Обреченный на смерть - Джейн Клиланд

В углу конторы стоял огромный бамбуковый шкаф с телевизором и видеоаппаратурой. У меня сразу зачесались руки просмотреть запись, сделанную в доме Гранта, но работа прежде всего. Тяжело вздохнув, я погрузилась в чтение каталога и почти до шести вечера вылавливала опечатки, несоответствия в формате и прочие неточности.

Когда я закончила проверку, в кабинет заглянула Саша.

— Гретчен просила передать, что она уходит.

— Хорошо.

— Как ты?

На мгновение у меня возникло желание излить ей душу. Без отца и нью-йоркских друзей я чувствовала себя очень одинокой. Уйдя с головой в бизнес, я отодвинула личную жизнь на задний план. Лишь иногда я пыталась представить, каково это быть замужем, когда дома тебя ждет человек, готовый выслушать и поддержать.

Несомненно, Саша обладала блестящим умом и инстинктом настоящего коллекционера. Но было бы глупо ей довериться. Несмотря на проницательность и хорошее образование, она была из разряда испуганных серых мышек, которые нуждаются в постоянном одобрении, потому что убеждены, что заслуживают одной критики. Только говоря об искусстве, она обретала уверенность и блистала красноречием. В остальное время ее снедало беспокойство. Оно проявлялось и в привычке теребить прядь мягких каштановых волос, и в неумении смотреть людям прямо в глаза. Довериться ей — означало пойти на риск, а я не могла себе этого позволить. Надави на нее кто-нибудь посильней — она сломается и выдаст любой секрет.

Поборов неуместное желание пооткровенничать, я ответила:

— Все в порядке. Спасибо тебе.

«Лучше солгать, чем выказать слабость». Интересно, что бы сказал отец насчет этого постулата, подумала я.

А Саша кивнула на каталог и спросила:

— Ну, и как он тебе?

— Отличная работа.

— Спасибо, — смущенно пробормотала она, заливаясь ярким румянцем и опустив голову, — ее обычная реакция на похвалу.

Я указала на несколько опечаток, и Саша повинно прошептала:

— Прости. Сейчас все исправлю и отнесу каталог на размножение.

— Отлично.

Она вышла и спустилась по лестнице, звонко стуча каблуками о ступеньки. Потом наступила тишина. Я осталась одна.

Видеозапись меня огорчила. Некоторые вещи, такие как инкрустированный шахматный столик, напомнили, как мило мы беседовали с мистером Грантом об истории его приобретений. Теперь облик жизнерадостного Санта-Клауса представлялся мне ширмой, за которой прятался плохой серый волк с огромными острыми клыками.

Впрочем, я допускала, что сужу о нем пристрастно. В конце концов, мистер Грант ничем мне не был обязан и мне не на что было жаловаться. Если он воспользовался моей оценкой, чтобы выгодно поторговаться с Барни, что ж, он имел на это право, и, говоря откровенно, с его стороны это был довольно умный ход.

Я не могла притвориться, что меня совсем не задело его поведение, но я могла извлечь из произошедшего хороший урок. Воспользовавшись моей наивностью, он получил профессиональную консультацию. Я по-прежнему была убеждена в его искренней симпатии ко мне, но теперь поняла: личные отношения в бизнесе не имеют никакого значения. Прав был отец, говоря: «Не будь такой глупой, Джози. Все дело в деньгах. Если кому-то невыгодно вести с тобой дело, он и не будет, как бы ты ему ни нравилась».

Было приятно вспомнить отцовское наставление. Оно помогло мне справиться с обидой и подойти к просмотру кассеты с большей объективностью.

Как я и утверждала, никакого Ренуара не было и в помине, как не было и пустого места на стене, где картина могла бы висеть. Значит, на тот момент либо кто-то уже приобрел картину (не исключено, что Барни), либо оба — и Барни и Эппс — лгали, либо картина хранилась в тайнике.

Я приостановила запись и задумалась, зачем мистеру Гранту прятать полотно. У него были выставлены на всеобщее обозрение три серебряных чайных сервиза восемнадцатого века и две квадратные китайские фарфоровые бутылки семнадцатого века в отличном состоянии, не говоря об огромном количестве других бесценных или почти бесценных вещей. Он каждый день пользовался столовым гарнитуром, выполненным из идеально подобранного розового дерева. Зачем ему прятать одну-единственную картину? Внутренний голос подсказал мне, что дело не в ее ценности. Имелась какая-то иная причина.

