Летчик и ведьма - Татьяна Рябинина

Ей оставался еще год учебы, потом ординатура. После того как Мирский уехал в Испанию, она долго была одна, но все-таки нашла кого-то. Подробностями не делилась, а я не спрашивал. О Марго тоже не спрашивал, но кое-что по-прежнему перепадало. Ничего нового, преподает, все так же замужем, детей нет.

Я до сих пор вел группу класса в Контакте, но как-то по инерции. Выкладывал старые фотографии, поздравлял с днюхами. Весной появился идея собраться и отметить пять лет выпуска, но Фаня болела, поэтому отложили на неопределенное время.

В сентябре мне позвонила Алиска — все с той же идеей. Готова была заняться организацией, с меня потребовала информационную поддержку.

— Учителей будем звать? — сглотнув слюну, спросил я.

— Ну Фаню, Чижика — само собой. Кого еще? Евгешу? Викшу?

— А Марго? — вроде, прозвучало равнодушно, но сердце сделало рывок.

— Она на сохранении лежит, точно не придет.

— Понятно. Ну ладно, сейчас напишу в группе предварительно. Как будет известно по дате — свисти.

На сохранении… Собственно, почему нет? Она замужем. Уже давно. Наверно, какие-то проблемы, раз до сих пор не родила и сейчас в больнице. Пусть у нее все получится.

Так я говорил себе, а на языке плавилась горечь. Как будто потерял ее еще раз. Хотя она никогда моей и не была.

И не будет.

И хорошо, что не придет на встречу. Хотелось увидеть ее — и не хотелось. А еще не хотелось, чтобы она видела меня с кольцом. И с Катькой — женой. Хотя Машка ей наверняка сказала.

Встреча прошла в режиме натянутой струны. Интересно было увидеть всех через пять лет, но почему-то я страшно боялся, что кто-то заговорит о Марго. Глупо, нелогично, но новость о том, что она лежит на сохранении, словно сорвала корку с поджившей раны. Я не был уверен, что смогу изображать безразличие, услышав о ней. И не хотел, чтобы Катька это заметила. Тема Марго у нас была табу.

Но о ней даже не вспомнили. Зато интерес вызвали слова Евгеши о том, что Мирский, походу, собрался жениться. Вот тут уже равнодушие изображала Машка, и у нее тоже получилось фигово.

Эх, Маша, Маша, мы снова с тобой в одном клубе. И у тебя кто-то есть, и у меня, а на самом деле… живем дальше. Как можем.

После той встречи прошло четыре месяца, Машка позвонила поздравить меня с днем рождения. Я как раз уходил в рейс, ехал в Пулково, можно было разговаривать без оглядки, не услышит ли Катька.

— Как там Марго, родила? — спросил небрежно, словно между прочим.

— Нет, Кеш, — после секундной заминки ответила Машка. — Снова нет. К сожалению.

— Снова?

— Уже четвертый раз. Там… проблемы. Ни причину выяснить, ни вылечить не могут.

По идее, я должен был вздохнуть с облегчением — но нет. Было дико жаль ее. Радовало лишь одно — если, конечно, тут уместно слово «радовало». Лишь то, что это не смертельно. Ревновал ли я ее к мужу? Нет, это было бы глупо. Искренне хотелось, чтобы она была счастлива. Раз невозможно со мной — пусть с кем-то другим. Но если и это невозможно, главное — чтобы была жива.

Я не назвал бы себя религиозным, не ходил в церковь, но в небе — как на войне. Когда ты отдаешь себя на волю стихии, невозможно не верить. Невозможно не обращаться за помощью к невидимым силам. Каждый вечер я молился — как мог, своими словами. Не только о себе и близких, но и о ней — о Марго.

Глава 10

Марго

Раньше в моей жизни было много чего. Может, иногда даже через край. В какой момент все свелось к воспроизводству? После первого выкидыша? Или после второго? Я и не заметила, как фокус четко сместился в одну точку: на возможность родить ребенка. Работа, которую я, несмотря ни на что, обожала, подруги, книги, байк — все отошло куда-то на второй план. Даже наши отношения с Мишкой сосредоточились на том, получится или нет.

Он не упрекал, нет. Расстраивался, утешал, но я чувствовала этот фон: «Эх, Рита, Рита, даже родить не можешь».

После третьего выкидыша я сказала открыто, что больше и пробовать не хочу. Каждая из трех неудачных беременностей отожрала у меня по такому куску жизни, что непонятно, как вообще осталось желание шевелиться.

Если тебе так вперся этот ребенок, Миша, иди, я не держу. Найди здоровую женщину, пусть родит троих, четверых, сколько там тебе надо?

Нет, отрезал он, я хочу ребенка от тебя. Совсем сдурела, что ли?

После долгих препирательств пришли к компромиссу: ничего специального. Никаких календарей, витаминов, тестов на овуляцию, способствующих поз и прочей лабуды. Но и предохраняться тоже не будем. Вроде и не ждали ничего, но тягостное напряжение не уходило. Каждый раз, когда подбиралось время Ч, не знала, чего боюсь больше: что начнутся месячные или что не начнутся.

Четвертая беременность началась так ядерно, что меня уложили на сохранение уже на девятой неделе. Потом еще раз — на двенадцатой. И еще — на двадцатой. Чувствовала я себя просто ужасно, но врачи говорили, что шанс есть. Если пролежу в больнице до самых родов. Хоть вставать осторожно разрешали, я знала, что некоторые лежат все девять месяцев с ногами, задранными выше головы.

Когда Маша сказала, что их класс собирается в ресторане, и учителей тоже пригласили, я тихо порадовалась, что меня не увидят — вот такую красивую, краше в гроб кладут. Конкретно что Кешка не увидит. Не просто страшную, но и беременную. Пусть лучше помнит ту ведьму Марго, в которую когда-то влюбился. Машка сказала, что он все-таки женился на Кате Татаренко. Вот пусть на нее такую и любуется — отекшую и пузатую.

Меня это не то чтобы задело, скорее, удивило. Кешка и Катя⁈ Вот уж странная пара, совершенно из разных коробочек ложечки. Ну что ж, это его выбор, значит, разглядел в ней что-то.

Мишка приезжал как на работу, через день вечером. Привозил что-то вкусное, сидел, вымучивал какие-то новости, спрашивал дежурно: «как ты?». А я была похожа на маятник, который качается от надежды к полной апатии и обратно.

Врачи говорили: надо дотянуть хотя бы до шести месяцев. До шести месяцев я не дотянула каких-то четыре дня.