Обреченный на смерть - Джейн Клиланд

Она покачала головой:

— Что вы, нет, ничего такого. Я просто хочу начать все с чистого листа.

— Почему здесь? Антикварный склад — не лучшее место для нового старта.

— А почему бы нет? Вы начинаете новое дело, и я начну. Вместе мы достигнем многого.

Несмотря на вопль внутреннего голоса, что однажды я пожалею о содеянном, я уступила ее напору. С тех пор прошло два года, и пока все было в порядке. Хотя мне до сих пор неизвестно, где она жила до того, как появилась на моем горизонте.

Наконец Гретчен повесила трубку.

— Привет, подруга. Как дела? — спросила я.

— Все хорошо. А как ты?

— Чувствую себя немного разбитой, но в целом неплохо. Как у нас здесь обстоят дела?

Гретчен улыбнулась:

— Работа кипит. Саша закончила каталог и хочет, чтобы ты его проверила, прежде чем она отдаст его на размножение. — Потянувшись, она взяла с другого конца стола стопку бумаг, скрепленных черным зажимом, и протянула мне. — Для участия в аукционе уже зарегистрировалось более сотни человек, и звонки продолжают поступать.

— Больше сотни? — опешила я. — Это почти вдвое больше, чем в прошлый раз. Вот это да! Не думаю, чтобы вещи Уилсона могли вызвать подобный ажиотаж.

Гретчен согласно кивнула и отвела взгляд.

— Наверное, им просто любопытно.

— Ты о чем?

— Среди участников зарегистрировалось несколько репортеров. Полагаю, это из того дела… Ну, ты знаешь… Убийство Гранта.

Меня словно ударили под дых. Тем не менее я откинула волосы со лба и кивнула:

— Пожалуй, ты права. Тебе уже звонили репортеры?

— Да, но я говорила им: «Без комментариев», — и они отваливали.

— Хорошо. Так и продолжай, — сказала я и, помолчав, добавила: — Спасибо, Гретчен.

Она небрежно махнула рукой:

— Не за что. Кстати, мы остались без Мэя и Гари.

— Что случилось?

— Грипп.

— Господи! Не одно, так другое. Кто же будет помогать на субботней распродаже?

— Я позвонила Питеру.

— Спасибо, Гретчен. Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Не за что, — смутилась она. — Ну, и какие последние новости?

— Как тебе сказать… — Желания вдаваться в подробности не было. — Мне повезло оказаться в неправильное время в неправильном месте.

Она понимающе кивнула с сочувствующей гримаской на лице, но прежде чем смогла хоть что-нибудь сказать, зазвонил телефон.

— Где сейчас Эрик и Саша? — спросила я прежде, чем она успела поднять трубку.

— Готовятся к аукциону.

— Хорошо. Тогда я к ним. Что-нибудь еще?

Она отрицательно покачала головой и, подняв трубку, выдала обычное приветствие: «Компания „Прескотт“. Чем я могу вам помочь?»

Звонил очередной желающий попасть на аукцион. При других обстоятельствах я была бы на седьмом небе от такого наплыва участников. Но не сейчас. Я понимала: некоторых влечет на аукцион не желание что-нибудь купить, а возможность поглазеть на меня и задать дурацкий вопрос. Я так и видела молодых амбициозных репортеров, пихающих мне в лицо микрофоны. Меня потихоньку начало охватывать раздражение, дополняемое страхом перед наглыми журналистами.

Я шла по складу, направляясь туда, где обычно проводились торги. Мы обособили раздвижными перегородками дальний левый угол склада. Простым нажатием кнопки серое бетонное помещение превращалось в элегантный просторный зал. Я сама придумала дизайн и планировку. Согласитесь, довольно остроумный способ трансформировать огромное производственное помещение в привлекательную и удобную комнату для проведения торгов. Остроумный, но дорогой.

Звук моих шагов, до этого эхом разносившийся по складу, мгновенно притих, когда я ступила на темно-красный ковролин, который покрывал бетонный пол. Прямо передо мной у дальней стены находилась низкая платформа с черными блестящими пластмассовыми боками. Место перед подиумом было отведено для участников торгов. Наружные бетонные стены справа и впереди меня были выбелены. Тяжелые бордовые занавеси из парчи свисали с огромных черных металлических колец, нанизанных на двухдюймовые трубы, также выкрашенные в черный цвет. Занавеси тянулись от подиума до самой задней стены и вдоль дальней стены от угла до раздвижных перегородок. В субботу, когда импровизированные стены займут свое место, эта часть склада должна была преобразиться в антикварную гавань, удовлетворяющую самый изысканный вкус. Все выглядело готовым к завтрашнему мероприятию, было необходимо лишь запастись дополнительными стульями.

