Газда - Александр Евгениевич Владыкин

ты совсем ничего не знаешь о зоне, ты даже представления не имеешь что купил! Вернее, тебя купили, за целых двенадцать миллионов тугриков!

Я поправил, – за один доллар.

– Да ты, говнюк, и пол цента не стоишь.

Он нагло шмыгнул своим пятаком, и я не удержался. За базар нужно было отвечать, на кону стоял мой авторитет. Мой кулак прошёл через его физиономию, как через дырку от бублика. Он сначала испугался, а потом рассмеялся. А я догадался – надел очки, тогда секундант испарился, пропал. Я, хоть, отдохнул от него и от его дебильных докладов, пока он беременных ёжиков искал. Теперь я начал понимать, что очки тоже играют роль в отношениях с этими аморфными существами. Они боятся, значит уважают. Бабушка – весь мир «За», а я против уничтожения моих русских генов, подскажи, как работать с такими, которые не пошевелятся, пока не заработают в пятак? Секундант появился к вечеру, из зеркала, в тот момент, когда я брился:

– Ну, что? Мир?

Я потянулся за очками. Тогда перед моим носом мелькнули две красочных копии, сделанные на цветном принтере и легли, на краешек, журнального столика. В одной из них я узнал часть злополучного контракта, так называемое приложение-инструкция на применение изделия, а в другой была карта зоны. Блин – я тупой, какой я бестолочь! Не мог раньше, я, как дурак перебегаю границы стран, то из Белоруссии в Польшу, то из Польши в Германию, оставляю отпечатки на контрольно-следовой полосе …

– И неправда.

– Что неправда, – возмутился я, услышав, чей-то писклявый женский голос.

– Неправда, про отпечатки, я всё убрала, и во времени тоже.

– А это что за явление?

– Я Стиралка.

– Резинка что ли?

– Сам ты противозачаточный, а я стиралка.

– Блин, куда я попал, где мои вещи?

Этот хранитель времени, из секундантов который, ржал в кресле, как молодой жеребец, дрыгая ногами и пуская мыльные пузыри из носа.

– Хайфа, полная Хайфа!

Стиралка приняла его смех на свой счёт и вцепилась всем своим маникюром в рожу секунданта. Пришло время мне злорадствовать – стиралка расцарапала всю физиономию наглеца. Я сел за изучение документов, оставив разбираться подчинённых между собой, а то действительно, купил то не знаю, что, не зная зачем, и у кого, а ещё обижаюсь, когда идиотом называют. Мои подчинённые, разобрались наконец, разлетелись, взъерошенные, в разные стороны, и начали, как сороки, поливать друг друга грязью на расстоянии. Пока я обеим не пообещал пятаки начистить. Разбежались. Ни секундант, не стиралка, больше не появлялись, за стеной изредка кашлял отдел кадров, он, наверное, тоже был доволен тому, что пресс – секунданту начистили пику. Вы знаете, чем дальше я углублялся в изучение инструкции, тем больше начинал понимать смысл возникновения зоны. Мне продали то, что нельзя подарить, что необходимо уничтожить, закопать, как можно, глубже и залить бетоном, на пару тысяч лет. Мне продали зону вместе с обслуживающим персоналом, все нормальные люди погибли, ушли по своему назначению, а этих – самых грубых и неотёсанных оставили самосовершенствоваться и обслуживать зону, им по правилам зоны запрещено врать, влюбляться и заводить нестабильное потомство (я немного стал осваиваться, думать языком зоны – значит, для совокупления где – то стабилизаторы есть). Но судя по настроению секунданта и стиралки, любовью здесь не пахнет. Оба заработали по пятьдесят штрафных балов. Им запрещено покидать зону без разрешения Властелина. Наконец я и про себя что-то вычитал, может дойду до своих прав и обязанностей?

Глава 5

Звонок разбудил меня в час ночи, непонятный, противный, нервы раздражающий. Я перерыл всю одежду, прощупал все складки кальсон. Это был не мой мобильник. Убил бы того, кто поставил эту мелодию на зуммер телефона. Притом гад, звонил, как издевался: ищу – молчит, прекращаю искать, начинают вибрировать зубы в такт мелодии. Наконец нашёл эту слушалку с говорилкой. Я не стал даже отвечать, какой дебил звонит в час ночи, я выкинул это нервы трепальное чудо техники в унитаз (извиняюсь в дезактивационную камеру) В, два часа ночи, кто-то, не включая свет, стал ходить и хрюкать по комнате, время от времени, подсвечивая мощным фонариком моё лицо. Я спрятался под одеялом. Спустя пару минут, раздался радостный крик:

–Ура! Нашёл!

Что-то забурчало, забулькало в душе (извиняюсь, в дезактивационной камере.) Я узнал по голосу своего пресс-секунданта. Наконец, к трём часам ночи, был восстановлен мир, и этот секундант, наверное, утонул на пару часов, проснулся я от скрипа аварийного ретранслятора:

– Московское время – шесть часов утра!

Ретранслятор заклинило:

– Московское время – Шесть часов утра.

Пока эта скрипящая тарелка выключилась, успели часы пробить пол седьмого и из открытой дверцы часов, вместо кукушки выскочило непонятно что, и вместе с птичкой, повисло на моём носу. Я, еле снял эту пружину, острой частью, влезшую в мой нос.

– Доброе утро шеф! Последние и самые свежие новости зоны: в пресс – секунданта полетел комплект бахил, которых я умудрился применить вместо тапочек.

Сегодня, по расписанию, был приёмный день, и хранитель времени меня повёл в бывшую городскую библиотеку, где под вывеской пустого читального зала, какой-то мужик написал фломастером:

– Властелин зоны –Хрен моржовый! Принимает строго по пятницам с восьми, до восьми.

Понимай, как хочешь. Это был первый мой рабочий день. По КЗоТу я имел право на час перерыва, которым и воспользовался. Блин, я выскочил из библиотеки без пяти минут до двенадцати, минутная стрелка на библиотечных часах болталась, но я не думаю, что сильно ошибся со временем. Пять минут, пять минут – это много или мало? На улице шел дождь. Блин! Не понял, где я? Мимо промчался кадиллак, над головой были небоскрёбы с такими уличными прозрачными лифтами, чуть вдали, виднелась Эйфелева башня, подбежала девочка-японка и ломаным французским языком спросила:

– Где в этом Париже Елисейские поля?

Я не разу в жизни не был в Париже, во Франции, только с Луи де Фюнесом, и то на экранах кинотеатров, и то – это, в первой жизни. Я махнул рукой в сторону Эйфелевой башни, надеюсь не ошибся с ориентиром для группы японских туристов? Весь город пропах сыром и кофе, а в кармане даже советской копейки не было. Лужи становились всё объёмней. Какой – то бомж, из французских евреев показал на мои бахилы, и мы с ним сыграли в популярную игру – ножницы и бумага на пальцах. Выигрыша мне хватило ровно на столько, чтобы заморить червяка. Говорят, что на западе не обращают внимание во что ты обут, больше обращают внимание,