Двойник маркиза де Сада. Для тех, кто выпил в 90-е - Тимур Ясинский

Мак-Боттл прямо-таки светился от счастья:

– Мы есть коллеги с вами. Я представляю эдинбургские газеты «Виски уикли» и «Дринк тудей». Я бываю очень рад делать общение с вашей российской провинцией!

– Я тоже рад, – Мигайлову стало скучно, ему хотелось выпить. – Может, за знакомство?

– No, no, no, – гримасничал Мак-Боттл. – Попозже и побольше. Без пяти файв-о-клок. Могу я спросить ваш адрес?

Де Сад почувствовал вдохновение, словно всю жизнь говорил по-английски:

– Сони Кривой, 39. Tridsat deviat. Soni Krivaya street. Chelyabinsk, Russia.

Мак-Боттл записал адрес в блокнотик, откланялся и исчез. Его российские коллеги переглянулись и молча направились к родной редакции.

2.8. Враг у ворот

Шишкоедофф сидел на асфальте, размазывая слезы по лицу:

– Пресмыкающиеся земноводные… Членистоногие млекопитающие… Парнокопытные травоядные…

«Что-то случилось», – подумал де Сад.

– Силен ты в науках, – сказал Мигайлов, открывая зубами бутылку. – Кого это ты так?

– Паукообразные насекомые… Камеру разбили… Сумчатые головоногие…

– Кто разбил-то?

– Волки позорные…

– Да ладно тебе. Зоолог. На-ка вот, глотни, полегчает.

Пока Слава глотал, Мигайлов огляделся и заподозрил неладное.

– А где Валера?

– С ними ушел. К Четвертинкину. – Слава вытер губы и отбросил опустевшую бутылку.

«Что-то случилось», – подумал де Сад.

– С кем ушел? Говори толком! – Мигайлов начал нервничать.

– Черт их разберет… Фашисты какие-то. Опричники. Прессу, говорят, не велено… Камеру вон разбили.

– Эх, твою мать, твою мать… Совсем нерабочая атмосфера. Пойдем, маркиз, поглядим, что там за опричники.

Посмотреть было на что. Под вывеской «ГОЛОС. Газета городского Совета народных депутатов. Редакция» было крупно написано неприличное слово. У двери скучали два вооруженных молодца.

– Ох, ё… – простонал Мигайлов.

– Вот-вот, – поддакнул Слава из-за спины.

– Я не об этом, – Мигайлов страдальчески скривился и, зажав рот, кинулся в кусты.

«Что-то случилось», – подумал де Сад.

– Ты опять здесь? – процедил Славе один из опричников. – Прессу не велено, ты не понял? Тебе еще добавить?

Из-за кустов показался пьяный Мигайлов:

– С какой стати?.. Коллектив работоспособный. Мы тут это… работаем мы тут.

Опричник задумался:

– Вы тут работаете?

– Ну.

– Так вы из газеты, что ли?

– Ну, – ответсека штормило, и говорить было трудно. Опричник покачал головой:

– Прессу не велено.

«Определенно, что-то случилось», – подумал де Сад.

Мигайлов пьяно икнул.

Опричник снял с плеча автомат:

– Идите-ка, ребятки, куда-нибудь на травку, а не то весь мир насилья мы разрушим.

Он блеснул кривой золотозубой улыбкой, отчего шрам на его щеке хищно изогнулся.

«А ведь разрушат, как пить дать», – мелькнуло в голове Мигайлова. Маркиз настороженно пошевелил усами.

– Погоди, – махнул рукой второй опричник и вытащил из кармана рацию:

– Сын Один, это Сын Пять. Прием… Товарищ майор, фотограф вернулся… Так точно… С ним еще двое, говорят, здешние… Есть всех пропустить! – Он молча кивнул на дверь, и журналисты вошли внутрь.

Де Сад заглянул в кабинет. В редакции пахло грязными портянками и солдатской злостью. За митюшинским столом четверо опричников играли в карты. В углу кто-то спал на шинели. Де Сад поморщился и закрыл дверь.

– Что там? – нетерпеливо спросил Мигайлов. Де Сад взял у него бутылку водки и сделал внушительный глоток.

– Что там? – повторил Мигайлов. Маркиз отрешенно посмотрел на него:

– Пора собирать войска, генерал. Е-семь е-пять, трубачей – на башни, бутылки – в приемный пункт стеклотары, орудия к бою, потушить костры, наступаем на рассвете, пароль тот же.

Мигайлов удивленно перевел взгляд на Шишкоедоффа. Тот безудержно рыдал. Мигайлов нахмурился и, гордо подняв голову, направился к кабинету редактора. Постояв секунду, де Сад отдал бутылку Славе и бросился вслед за ответсеком.

В дверях Мигайлов споткнулся и, падая, увидел, что окружен добрым десятком опричников, готовых вот-вот разрушить весь мир насилья. Он почувствовал, как мурашки побежали по лысине.

– Стойте, стойте! – Четвертинкин замахал руками. – Это свои.