Подойдя ближе, я заметила Сашу, дававшую указания Эрику и трем нашим временным помощникам, которые носили и расставляли вещи в пронумерованных и огороженных канатами секциях.

— Несите туда. — Саша указала на секцию, помеченную номером 12.

Двое мужчин послушно подхватили тяжелый кедровый сундук с медной отделкой, сделанный в России в девятнадцатом веке. Саша сверилась со списком, дабы убедиться, что номер секции и номер лота совпадают.

Помахав мне в знак приветствия, она направилась в мою сторону, пока Эрик проверял, не выступает ли сундук за линию, по которой пройдет раздвижная стена.

— Мы неплохо поработали, — сказала Саша.

— Вижу, — улыбнулась я.

Эрик извлек из сундука лоскутное одеяло с изображением маяка — изумительное рукоделие, выполненное в восемнадцатом веке кем-то из местных умельцев, — и накинул его на черный металлический каркас. Саша задержалась и аккуратно расправила каждую складку, открывая панораму с безупречной перспективой и завораживающие по точности исполнения детали. Крохотные чайки, сделанные из маленьких кусочков белой и серой ткани и пришитые едва заметными стежками, казалось, трепыхали крыльями на фоне бледно-голубого неба. Из этого одеяла мог получиться впечатляющий фон для сундука.

Уверена, моей маме оно обязательно понравилось бы. Мама ценила мастерство во всем. Если бизнесу я училась у отца, то от нее мне досталась способность видеть и ценить качество. Разве могла я забыть те часы, которые мы провели с ней в музеях!

Я отлично помню, как в «Пибоди» в Кембридже мы еле оторвались от созерцания коллекции стеклянных цветов. В Музее Изабеллы Стюарт Гарднер в Бостоне мы восхищенно перешептывались о странном и эклектичном смешении драгоценностей, выставленных в витринах. Когда мне было одиннадцать, мы отправились в Нью-Йорк, чтобы посетить его музеи, и первые два дня провели в «Метрополитен», где я с благоговейным трепетом взирала на один шедевр за другим.

Тогда я пришла в восторг от кошки на картине Джорджа Калеба Бингема[6] «Торговцы мехами на Миссури»; меня поразили ярко-желтые и красные цвета на самом раннем из известных образцов непальской живописи на холсте (1100 год); я удивилась, что статуя, созданная почти пять тысяч лет назад, уцелела до наших дней. Каждое мгновение было наполнено для меня изумлением от открытия чего-то нового, но лишь на третий день поездки моя жизнь изменилась навсегда.

В тот день с востока дул холодный зимний ветер, который заставлял нас опускать головы, пока мы торопливо шли по Мидтаун-стрит, спеша попасть в Музей современного искусства.

— Джози, — сказала мама, глядя сквозь слезы на «Авиньонских девиц» Пикассо. — Наверное, было бы чудесно провести жизнь в окружении такого великолепия. Как по-твоему?

— Да, — согласилась я и поклялась, что посвящу свою жизнь работе лишь с красивыми вещами.

И, глядя сейчас на лоскутное одеяло, я с горделивой улыбкой подумала: «Если бы мама могла меня сейчас увидеть».

— Привет, Джози! — окликнул меня Эрик. — Правда, здорово выглядит?

— Даже лучше! Вы просто молодцы! Сколько вам еще осталось?

— Четыре лота. — Эрик провел рукой по лбу, стирая капельки пота. — По-моему, неплохо поработали.

— Не то слово. Поработали вы отлично.

Я дала указания насчет стульев, похвалила Эрика и, пообещав Саше как можно скорее просмотреть каталог, ушла.

Не успела я добраться до винтовой лестницы, ведущей к моему личному офису, откуда я обычно и следила за работой склада, как мне на пейджер пришло сообщение от Гретчен.

— Что случилось? — спросила я, войдя в офис.

— Макс Биксби ждет тебя на второй линии.

Я взяла трубку.

— Это Джози.

— Какой номер твоего факса? — даже не поздоровавшись, спросил Макс.

Я ответила и поинтересовалась:

— А в чем дело? Ты мог бы узнать его у Гретчен.

— Эппс кое-что прислал мне по факсу, и я хочу, чтобы ты на это взглянула. Только ты.

— Понятно.

В груди заворочалось глухое беспокойство. Когда заработал факс, я спросила:

— Ты хочешь, чтобы я перезвонила после того, как посмотрю это?

— Нет, я лучше подожду.

Позади меня зазвонил телефон. Гретчен подняла трубку. Это был очередной желающий попасть на завтрашний показ, но я не слышала, о чем она с ним говорила. Все мое внимание было приковано к единственному листочку, выползающему из факса.