И тут меня осенило: а вдруг картину украли? Я развернулась к компьютеру и вошла в Интернет. Отыскав сайт Интерпола, я щелкнула «мышью» по списку похищенных произведений искусства, ввела название картины и имя художника и запустила поиск. Ничего.

И что теперь? Я не только не сумела выяснить, действительно ли у мистера Гранта была эта картина, но и понять, с какой стати ее прятать. Я раздраженно встряхнула головой и вспомнила о первоначальной задаче. Не важно, являюсь ли я случайной жертвой или меня намеренно оклеветали, самое главное сейчас — вооружиться информацией.

Еще раз просмотрев кассету, я насчитала двадцать три картины. Ни одна из них и близко не стояла к Ренуару по известности или значению. Да что там Ренуар! Все эти картины были пустяками по сравнению с теми сокровищами, которые находились в доме. Я даже авторов их не знала, за исключением Жюля Тавернье. У мистера Гранта было три его пейзажа. Единственное, что в них потрясало, — это по-современному черные рамы.

Я снова залезла в Интернет и выяснила, сколько сегодня дают за Тавернье. Картины были премилые, но стоили не больше 7–8 тысяч долларов. Гроши на фоне миллионов, которые предлагали за Ренуара.

Остальные двадцать картин ничем особым не отличались. Любая из них могла служить отличным прикрытием для сейфа, вделанного в стену. Ведь картину легко было вытащить из рамы, свернуть в рулон и засунуть в ящик.

В течение часа, пока проигрывалась кассета, я под собственные разглагольствования «прятала» картину то в спинку виндзорского кресла, то за гобелен семнадцатого века, изображающий птичек в гуще зарослей. Когда дошла очередь до двухтумбового английского стола восемнадцатого века, я вдруг заметила, что у него отсутствует навесная дверца от шкафчика.

Я мгновенно остановила запись и чуть ли с открытым ртом воззрилась на экран, пытаясь упорядочить нахлынувшие мысли. Независимо от того, имелся ли в доме мистера Гранта стенной сейф или нет, я была готова побиться об заклад, что нашла тайник. Мою догадку надо было проверить. Причем немедленно.

— Макс! — прокричала я в телефонную трубку. — Я кое-что нашла!

— Рассказывай, — велел он под аккомпанемент отдаленного детского смеха.

— Я только что просмотрела кассету. Старый двухтумбовый письменный стол. Обычно у такого под крышкой есть отдельный шкафчик. Не то чтобы секретный: навесная дверца на виду, скорее полусекретный, поскольку обнаружить его можно, только встав на четвереньки.

— И у этого стола он был? — с пробудившимся интересом спросил Макс.

— Нет. Во всяком случае, мне так показалось. Но, просматривая кассету, я заметила место, где он вполне мог бы находиться. У некоторых подобных столов шкафчики спрятаны за деревянными панелями. Готова поспорить, что у мистера Гранта был именно такой стол. Макс, это идеальное место, чтобы спрятать картину.

— Погоди, ты хочешь сказать, что уверена в существовании шкафчика, которого не видела? Я прав?

— Абсолютно. Во всяком случае, не мешало бы проверить. Кроме того, я знаю, где еще можно поискать картину.

— Например?

— Например, за гобеленами или в креслах.

— Ну что ж, ты неплохо поработала, Джози.

— Спасибо. И что теперь?

Я задержала дыхание, ожидая ответа. В голове у меня царила полная сумятица. Я никак не могла взять в толк, зачем мистеру Гранту понадобилось прятать картину и, если он действительно это сделал, как находка картины отразится на моей судьбе. Все, что мне оставалось, — ждать решения Макса, он-то должен был разрешить мучившие меня вопросы.

— Теперь надо подумать, как повлияет на твою ситуацию известие о том, что мы знаем про Ренуара.

— И как, по-твоему?

Он помолчал.

— Думаю, стоит ввести Альвареса в курс дела.

— Ты уверен?

— Альварес уже знает о Ренуаре и об отношениях между Эппсом и Барни Трюдо. Мы ничего не потеряем, открыв, что и нам это известно, зато получим основание для просьбы тщательно осмотреть дом.

— Ладно, будь по-твоему.

Я наконец поняла, словно собрала в картинку разрозненные пазлы, что, поделившись с Альваресом идеей относительно тайника, мы превратимся в союзников следствия. В тех, кому нечего скрывать и кто готов помочь.

— Я перезвоню, — сказал Макс и повесил трубку.

Макс перезвонил через десять минут, на сей раз детский смех звучал в трубке громче.

— Хорошие новости. Альварес заинтересовался. Он согласился встретиться с нами через полчаса у черного входа в дом Гранта.