Анна - Никколо Амманити

подошла к Астору. Он уткнулся в подушку и скрежетал зубами.

Она подняла с пола бутылку с водой и пила, пока желудок не наполнился. Снаружи всё было неподвижно, тишину нарушали только крики ночных птиц и тяжёлое дыхание Астора.

Она встала и вышла на террасу, наслаждаясь прохладой. За ржавыми прутьями и чёрными силуэтами деревьев лежала выжженная, немая и необъятная равнина.

Птица пела своё "пи-и-и, пи-и-и" со смоковницы за сараем. Это всегда было невысокое деревце, но за последние два года оно выросло, и ветви уже почти касались земли.

Она вспомнила, что мама однажды повесила на дерево верёвку-качели, но папа сказал, что смоковница – дерево ненадёжное и легко ломается.

Анна уже была не совсем в этом уверена, что это слова отца. Наверное, о кажущейся прочности смоковницы она вычитала в какой-то книге или ей всё показалось. Часто воспоминания смешивались с записанными историями и снами, и даже те, в которых она была уверена, со временем становились похожими на акварельные краски в стакане воды.

Он вспомнила Палермо, их квартиру, из окон которой виднелся офис, полный людей у экранов. Она помнила всё до мельчайших деталей: гостиную с чёрно-белой плиткой, уложенной в шахматном порядке на полу, кухонный стол с отверстием, из которого торчала специальная скалка для раскатки теста, сушилку для одежды с ржавыми углами. Однако Анна уже не помнила лиц дедушки Вито и бабушки Мены. Воистину, все лица Взрослых таяли и стирались под действием времени. У стариков были седые волосы, у некоторых мужчин бороды, у женщин крашеные волосы, какие-то рисунки на коже. Взрослые пользовались духами. По вечерам они ходили по барам и пили вино из бокалов. Вокруг них сновали официанты. В ресторанах Палермо подавали баклажаны, запечённые с пармезаном и спагетти.

Мама ненавидела Палермо, потому что его жители отказывались сидеть на карантине. Анна помнила, что, когда Красная Лихорадка ещё не пришла в Кастелламмаре, мама перестала отправлять её в школу. Они забаррикадировались в доме с запасами еды на кухне и в гостиной.

Однажды вечером папа приехал на "Мерседесе". Машина свернула на подъездную дорожку, остановилась у скамьи и посигналила. Папа вышел скорее мёртв, чем жив, он не был похож на себя. Его лицо высосал вирус, глаза опухли, он весь покрылся пятнами. Папа подошёл к двери, но мама не впустила его.

– Уходи! Ты заразен! – кричала она ему.

– Я хочу увидеть детей, – он забарабанил в дверь обеими кулаками. – Хоть ненадолго. Дай мне взглянуть на них.

– Уходи. Ты хочешь нас убить?

– Мария-Грация, открой, пожалуйста...

– Ради всего святого, уходи. Если хочешь добра детям, уходи.

Мама рухнула на пол и заплакала. Папа сел обратно в "Мерседес", да так и остался там сидеть, высунув голову из окна и широко раскрыв рот.

Анна, забравшись на спинку дивана, смотрела на него в окно. Мама закрыла шторы, взяла её на руки и уложила в постель с Астором. Анна ждала, что мама ей что-то скажет, но все трое молчали.

На следующий день папа умер. Мама позвонила, и за ним пришли.

Анна могла попрощаться с ним, подойти к нему, но мама ещё не знала, что детей Красная не трогает.

Вскоре пришёл черёд и мамы.

От этого времени у Анны остались смутные воспоминания. Мама в полуголом виде весь день что-то пишет за столом в тетради под заглавием "ВАЖНО". Длинные светлые волосы, стекающие пучками, грязные и закрывают лицо. Исхудавшие лодыжки. Длинные икры. Пальцы ног прижимаются к полу. Через расстёгнутый халат виден впалый живот. Красные пятна на шее и ногах. Корки на руках и губах. Мама не перестаёт кашлять.

Прошло много времени, и всё же, когда Анна вспоминает об этом, её охватывает настолько сильная тоска, что кажется, будто она проваливается в дыру и больше не может из неё выбраться.

* * *

Днём на голубое небо вышло стадо белых облаков.

Жар у Астора немного прошёл, но ему по-прежнему было плохо. Большие, широко расставленные глаза занимали всё лицо, как у цыпленка. Когда Анна пыталась дать ему попить, он блевал жёлтой желчью.

Он напряженно смотрел на неё, ощупывая живот.

– Мне здесь больно.

– Слушай, я пойду за лекарствами. Чем раньше пойду, тем скорее вернусь.

– Я пойду с тобой.

– Тебе нельзя. Хочешь, чтобы тебя поймали дымовые монстры?

Мальчик помотал головой:

– Тогда ты тоже не ходи.

– Я принесу тебе подарок.

– Не хочу.

Анна покачала головой:

– Так нельзя.

Астор угрюмо перевернулся на другой бок.

– Может, отметим Рождество пораньше?

Мальчик резко обернулся, весь взволнованный:

– Рождество? А можно? Правда?

– Конечно.

– А подарок у тебя есть?

– Есть.

– Тогда я спрячусь?

– Прячься.

Астор накрылся одеялом. Анна открыла мамину комнату и из ящика стола достала cd-плеер, затем надела колпак Санта-Клауса и красные сапоги. Неохотно она взяла плюшевую игрушку дикобраза, которую спрятала за шкаф, куда Астор не доберётся – это был подарок бабушки Мены. Астор всегда хотел себе такого, но Анна никогда ему не давала. Она завернула его в газетный лист.

– Готово? Я выхожу! – заорал Астор.

Анна нажала кнопку воспроизведения – и на полную громкость заиграла песня.

Чтобы отпраздновать Рождество, она заводила песню "Гетто" в исполнении Джорджа Бенсона сама не зная почему – может быть, из-за заводного ритма, может быть, потому, что нашла компакт-диск рядом с рождественской ёлкой в автозакусочной.

Она тут же пустилась танцевать: двигать задницей вправо и влево, махать руками по бокам, качать головой вперёд и назад, как голубь, клюющий корм. Брат дрожал под одеялом. Она подошла к нему, вскочила на стул и стала отсчитывать пальцами:

– Раз... два... и три. Пошло "Гетто"! Теперь ты тоже.

Одеяло отлетело, и Астор принялся танцевать прямо на кровати. Он махал руками и время от времени прикладывал их к голове. Это был его рождественский танец.

Анна с облегчением вздохнула. Если он танцует, значит ему уже лучше. Может быть, он специально притворяется, чтобы она не уходила из дома? Но его продолжает тошнить…

– Подарок! Давай подарок!

Анна вынула свёрток и протянула брату:

– Счастливого Рождества.

Астор разорвал его и посмотрел на игрушку.

– Это мне? Правда?

– Да, теперь он твой.

Оба стали танцевать, а Джордж Бенсон рассказывал, что такое гетто.

* * *

Анна положила в рюкзак бутылку с водой, банку гороха, кухонный нож, ещё хорошие электрические батареи и двойной компакт-диск Массимо Раньери.

Готова.

Она попрощалась с Астором, который