Штормовое предупреждение - Чжу Шаньпо

глубоко в глотку, туго-натуго втягивала в себя, доставала и снова заглатывала. Если так повторить несколько раз, то палочка мороженого становилась меньше, тоньше и глаже. Это движение я узнала из фильма, оно было несколько фривольным, развратным.

Я издали смотрела на Сяо Мо, доедала мороженое, выбрасывала палочку, и в мое сердце внезапно врывалось дикое животное, которое подбивало меня спать с Сяо Мо, сплестись с ним в одно целое. Этот зверь был неистово лютый, он повергал меня в смятение, но я очень быстро стала его слушаться. Пусть моя внешность и заурядна, я ведь его вполне достойна. У меня белоснежная кожа, стройные плечи и крепенькие маленькие грудки, единственный недостаток – обилие прыщиков. Я надеялась, что Сяо Мо легонько ущипнет меня за попу, запустит руку мне в шорты. Его руки, хранящие прохладу и аромат мороженого, будут медленно гладить мою разгоряченную кожу… а я буду время от времени вздрагивать в конвульсиях и непроизвольно вскрикивать. Мои требования к нему невысоки – только чтобы во время шторма мы лежали бы в обнимку на кровати, и пусть буря сколько угодно бьется в окно, переворачивает вверх дном комнату, вода подступает к кровати, унося нашу обувь и одежду, а мы сделаем вид, что ничего не происходит. В полном молчании, не шевелясь, целый день не выйдем за порог, вплоть до момента, когда утихнет шторм и наводнение отступит, мир восстановит прежнее спокойствие – только тогда мы с Сяо Мо разделимся, и он вернется к продаже мороженого. Эти сцены прокручивались в моем воображении столько раз, что как будто стали реальностью. Однако я никак не могла найти в себе смелости заговорить с ним.

Я много раз показывала ему бесподобные бусы из сияющих жемчужин на своей шее, но он их не замечал. Я много раз хотела с ним заговорить, пусть бы не о мечтах, пусть о мороженом. Но стоило мне открыть рот, как тут же появлялся кто-нибудь еще, и я, словно боясь, как бы чужие люди с первого же взгляда не догадались, что мы с Сяо Мо собираемся блудить, поспешно отходила. Однажды в кинотеатре показывали японский фильм «Танцовщица из Идзу», я смотрела его дважды, и каждый раз по окончании фильма уходила из кинотеатра в слезах. Мне казалось, что я та самая Каору, брошенная в уголке на краю мира. Я была убеждена, что Сяо Мо не видел этого фильма и даже не «слышал» его. Я очень хотела посмотреть его в третий раз вместе с Сяо Мо. Но Сяо Мо не стал бы тратить деньги на кино. Их могла потратить я – и пригласить его. У входа в кинотеатр, рассматривая афиши, я наконец-то смогла окликнуть его.

– Сяо Мо, пойдешь со мной кино смотреть?

Сяо Мо не ответил. Я повторила. Реакции по-прежнему не было. Я про себя решила, что, даже если платить буду я, он не станет смотреть фильм, за который нужно платить. Но очень быстро на меня снизошло озарение, что он просто меня не слышит, потому что уши его заткнуты ватой. Фильм еще не начался, ему не было нужды так рано затыкать уши. Мне было так досадно, что нельзя выдернуть эту вату. Она перекрывала дорогу моему голосу, отчего я чувствовала себя беспомощной.

Солнце постепенно накалялось, запекая мое лицо так, что оно пылало. Он смотрел куда-то вдаль, выискивая потенциальных покупателей, а меня и не замечал.

Фильм вот-вот уже должен был начаться. Я в последний раз сказала: «Сяо Мо, пойдешь со мной кино смотреть?» Он мельком глянул на меня, понял, что я с ним говорю, и достал вату из ушей.

Однако в этот момент я не смогла произнести ни слова. Сяо Мо толкнул велосипед и хотел уйти. Я не понимала, почему в этот день он захотел уйти пораньше.

– Сяо Мо! – заорала я. – Ты куда? Пойдем кино смотреть!

Однако Сяо Мо сделал вид, что не услышал, он просто остолбенел, а потом оседлал велосипед и, не оборачиваясь, рванул по проспекту Наньяндацзе в такой спешке, словно не ехал продавать мороженое, а бежал от самой смерти.

Я пала духом и сгорала со стыда. Я не знала, что пошло не так. По пути я повторяла то, что только что сказала ему, и поняла, что даже сама этого не слышала. Оказывается, слова, что ревели и вертелись у меня в горле, были окружены тысячами гор и рек и так никогда и не прорвали этого окружения. Я влепила себе звонкую пощечину.

На следующий день я преисполнилась решимости снова назначить встречу Сяо Мо, но на следующий день, с утра до заката, так и не увидела его. Под покровом ночи я в бешенстве в клочья разорвала афишу фильма на одной из стен.

На третий день объявили штормовое предупреждение. Мир погрузился в хаос. Тайфун молниеносно обрушился на Даньчжэнь. Все сдержанные, презрительные, благодушные и невозмутимые лица быстро сменили выражение. Начался проливной дождь, от которого содрогнулась земля и задрожали горы. Наводнение преследовало бегущих людей по пятам, несколько джипов и тракторов были настигнуты на улицах Мангодацзе и Наньяндацзе – они заглохли, застряли и постепенно погружались в воду. Паводок просочился сквозь запертые двери, и вода затопила магазин прохладительных напитков, так что десятки деревянных холодильников поплыли по переулку Пипаган, как маленькие лодки. Тайфун закручивал в воздухе мусор и одежду, валил деревья и столбы электропередач. Наводнение разрушило множество сельских мостов, домов и дорог, превратило рисовые поля в озерное царство. Я слышала, что в деревне Баймицунь случился ужасный оползень, половина горы рухнула с высоты, бесследно похоронив десятки семей, крепко спавших посреди ночи.

После шторма я не видела Сяо Мо несколько дней и запаниковала. В тот день кинотеатр вывесил объявление о том, что в честь двадцатилетия кинотеатра завтра будет бесплатный показ, покажут как раз-таки «Танцовщицу из Идзу». Я была приятно удивлена, Сяо Мо ведь не откажется от бесплатного фильма, верно? Я очень надеялась, что все люди на свете увидят прекрасную Каору и ее трагическую любовь.

Едва забрезжил рассвет, я тайком села на велосипед Жун Дунтяня, стоявшего на углу, и поехала по 324-му Национальному шоссе в деревню Баймицунь. Я хотела сообщить Сяо Мо хорошие новости, чтобы он смог приехать в город и, не таясь, посмотреть бесплатное кино.

По пути повсюду попадались ил, ветки, опавшие листья, рухнувшие горы и совершенно неузнаваемые рисовые поля. Одиночество, запустение и разложение. Песок на дороге и впрямь был таким толстым и скользким, что, несколько раз упав, я больше не осмеливалась ехать на велосипеде и двинулась вперед, толкая его перед собой. Обжигающий песок забрался мне