Аугенблик - Евгений Анатольевич Сотсков

ВСЕ. Впереди этих ВСЕХ толстым животом и шляпой выделяется Постнов, а сзади ВСЕХ пустобрехом Мишкой в полосатом галстуке подпрыгивает над толпой Исаев, выкрикивая: «И я, и я хочу посмотреть!»

Я не помню, как оказался за дверью, как добрался до мониторки.

Да! Ну… что-то теперь будет!

* * *

Ближе к обеду подошел мой сменщик Михаил, весь бледный, осунувшийся.

Мы в охране работали по графику сутки через трое, поэтому у меня должно было быть три сменщика. Но Исаев экономил фонд заработной платы, и у меня их было два. Поговаривали, что хотят взять третьего, но это и нам самим было не выгодно: смены, выделяемые на третьего, а значит и деньги, делились между нами: мы по очереди разбирали лишние смены.

И так двое. Как я уже сообщал, оба из бывших ментов.

Один Дима (его менял я) – мент по натуре, мент по бывшей профессии, мент по поступкам… и вообще – мент. Про него говорить не хочется, однако обозначить его придется.

Диму не любили все. «Наша поганка» – говорили про него за глаза. Он даже внешне походил на бледную поганку. Молодой мужик, с черепом лысым абсолютно (создавалось такое ощущение, будто он родился без волос и за всю свою жизнь не вырастил ни одной волосинки). Эта его лысина блестела так, будто он специально натирал ее оливковым маслом, чтобы показать ее превосходство над другими лысинами, например лысиной Главного Инженера Постнова. Но дело даже не в лысом черепе. Во всем: в словах, в желаниях, даже в движениях, он рождал в моей голове этот ядовитый образ большой бледной поганки. В свое время я приложил немало усилий, используя все свое влияние только для того, чтобы составить смену таким образом, чтобы я сам его менял. Это было оправдано. Он очень любил придираться ко всем по поводу и без повода. Поэтому было гораздо легче принимать смену у него (скорее бы ушел!), чем ему ее сдавать.

Тонечка Воробьева рассказывала (делая испуганные глазки), что в самом начале существования нашего предприятия, «Бледная поганка» – Дима было пытался подкатить к ней… Но сразу же получил жесткий отпор в виде рулона копировальной ленты от факса, с некоторым ускорением приложенный к блестящей лысине. Дима-поганка, по натуре, был еще и труслив, опасался репрессий со стороны начальника, и отступил сразу. Я же возмечтал, при удобном случае, набить ему морду… хотя, по известной причине, не представлял, как это возможно.

Вторым сменщиком был, уже упомянутый выше, Михаил. Он являл собой полную противоположность Диме. Простой деревенский парень, добрый до невозможности, открытый и, через свою открытость и доброту, совершенно беззащитный, к сожалению еще и очень глупый человек, непонятно по какой причине затесавшийся в среду ментов, был ими же и изгнан, как человек, несоответствующий духу советского милиционера.

Скажу по секрету, пустобрех Мишка, крупная совершенно безвредная, жизнерадостная дворняга, всю жизнь прожившая без имени вообще, был назван мною. И назван в честь моего сменщика Михаила.

Михаил выглядел плохо. Ему не следовало бы приходить вообще, тем более, как я понял, никто этого и не требовал. Я уже довольно сносно себя чувствовал и вполне мог бы отработать за него смену. Однако Михаил был очень дисциплинирован и мучился уже от того, что пришел поздно.

Я был рад его приходу. Он мне нравился. Вряд ли от таких людей можно ожидать неожиданной подлости. Но моя радость имела и сугубо личный интерес: Михаил мог открыть мне глаза на то, что было вчера.

– Миш, – начал я совершенно нейтрально, – отлежался бы дома, я бы отработал. Чего вчера было-то?

Михаил посмотрел на меня внимательно.

– Ты чего, не помнишь? – удивился он.

– Почти ничего, – состроил я гримасу напряжения.

– Да траванулись мы! – устало проговорил он, садясь на диван. – Постнов где-то водки купил, хвалился, что по дешевке. Вот и результат. Сам пил мало, – продолжал мой сменщик. – Он с Алексеем куда-то отъезжал. Приехал с Исаевым.

Это сообщение меня напрягло. Вообще-то начальник мог быть, хотя с Постновым они всегда договаривались, корпоратив – это наше! Исаев почти не пил. Тем более, он не любил празднеств вообще. Я на этот счет имел свое мнение: начальник был тщеславен, ценил себя высоко. Понятно, что среди нас он чувствовал себя «не всоей тарелке».

– Ну? – вывел я Михаила из внезапного оцепенения. Видно дурнота на него накатывала волнами.

Михаил пожевал губами, очень глубоко вздохнул, полез в карман брюк за платком.

– Исаев к нам присоединился, – вытирая пот с лица, вспоминал он.

– Иди ты! – искренне удивился я. – И что, пил с нами?

– Не-е, – продолжал жевать губами Михаил. – Ну, шампанского бокал или два.

– И долго он с нами-то?

– Мне кажется долго, – очень неуверенно произнес сменщик. – Ты знаешь, у меня тоже не все вспоминается. Помню… ты с ним очень много… спорил.

– Я?! – теперь мое лицо покрылось потом. – Как это спорил, о чем?

– Ну… – Михаил продолжал жевать губами, – вы не спорили, а дискутировали о чем-то или что-то обсуждали.

– И что в результате? – дознавался я.

– В результате все сильно опьянели.

– Постой, – не понимал я,– все опьянели в результате того, что мы с ним дискутировали?

Михаил минуту думал. Мне показалось, что он сейчас уснет.

– Нет, – не уснул Михаил, – просто все опьянели и слишком как-то сильно. Это заметил Постнов. Он еще спрашивал, мол, мы без него что, всю водку выпили?

– Ну а… это… – пытался я вернуть Михаила в нужную мне колею, – мы с Исаевым доспорили?

– Не помню, – мучился Михаил. – Вы странные и непонятные вещи говорили. Мне такое не интересно. Я курить пошел. Потом меня так накрыло!.. Я помню, Лешка меня домой вез. Он, наверное, всех развозил.

– А девчонки наши? – выжимал я из Михаила последние капли.

– Девчонки… – продолжал жевать Михаил, – я помню, что Тонька тоже в вашем споре участвовала. И знаешь, с таким азартом! Мне кажется, она на твоей стороне была. Исаев злился, что у него не получалось вас переспорить.

– А Ленка? – допытывался я.

– Ленка тоже что-то говорила.

Я понял, что больше я из Михаила ничего не вытяну. Да и жалко мне его стало. Воспоминание о вчерашнем давалось ему нелегко.

Я не знал что делать. Оставаться не имело смысла, а уходить на остаток этого и еще на день, так и не узнав, что случилось, я просто не мог. Оставался Постнов – Исаева я в расчет не брал. Ну, или Лешка все объяснит.

Постнова не было, я понял это, посетив второй этаж. На камерах цеха