Штормовое предупреждение - Чжу Шаньпо

– Слыхал, что ты ездил в столицу провинции и научился кино снимать. Чего ты здесь делаешь?

Сяо Мо отвесил поясной поклон, опустив голову, и дрожащим голосом ответил:

– Не было такого.

– А чем же ты занимался? – не унимался Большеухий Лу.

– Ничем не занимался, – ответил Сяо Мо. – Тайфуна ждал. С тех пор я каждый день ждал здесь тайфуна…

– Зачем ты ждал тайфуна? – с подозрением спросил Большеухий Лу. – Думаешь, когда тайфун придет, не нужны будут деньги, чтобы фильму смотреть?

– Да, это так, – смиренно и искренне произнес Сяо Мо. – Мне нравится тайфун.

Большеухий Лу с угрюмым видом махнул рукой:

– Отойди в сторону и заткни ухи ватой!

Но Сяо Мо вдруг назойливо взмолился, смеясь и обливаясь слезами одновременно:

– Только раз, всего один разик…

– Нет! – отрезал Большеухий Лу. – Даже полразика не дам. Коли начал красть, то, украв раз, будешь красть всю жизнь!

Сяо Мо в отчаянии поник всем телом, словно разом сжавшись в комок.

– Ухи заткни! – Большеухий Лу достал из кармана пригоршню жесткой туалетной бумаги и свирепо сунул в руку Сяо Мо. – В следующий раз мне придется навсегда заткнуть тебе ухи бетоном. Какой прок от ухов таким, как ты!

Сяо Мо разделил туалетную бумагу пополам, растер ее в два шарика и с силой запихал себе в уши, после чего просигналил Лу Большеухому, что ничего не слышит. Тот удовлетворенно указал на угол: «Иди и стой там».

Именно там Сяо Мо раньше продавал фруктовое мороженое. Он с улыбкой добрался до угла, сел под карнизом, привалившись спиной к стене, и наконец смог свернуться калачиком, как бродяга, обошедший весь мир и теперь вволю наслаждавшийся теплыми солнечными лучами, с довольным выражением на лице.

Фильм начался. Из громкоговорителя донеслась знакомая вступительная песня, а также близкий звук ветра, бегущей воды, голоса и смех. Красивый и застенчивый Кавасима идет по опасной горной тропе и вот-вот встретит прекрасную и добрую Каору. Я не хотела пропустить эту захватывающую сцену и быстро вошла в кинотеатр.

Хай Куй при смерти

Я давно знала, что Хай Куй по прозвищу Актиния вот-вот помрет. Она жила наискосок через улицу от магазина серебряных украшений семейства Дай в переулке Гуаньиньсян. После смерти Лао Дая, старого хозяина магазина серебряных украшений, его сын целыми днями бил баклуши или предавался азартным играм со скотобоями из мясных рядов, так что двери магазина серебряных украшений редко бывали открыты. В переулке Гуаньиньсян было на удивление безлюдно. Если бы не необходимость срезать путь к кинотеатру, мало кто ходил по этой заваленной мусором улочке.

В тот день я проходила мимо ее дверей. Она окликнула меня из мрака комнат. Ее голос был сухим, он сдулся, утратил гибкость, словно в нем не осталось ни капли влаги. Сперва я хотела пропустить оклик мимо ушей. Потому что любой, кто проходил по переулку Гуаньиньсян, мог услышать ее зов. Бывало, останавливаешься и ждешь, что она спросит о чем-то важном, а оказывается, что важного у нее ничего и нет. Просто она хочет, чтобы другие пришли и рассказали ей, какие потрясающие события произошли в городе за последние дни, например, кто заболел? Кто умер? Кто с кем поссорился? Почем нынче гаочжоуская жирная свинина? Нет ли новых улик по делу о странном убийстве, произошедшем на чайной фабрике десять лет назад?.. Но никто не хотел к ней заходить, и не потому, что в Даньчжэне не могло случиться ничего потрясающего, кроме ежегодного шторма, а потому, что в ее доме стоял слишком неприятный запах, как от вонючей дохлой мыши. Я была уверена, что этот запах исходил от ее тучного тела. Это был запах умирающих людей.

Я неохотно подошла к ее двери. Еще до того, как она заболела, я часто навещала ее, намеренно или случайно. Потому что она подарила мне Цици.

Я стояла за воротами, но она чувствовала мое присутствие.

– У меня вдруг заболели суставы, и я вызвала скорую, – сообщила она. – Снова шторм идет?

Я не ответила. Потому что не знала. Кроме Жун Яо никто не может точно сказать, когда случится шторм.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказала она.

Я не слишком верила ей. Что она могла мне дать? Ржавую железную женскую шпильку династии Цин, как в прошлый раз? Или унылую безвкусную наньянскую[3] игрульку неизвестно какого времени?

– То, что ты хотела, – добавила она, чтобы обманом заставить меня задержаться еще хотя бы на минуту.

Немного поколебавшись, я все же переступила порог и шагнула к ней. Порог ее дома тоже остался с цинских времен, кажется, что он высотой по колено. Дверная рама обросла паутиной, но оставалась прочной. Дорожка, ведущая в глубь дома, была более гладкой и аккуратной, чем мостовая в переулке, и, кстати, намного старше. Внутренний дворик увивали лозы зеленого винограда, ослепительно яркий солнечный свет падал прямо через маленькое оконце в крыше. Но там, докуда не доставали его лучи, царили тьма и мрак, скрывавшие в себе призраков, больших и маленьких. Двор был небольшой и тихий. Сизые кирпичи, черная черепица, деревянные и глиняные изваяния придавали дому сходство со старым полуразрушенным храмом, который настоятельно требует ремонта.

Она лежала на другой стороне внутреннего дворика, не в доме, а на краю коридора. Ширины деревянной кровати как раз хватало, чтобы вместить ее огромную тушу. На ней почти не было одежды, только черная москитная сетка, обернутая вокруг тела. Черные с проседью волосы свисали с кровати на тенистую землю, расползались во все стороны, как сорняки, высасывали из земли жизненные силы, буйно разрастались, как будто спешили сбежать, пользуясь тем, что она на последнем издыхании.

Она – та самая знаменитая собачатница – Си Ши[4], Хай Куй по прозвищу Актиния. Ее работа – убивать собак и продавать их мясо. Даже в молодости было так. Сейчас передо мной лежала безнадежно больная собачатница Си Ши, я никогда не видела ее изящной фигуры и первой в городе красоты времен ее молодости. А еще это была именно та женщина, которая с тех пор, как мне исполнилось три или четыре года, умоляла Жун Яо отдать меня ей, чтобы она меня вырастила как свою дочь. Чтобы достичь своей цели, она сначала пообещала выбить для Жун Яо пять своих золотых зубов, а позже, после смерти стоматолога Цзиня, ее чаяния стать матерью только возросли, она никак не отставала и даже предлагала переспать с Жун Яо. Но все ее предложения были категорически им отвергнуты. Она,