Закон контролера - Дмитрий Олегович Силлов

их же курсах, но, несмотря на полученные знания, данный прием срабатывает почти всегда.

Пока четверо бойцов держали меня на прицеле, капитан, сосредоточенно наморщив лоб, изучал мои спиртовые салфетки, бормоча себя под нос:

– Значит, Николаев Иван Иванович. Старший научный сотрудник Московского института атомной энергетики.

Я понятия не имел, был ли в Москве в те времена такой институт, но ничего лучшего мне в голову не пришло, потому я максимально сосредоточился на детальном воспроизведении в «документе» своего очкастого фото и солидных, на мой взгляд, печатей с гербом Советского Союза. Ясное дело, что я понятия не имел, как выглядит настоящий документ. Но понятие имел капитан, потому я напряженно думал о том, чтобы он увидел то, что ожидал увидеть, – в этом плане, как сказал Медведь, пси-клоп умел грузить чужие мозги просто идеально.

– С какой целью прибыли в Озерное?

– С целью изучения влияния последствий радиоактивного распада на окружающую среду.

В экстремальных ситуациях у меня обычно проявляется дар целевого красноречия – потому, попав в неприятный переплет, мести всякую правдоподобную пургу я могу не хуже легендарного великого комбинатора. – Кстати, товарищи, как ученый, в связи с возможной неблагоприятной экологической обстановкой настоятельно рекомендую вам надеть респираторы или хотя бы марлевые повязки.

Объективно вряд ли при наличии обилия сверкающей пыли на улице такие повязки помогли бы кагэбэшникам, наверняка уже наловившим неслабые дозы радиации, но, может, хоть не летальные дозы получат…

– А с чего вы взяли, что у нас тут неблагоприятная экологическая обстановка? – поднял на меня капитан непроницаемо-синие глаза под цвет околыша его фуражки. И уставился мне «в очки» профессиональным немигающим взглядом. Ну вот. Дашь людям полезный совет – и сразу становишься подозрительным. Как говорится, не делай добра, целее будешь.

– Я сказал «возможная неблагоприятная обстановка», – как можно тактичнее произнес я. И, кивнув на оранжево-красный столб, зависший над крышами, не удержался от продолжения: – Как я понимаю, это у вас северное сияние, не так ли?

– Совершенно верно, – кивнул капитан. – Бывает в наших широтах. Как-то вы больно быстро прибыли из Москвы.

– Как направили, так и прибыл, – сказал я, понимая, что капитану не хватает буквально одной мелочи, чтоб из обычного ученого эпохи развитого социализма я превратился в империалистического шпиона.

– Командировочное удостоверение покажите, пожалуйста.

Я со вздохом протянул капитану вторую салфетку. Он уже было взял ее, и, не отрывая взгляда от моих очков, произнес скороговоркой:

– Быстро – ваш любимый иностранный певец?

– Поль Робсон, – скорее от неожиданности выпалил я, через секунду осознав, что лучше было бы вообще сказать, что слушаю только советских. Просто где-то слышал, что в послевоенном СССР по радио из иностранцев только его, считай, и крутили, остальные были под запретом. Видимо, попал в точку, так как вместо приказа лечь на землю и сложить руки на затылке, в таком же пулеметном темпе последовал второй вопрос:

– Ваша любимая иностранная песня? Быстро!

– «Мы – черный отряд Гайера», – выпалил я.

Несмотря на то что клоп вонял экстремально, я понимал, насколько близок к провалу, так как крови он у меня высосал порядочно – уже красное клоповое брюхо свисало чуть не до моей подмышки – и от той кровопотери я слегка «поплыл». Потому брякнул первое, что на ум пришло. И вряд ли эта песня была из репертуара Поля Робсона…

– Гайера? – наморщил лоб капитан. – Не знаю такой песни. Это немец, что ли?

«Трындец, – пронеслось в моей голове. – После войны всего двенадцать лет прошло, и немцев тут пока что, мягко говоря, не любят».

Но выручил сержант, крепкий парень лет тридцати, с едва заметным шрамом на щеке от пули, пролетевшей по касательной.

– Это народная немецкая песня, товарищ капитан, – проговорил он. – Пролетарская, можно сказать, идейная по содержанию. Один из официальных маршей Национальной Народной Армии Германской Демократической Республики – был, по крайней мере. Похоже, правду говорит москвич. Из интеллигентов. Иностранец соврал бы что-нибудь, мол, только наших знает.

– Ну ладно, Федорчук, похоже, что ты прав, – сказал капитан, нехотя возвращая мне салфетки. – Куда направляетесь, товарищ ученый?

Я показал глазами на конец улицы, слабо подсвеченный взметнувшимся в небеса ярким торнадо.

– Понятно, на «Прожектор», – кивнул капитан. – Вас проводить?

– Благодарю, дорогу найду, – отозвался я. И пошел, чувствуя спиной взгляды кагэбэшников. Интересно, долго они будут мне в затылок пялиться? Еще немного, и проклятая пси-тварь высосет из меня все соки…

К счастью, у патруля было свое задание, и секунд через десять, завернув за угол дома, я смог с чистой совестью щелкнуть по усам обожравшегося клопа, который явно вознамерился высосать из меня всю кровь…

Клоп недовольно хрюкнул, но челюсти из моего плеча вытащил. И на том спасибо.

По-хорошему, невредно было бы переодеться, чтоб каждый раз не привлекать клопа к запудриванию чужих мозгов при виде первого встречного – так никакой крови не напасешься.

Потому я совершил преступление.

За домом был обычный советский двор: детская площадка с травмоопасными конструкциями, сваренными из стальных труб, лавочками, изрезанными перочинными ножами, гипсовым бюстом Ленина посреди клумбы с хилыми цветами и несколькими березками, на которых были натянуты веревки для сушки белья.

Думаю, в этом закрытом городе однозначно никто ничего не воровал. Все друг друга знали, краденую вещь моментально бы вычислили, да и обилие правоохранительных органов на квадратный километр территории наверняка зашкаливало. Потому на веревках совершенно свободно висели две гимнастерки, офицерские галифе, три гражданские рубашки и серое пальто на вешалке, которое я нагло стащил. Правда, для очистки совести оставил под местом хищения палку колбасы и пакет с домашними котлетами, которыми меня в дорогу снабдили кузнецы. Не уверен, что в закрытом городе было плохо с продуктами, но больше у меня ничего не было.

Пальто оказалось больше на два размера, но это мне было на руку – я запаковался в него как в мешок, надев его прямо на бронекостюм. Сегментированный шлем после нажатия специальной кнопки сложился сзади, защищая теперь лишь затылок. Я же поднял высокий воротник пальто, который, надеюсь, прикрыл край того шлема, торчащий на уровне ушей. Так себе маскировка, конечно, но дело было к вечеру, потому оставалась надежда, что местные будут пялиться на «северное сияние», взметнувшееся над городом, а не рассматривать случайных прохожих.

Автомат, на мой взгляд, тоже удалось удачно разместить под пальто, хотя, думаю, при дневном свете мою кривую маскировку все равно бы вычислили бдительные советские граждане и доложили куда следует. Оставалась лишь надежда на быстро сгущающиеся сумерки и отвлекающее внимание яркое «торнадо», зависшее над городом.

В сторону его я и направился.

И