Мигайлов поднялся, стараясь не делать резких движений.

– Что происходит? – он огляделся и увидел на стене плакат с корявой надписью: «Вся власть Новой Власти!». Перед столом редактора, откинувшись на стуле, сидел Митюшин. Де Сад сердито сопел за спиной. Настроение ответсека упало окончательно.

Четвертинкин встал посреди кабинета и засунул руки в карманы:

– Наши журналисты узнают все последними? Это так принято теперь, да? Все газеты помещают новости в передовицы, а мы, пардон, куда? – Он ухмыльнулся, довольный своим чувством юмора. Но веселье его скоро улетучилось, Четвертинкин вплотную подошел к троице и заговорил совсем другим тоном, напряженно и зло:

– Вы, господа, проводите рабочее время в винниках, или как это там у вас называется, а я вынужден сообщать вам известия, которые должен узнавать от вас. Но об этом мы после поговорим, а сейчас знайте: пока вы там закусываете свои сто граммов, Белый дом обстреливают из танковых орудий!

Маркиз побледнел. Мигайлов невольно посмотрел в окно, словно ожидая увидеть дымящиеся руины. Но за окном все было как обычно: компании студентов весело что-то обсуждали, прикладываясь к горлышкам пивных бутылок, за ними в некотором отдалении неотступно брели мужичонки не из здешних, двое патрульных потрошили гражданина невнятного вида, розовощекие торговцы шоколадками топтались около своих ящиков… Все как всегда, ни танков, ни взрывов.

Шишкоедофф вглядывался в Митюшина, мучительно пытаясь за темными митюшинскими очками увидеть сочувствие и понимание. Но экономический обозреватель сидел спокойно и неподвижно, бесстрастно обозревая происходящее. Видимо, он уже был в курсе ошеломительных новостей.

– Какой Белый дом? – спросил маркиз. – Американский или…

– Или, корреспондент де Сад, или! Наш Белый дом, московский! Вы что, радио не слушаете? Впрочем, откуда в ваших забегаловках радио…

Послышалось утробное урчание сливного бачка, щелкнула щеколда, открылась неприметная дверь – и в кабинет, на ходу застегивая брюки, вышел невысокий лысый господин в костюме. Окинув взглядом присутствующих, он встал чуть поодаль новоприбывших журналистов, заложил руки за спину и стал смотреть. Причем смотрел он как-то так, что сразу стало ясно: никакой это не господин в костюме, а самый что ни на есть товарищ в штатском. Четвертинкин меж тем живописал:

– В столице паника, движение транспорта парализовано, во многих домах отключена горячая вода. Танки давят людей на улицах, в магазинах…

Лысый товарищ удивленно вздернул бровь.

– … в подъездах собственных домов! На вокзалах творится черт знает что, международные аэропорты закрыты, метрополитен в экстренном порядке переоборудуется под бомбоубежище. Вы представляете себе, что там происходит? В московском зоопарке у белой медведицы случился выкидыш, а это уже не шутки! Между прочим, рождение белого медвежонка в неволе – событие даже не российского, а мирового масштаба! Таких случаев за всю историю… Да что говорить. Россию снова путчит!

Лысый товарищ негромко кашлянул. Четвертинкин смутился и замолчал.

– Виктор Витальевич, не стоит так… сгущать краски.

Четвертинкин, краснея, часто закивал. Лысый кивнул на журналистов:

– Это тоже ваши?

– Мои, – Четвертинкин явно неуютно чувствовал себя под пристальным взглядом лысого товарища. Тот наконец отвернулся от редактора и сделал знак опричникам. Опричники один за другим исчезли за дверью. Товарищ посмотрел на медленно трезвеющих газетчиков:

– Господа. В непростое время перемен от нас с вами требуется спокойствие и выдержка. Сейчас не только у моих гвардейцев, но и у каждого патриота новой России должно быть холодное сердце, чистая голова и горячие руки. – Он мельком глянул на маркиза. – Надеюсь, что вы патриоты России, господа, и у нас с вами не возникнет неприятных недоразумений. Меня зовут Каин Адамович. Фамилию называть не буду, она вам ни о чем не скажет.

2.9. Второе явление Мистера Иггза

– Так вот, – продолжал Каин Адамович. – В стране сложная ситуация. После роспуска парламента господство Советов закончилось, но до торжества демократии еще далеко. У советских собственная гордость, а также жадность, зависть и жажда власти.

Действия сторонников демократических реформ, не будучи скоординированными, могут привести к хаосу. Поэтому там, – он неопределенно указал вверх, – было решено создать Чрезвычайный комитет, руководящий движением народа к свободе. Во всех крупных городах введено особое положение. Инциденты, о которых говорил Виктор Витальевич, действительно случаются, но в целом прогноз благоприятный. Они, – еще один неопределенный жест, – держат ситуацию под контролем. Заводы, фабрики, транспорт, гастрономы, телефонные сети, почтамты, пивные ларьки, телерадиоцентры, редакции газет уже находятся в надежных руках.