Закон контролера - Дмитрий Олегович Силлов

там, где ему было комфортнее тырить дармовую энергию и при этом не особенно бросаться в глаза местным жителям – наверняка на дверях станции висят красноречивые таблички с черепами, костями и надписями «Не влезай, убьет!». Фиг знает, конечно, как к порталу относятся местные электрики, которые обслуживают станцию, хотя вполне может быть, что портал активизируется только тогда, когда к нему подходит тот, кто знает о нем. И правда, зачем тратить драгоценную энергию, когда можно этого не делать? Это в Чернобыльской Зоне аномальная энергия, считай, дармовая, все ей насквозь пропитано, потому и порталы видны всем и каждому. А тут им приходится жаться к таким вот источникам энергии, то есть не до жиру.

Мои предположения подтвердились. Когда я подошел к деревянным дверям подстанции и обернулся, портала уже не было. Схлопнулся за ненадобностью или стал невидимым. Что ж, остается надеяться, что он расхлопнется, когда мне нужно будет вернуться обратно.

Двустворчатая дверь была закрыта на замок с той стороны, но гвозди, которыми крепились петли замка, проржавели насквозь, потому, чтоб выбраться из подстанции, мне оказалось достаточно хорошего пинка.

Гвозди со скрипучим взвизгом вылетели из гнезд, створки двери распахнулись – и тут же струя пронизывающего осеннего ветра ударила мне в лицо.

Подстанция стояла на обочине улицы, по обеим сторонам которой тянулись однотипные трехэтажные дома довольно тяжеловесной архитектуры, построенные без излишеств, но видно, что надежно.

И недавно.

Желтая и светло-зеленая краска на стенах еще нигде не облупилась, и никто не успел их испоганить дурацкими надписями и потеками мочи, которую случайный прохожий не смог или в силу мерзости характера не захотел донести до домашнего унитаза.

Вдоль улицы стояли фонари, меж которыми были натянуты плакаты с преимущественно алым фоном и надписями, от которых у меня ностальгически зачесались изнутри глазные яблоки: «Даешь пятилетку в три года!», «Дело Ленина живет и побеждает!», «Ударным трудом отметим наступающее 40-летие Великой Октябрьской революции!» – и так далее. Видно, что город усиленно готовился к большому празднику, вероятно, к этой самой годовщине революции.

Но что-то пошло не так.

И что именно не так, было понятно. Ибо там, в конце улицы, над крышами домов в вечернее небо взметнулся столб высотой около километра, судя по всему, состоящий из дыма и пыли, который покачивался, словно смерч, и мерцал оранжево-красным светом. От этого столба по тучам, которыми заволокло небо, мерцали сполохи, напоминающие северное сияние.

А еще был ветер, дующий мне в лицо, который я прекрасно видел. Видел, как он, местами заворачиваясь в небольшие вихри, гоняет по улице осеннюю листву, как ерошит шерсть свернувшейся калачиком собаки, то ли уснувшей на канализационном люке, то ли сдохшей на нем. И видел я его потому, что весь он был пронизан мельчайшими пылинками, сверкающими тем же оранжево-красным светом, что и пылевой столб в конце улицы.

Оставалось надеяться лишь на то, что у меня сохранился иммунитет к радиации. Потому что когда пыль сверкает – это очень и очень плохо.

А еще плохо, когда к тебе направляется отряд вооруженных людей в советской военной форме, на головах которых надеты фуражки с кантами и околышами василькового цвета. Если я ничего не путаю, фуражки такого цвета в пятидесятые годы прошлого века носили сотрудники Комитета государственной безопасности СССР.

К счастью, отряд обратил на меня внимание не сразу – подстанцию частично закрывал собой припаркованный возле тротуара крытый фургон с надписью «Хлеб», потому я успел закрыть деревянные двери, всунуть ржавые гвозди сорванных петель замка обратно в прогнившие черные отверстия и хлопнуть себя по плечу, на что существо, к этому плечу прицепившееся, отреагировало возмущенным писком.

Но сработало как надо.

Дело в том, что перед моим переходом в Озерное Шаман с недовольным видом передал мне тварь, очень похожую на клопа размером с ладонь. Тварь шевелила шестью ногами, топорщила усы и негромко, но агрессивно пощелкивала тонкими и длинными челюстями.

– Это что? – подозрительно спросил я.

– Пси-клоп, – пояснил Шаман. – Из Одиннадцатого мира. Сытый. Щелкнешь ему по усам, он разозлится и вцепится в тебя. И будет кровь пить. Пока злится и пьет – воняет. Вонь по воздуху разносится мгновенно, и поскольку во время кормежки вы с клопом одно целое, можешь представлять себя кем угодно, хоть саблезубым драконом. Кем представишь, тем тебя окружающие и увидят.

– Полезное насекомое, – осторожно сказал я.

– Ага, – согласился Шаман. – Только жрет он как не в себя, потому не забывай его отключать. Щелкнешь по усам снова, он от болевого шока жрать перестанет. Только сильно не щелкай. Если переборщить, то он или сдохнет, или обидится, влезет в тебя и начнет выжирать изнутри.

Пока я думал о том, как мне соразмерить силу выключения клопа, Шаман прилепил мне его на плечо, в которое тварь тут же вцепилась намертво, вонзив в ткань бронекостюма все свои тонкие лапки, на конце которых я успел рассмотреть прямые коготки, похожие на миниатюрные кинжалы.

После того как я хлопнул по клопу, мне в плечо немедленно вонзились челюсти – похоже, бронеткань вообще не была препятствием для твари из иномирья. Но это было лучше, чем наловить в брюхо очередей из четырех ППШ, которые держали в руках кагэбэшники с погонами сержантов на плечах.

Командовал сержантами капитан КГБ с непроницаемо-синими глазами под цвет околыша его фуражки, в руке которого уверенно лежал пистолет Стечкина. Видно было, что бойцы невидимого фронта настроены решительно – похоже, обстановка располагала.

– Гражданин, стойте, – властно окрикнул меня капитан. – Держите руки, чтобы я их видел, и приготовьте документы.

Приказ был, конечно, довольно противоречивым – не совсем понятно, как можно держать руки на виду, одновременно доставая документы, которые у людей лежат обычно в карманах. Но мне не раз приходилось иметь дело с представителями закона. Тут главное не делать резких движений и в целом не выпендриваться, тогда с высокой вероятностью можно обойтись без жесткого задержания и вообще легко отделаться.

Потому я неспешно перевел автомат в положение за спину и так же неторопливо, двигаясь как сомнамбула, достал из нагрудного кармана большую двойную спиртовую салфетку в стерильной вакуумной упаковке, которую и протянул приближающемуся капитану. При этом я усиленно представлял, что на мне надеты серое непримечательное осеннее пальто, шляпа того же цвета, универсальные всегда и везде черные ботинки, в руке – кожаный портфель средней потертости, на носу – очки с солидным увеличением. Очки на лице у представителей власти во всем мире ассоциируются с относительной беспомощностью того, к кому они решили проявить внимание, – этому их учат на