Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов

то и дело прилипал к стенам, будто она искала что-то невидимое. Софи и Антуан Делькур говорили шёпотом, но их короткие фразы скорее напоминали формальность, чем живой диалог.

– Прошлой ночью мне совсем не спалось, – внезапно сказала Жанна, нарушив тишину. Её голос был негромким, но сразу привлёк внимание.

– Думаю, не только вам, – отозвался Филипп, поставив чашку на блюдце. – Этот отель… он словно давит на грудь, даже во сне. Хотя, может, это просто высота.

– Или картина, – добавила Катрин, подняв глаза от своей записной книжки.

Слова вызвали лёгкое напряжение. Никто не хотел открыто обсуждать полотно в вестибюле, но оно явно запечатлелось в их мыслях.

Тишину прервал скрип двери. В зал вошёл Пьер Моро, безупречный, как всегда. Его лёгкая улыбка выглядела привычной, но в глазах не было усталости, контрастирующей с измученными лицами гостей.

– Доброе утро, господа. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, – произнёс он, садясь во главе стола.

– Не уверен, что здесь вообще можно отдохнуть, – лениво заметил Филипп, потягивая чай. – Ночью было слишком тихо. Даже ветер затих, как перед бурей.

– Тишина бывает обманчивой, – мягко ответил Пьер, отодвигая тарелку с круассаном. – Но и в ней есть своя красота.

Пауза затянулась, пока Катрин не нарушила молчание:

– А где Леон? Я не видела его с утра.

Её вопрос повис в воздухе, вызвав обмен встревоженными взглядами. Софи прикусила губу, Антуан нахмурился, а Жанна отвела глаза, будто избегая темы.

– Может, он просто спит, – заметил Филипп. – У него, кажется, была… насыщенная ночь.

– Или ушёл в деревню. Решил прогуляться, – добавил Антуан, стараясь разрядить обстановку.

Но никто не был уверен в этих версиях. Даже Пьер смотрел на пустое месте Леона чуть дольше, чем следовало.

– Наш персонал проверит, всё ли с ним в порядке, – сказал он невозмутимо. – Уверен, месье Буше ценит уединение. Вдохновение часто приходит в одиночестве.

Настороженность в его голосе не ускользнула от гостей. Катрин нахмурилась: её журналистский инстинкт подсказывал, что за словами хозяина скрывается больше, чем он говорит.

Разговоры за столом постепенно угасли. Гости ели и пили кофе машинально – их мысли витали далеко. Периодически кто-то бросал взгляд на дверь, словно ожидая, что Леон войдёт с очередной громкой репликой. Но дверь оставалась закрытой, а тишина – все такой же угнетающей.

Внезапно резкий скрип снова нарушил молчание. В дверях появилось смертельно бледное лицо служанки. Её руки заметно дрожали. Она склонила голову к Пьеру, избегая смотреть ему в глаза.

– Месье Моро, простите за беспокойство, но… это срочно, – её голос дрожал, выдавая страх произнести ЭТИ слова.

Пьер поднял глаза, и его лицо, обычно безмятежное, напряглось едва уловимым усилием. Он аккуратно сложил салфетку, положив её рядом с тарелкой, и поднялся:

– Прошу меня извинить, господа, – сказал он ровным голосом все с теми же нотками напряженности. – Я ненадолго.

Служанка поспешно вышла, за ней последовал Пьер, а дверь за ними тихо закрылась, оставив гостей в растерянности.

– Что это было? – пробормотал Филипп скорее себе, чем остальным.

Катрин нахмурилась, глядя на дверь.

– Что-то случилось? – предположила Софи, но её голос дрожал, как у человека, уже знающего ответ.

Филипп усмехнулся, но его улыбка была лишена тепла.

– Здесь всё случается, – произнёс он с горькой иронией. – Сначала эта жуткая картина, теперь ещё это. Что будет дальше?

Жанна молчала. Её лицо оставалось неподвижным, и лишь глаза выдавали, что она видит больше, чем остальные.

Время тянулось мучительно долго. Когда дверь снова открылась, в зал вошёл Пьер. Его походка была такой же уверенной, но лицо изменилось. Маска невозмутимости, которую он всегда носил, сползла. В его взгляде читалась странная опустошённость.

– Господа, – начал Пьер все тем же ровным, но теперь куда более напряженным голосом. – Мне придётся сообщить вам трагическую новость.

Зал замер. Даже треск дров в камине теперь казался оглушительным.

– Леон Буше… – Пьер замолчал, будто не находя нужных слов. – Его нашли повешенным в собственной комнате.

Слова упали, как камень падает в воду, разбивая напряжение на ее поверхности. Софи вскрикнула, прижимая руки к губам. Её глаза наполнились ужасом, она отшатнулась к Антуану. Тот резко поднялся, лицо его побледнело.

– Что вы сказали? Повешенным? Это… это невозможно! – выкрикнул он срывающимся голосом.

Филипп бросил быстрый взгляд на Катрин. Она сидела неподвижно, хотя глаза ее скрывали за собой целую бурю.

– Это невозможно, – прошептала она, не отрывая взгляда от пустой точки перед собой. – Он не мог…

Пьер кивнул, опуская взгляд на пол.

– Тем не менее, это так. Его комната была заперта изнутри. Никто не мог войти или выйти.

Жанна подняла голову и заговорила. Её голос звенел сталью:

– Вы что-то видели. Что-то необычное?

Пьер задержал на ней взгляд, его глаза слегка сузились. Он не ответил. Молчание было насыщено внутренней борьбой.

Гости переглянулись. Никто не находил слов, чтобы объяснить происходящее. Все чувствовали, что «Ля Вертиж» скрывает тайны, которые давно вышли за пределы человеческого понимания.

Ошеломлённые новостью, гости один за другим поднялись из-за стола. Их лица выражали смесь страха, недоумения и странного предчувствия. Даже Жанна, обычно сохранявшая самообладание, выглядела напряжённой от близости зловещих событий.

Пьер молча кивнул, приглашая следовать за ним. Глухие шаги эхом раздавались по коридору, где утренний свет еле проникал через узкие окна, будто сам отель не хотел освещать происходящее.

Комната Леона была погружена во мрак. Плотно закрытые бордовые шторы стремились отгородить это место от остального мира. Воздух загустел, пахло смесью угля, спирта и металла.

Гости остановились на пороге, не решаясь войти. Первым шагнул Пьер. Его уверенность исчезла, но он медленно открыл вид остальным.

Жанна, стоявшая ближе всех, будто прислушивалась к чему-то неуловимому. В центре комнаты, на массивной деревянной балке, висело тело Леона Буше. На его шее была затянута петля из простыни, голова склонена на плечо. Лицо выглядело спокойным, почти отрешённым, но руки, застывшие в жесте отчаяния, рассказывали другую историю. Под ним лежал опрокинутый стул, надломленная ножка оставила на ковре рваный след.

– Боже мой… – прошептала Софи, сжав руку Антуана. Она отступила за его спину, пытаясь спрятаться.

Филипп, обычно хладнокровный, застыл. Его губы чуть шевелились, но слова не находили выхода.

Катрин подошла ближе. Бесстрастное лицо контрастировало с глазами, которые выдавали смесь ужаса и профессионального интереса. Она медленно оглядела