от рая, второй от Рима. Этот старик спит и видит начало нового крестового похода.

Причин желать похода у старика множество.

Он знает, что ничего так не увеличивает влияние церкви, как война во имя веры. Раздоры и интриги на время будут забыты, центр тяжести событий из Европы переместится в Палестину, а в храмы и монастыри рекой потекут пожертвования от жён и матерей ушедших крестоносцев. Многие рыцари, отправляясь на войну, оставят свои земли аббатствам. Воистину, для Папы этот мальчик являлся находкой. Если ему оказать правильную поддержку, то своими безумными, но исполненными верой, речами чистый, безгрешный мальчишка может стать искрой, из которой разгорится пожар большой войны.

А то, что Папа сумеет обыграть инициативу этого ребёнка, приор не сомневался. Он даже представил страдальческие глаза Папы, его поднятый вверх палец, полный стыда за христиан голос, говорящий баронам и простому люду, что даже дети, дети! собираются сделать за них то, что не могут сделать они. Папа сделает из этого ребёнка знамя. Простой одиннадцатилетний неграмотный мальчик из народа так переживает за гробницу Господню, что готов отправиться в Иерусалим один. Правильно используя этот трогательный образ, можно поднять по всем христианским странам такую волну, что войска за неделю соберутся в Палестину.

Во всяком случае, сам приор именно так бы и поступил.

В полутёмный зал зашёл доверенный монах, брат Жером, используемый настоятелем в особых случаях. Подойдя, он замер в почтительной позе в нескольких шагах от приора.

– Значит, так. Сейчас отправишься в собор и передашь священнику вот эту записку, – приор быстро набросал несколько слов и передал записку монаху. – Речь идёт об одном мальчишке. Ему должны найти место для ночлега и разрешить говорить с народом со ступеней храма. С этого момента всё время будешь рядом с ним, но как бы в стороне, понимаешь? До ответа из Ватикана прямую поддержку ему оказывать не будем. Наблюдай, слушай, что говорит, как говорит, как воспринимает его речи народ, появляются ли у него сторонники. Он проповедует, что вместо взрослых в Иерусалим должны идти дети. Глупость, конечно. Дети есть дети, никуда они не пойдут, поиграют какое-то время в крестоносцев, а взрослые, глядя на них, умилятся. На этом всё и закончится. Но пока его речи нам на руку. Хорошо, если к концу ярмарки у него появится с десяток последователей детей. Чем младше, тем лучше.

Монах внимательно слушал. Невысокого роста, худощавый, с невыразительными чертами лица и опущенными вниз глазами, он обладал даром находиться рядом, но совершенно не привлекать к себе внимания. Настоятель ему полностью доверял, в монастыре он был его глазами и ушами.

– Всё. Иди, наблюдай, – закончил приор, не глядя на склонённого в поклоне монаха. – Но сам вмешивайся только в крайних случаях. И чтобы с мальчишки ни один волосок не упал! Теперь ты его незримый ангел–хранитель!

Монах молча поклонился и вышел из полутёмного зала.

В тот же день ангел проявил себя ещё в одном обличии. После разговора Стефана со знатными господами пастушка позвал какой-то крестьянин. Привёл к своей телеге, достал из вороха соломы огромный каравай пшеничного хлеба, отрезал толстый ломоть и сверху густо намазал его тёмным липовым мёдом из туеска.

– На, возьми, Божий ребёнок, – как-то очень хорошо, по-доброму произнёс он, отдавая в руки мальчишки пропитанный сладким мёдом ломоть. Остатки каравая крестьянин запихнул в котомку Стефана, и сверху положил туда завёрнутый в тряпку большой кусок белого козьего сыра.

Казалось бы, что здесь такого? Угостил человек, захотелось ему сделать что-то хорошее. Но для Стефана и это было чудом, подарком от ангела.

Те, кто верит, вообще во всём видят чудо. Их жизнь сплошная череда чудес. Выздоровел от простуды – чудо, по-доброму с ним поговорили – чудо, дали кусок хлеба – и это чудо, милость с небес. Всё хорошее, что с ними случается, всё, что другие люди воспринимают как данность, для верующих является ответом на их молитвы. Тем, кто верит, всегда есть за что благодарить Бога.

Ночь мальчишка провёл в храме. Его беспрекословно впустили за тяжелую кованую дверь, указали место на полу и даже постелили на холодный камень козью шкуру. В притворе на ночь остались несколько странников, пущенных внутрь по разрешению настоятеля собора. Один из них, монах из другого города, сидел на лавке и при свете свечей по слогам читал вслух книгу в кожаном переплёте – Священное Писание. Из полумрака таинственно смотрели с икон лики святых.

И когда монах дошёл до слов: «Вот Агнец Божий, который возьмёт на себя все грехи мира», – лежащий с открытыми глазами мальчик вздрогнул.

Воинство Христово

Тихо вечером на площади Сен-Дени. Очередной ярмарочный день подошёл к концу. Горожане и торговцы разошлись. На площади остался только разбросанный мусор и пустые длинные ряды прилавков.

В темнеющем небе чертили круги ласточки.

Возле громадного храма с высеченными на сером барельефе херувимами с пустыми каменными глазницами тоже было тихо. На ступенях оставались лишь несколько нищих, какой-то сгорбленный монах в надвинутом на глаза капюшоне с медной кружкой для пожертвований, да группа детей, тесно сидящих под одной из колонн вокруг Стефана.

– Каждый год, на Пасху, на стенах пещеры Гроба Господня появляется благодатный огонь, – негромко говорил детям пастушок. – Он совсем не жжёт, его можно брать в руки, умывать им лицо. Он небесно-синего цвета. О благодатном огне знают все. Люди говорят, что он означает приход в мир Господа Иисуса Христа, и это истинно так. Но почему-то никто не задумывается, что огонь также указывает на место, где вновь появится Сын Божий.

Стефан на мгновение замолчал, затем снизил голос до полного шёпота. Монах незаметно подвинулся к детям поближе.

Прошло десять дней с тех пор, как мальчишка начал проповедовать со ступеней собора. Его популярность росла, как снежный ком. Каждый день к нему приходили десятки детей, приехавших на ярмарку вместе со своими родителями. Они менялись: одни приезжали, другие уезжали. В этот вечер к готическому собору пришёл и маленький Патрик, брат Марии. Робел, стеснялся, но Стефан, завидев его, приветливо махнул рукой, и дети под колонной сразу потеснились. Здесь чувствовалась атмосфера братства. На ступенях собрались дети самых разных возрастов – от пяти-шести до четырнадцати лет.

– Каждый год небесный огонь появляется в пещере, чтобы показать людям, где надо Его ждать. Но взрослые этого словно не замечают, – тихо продолжал Стефан. – Они строят храмы, свои храмы. А гробницу Господню оставили неверным. Ангел открыл мне тайну. Как только мы освободим гробницу, на стенах пещеры вновь вспыхнет небесный огонь. Огонь уже не погаснет, не исчезнет, он будет разгораться всё сильнее и сильнее, пока не станет ослепительным, а потом в этом свете появится сам Господь. Он, как молния, сверкнёт от гробницы, от востока до запада, и все, кто нам не верил, кто над нами смеялся, поднимут головы и увидят нас рядом с Ним. Мы не просто идём освобождать Землю обетованную, мы идём встречать Царство Божье.