Дуэт в интерьере или Он, Она и Все Остальные - Макс Мах

сожалел. А еще она помнила его голос. Мягкий баритон. Позже она узнала, что у оперных певцов такой голос называется лирико-драматическим баритоном. И еще, пожалуй, следует отметить очень четкое произношение всех без исключения звуков высокого франка.

— Это все, что ты можешь сказать? – устало спросила ее мать.

- Дело не в словах, - возразил мужчина, - а в той ситуации, которая сложилась при Дворе. Сейчас я практически лишен влияния. Мои слова ничего для него не значат. Собака лает, ветер носит…

- Все так плохо? – спросила Мария, голос ее звучал напряженно, и было похоже, что она вот-вот заплачет.

- Он превратил меня в изгоя… - нехотя, признал мужчина.

— Значит, ты женишься на этой женщине?

- Все к тому идет.

Мужчина явно находился в угнетенном состоянии. Его переполняли чувства, но доминирующим, по всем признакам, было чувство отчаяния. Впрочем, его голос при этом не дрожал.

- Женись! – Слезы неожиданно исчезли из голоса Марии, и он зазвучал решительней некуда. – Но знай, это последняя наша встреча. Про дочь можешь забыть. Я вычеркиваю тебя из ее жизни. Из своей тоже. Тебя не было. Отец Зои неизвестен и никогда не станет ей известен.

- Геннегау…

- А ты думал, будет иначе? – жестко ответила женщина, настроение которой изменилось самым кардинальным образом. – Даже если отец лишит меня права наследования, ничего не изменится. Я родилась Геннегау и умру Геннегау. Зои тоже Геннегау. И тебя в ней не будет. Она будет Геннегау, а твое имя пусть носят всякие недоноски!

- Ты жестока.

- А ты сама доброта, разве нет?

- Мария, ты знаешь мои обстоятельства, - попытался он ей что-то объяснить, - мне просто ничего другого не остается!

- Обычные отговорки! Ты или мужчина, или нет. Если мужчина, делай, что должно и не думай о последствиях, - Мария, словно стала кем-то другим, из ее голоса исчезла мягкость, не было в нем и сочувствия, как не было теперь и любви. – Это, друг мой, касается нас обеих, и ее, и меня. Для одной из нас ты должен быть мужчиной, для другой – отцом. Но, если нет, то нет. Ты должен исчезнуть из нашей жизни раз и навсегда.

— Это не вопрос выбора! – возразил мужчина, сейчас в его голосе звучало что-то куда сильнее простого отчаяния.

- Ошибаешься, - не согласилась с ним Мария. – Выбор есть всегда. Не всегда у людей есть смелость признать, что это их выбор. И кстати, это не я такая умная. Это мой отец сказал, а он, как ты знаешь, слов на ветер не бросает.

- Если он вмешается…

- Не вмешается, - отрезала Мария, - а тебе не к лицу праздновать труса. Впрочем, а мужчина ли ты?

- Я не…

- Ты «не», - горько усмехнулась Мария. – Ты «не», и этим все сказано. Но, знаешь, спасибо!

- За что? – не понял ее мужчина.

- У меня есть дочь и нет иллюзий, - объяснила женщина. – Ты лишил меня иллюзий! Была дурой, признаю. Но больше не буду. И морочить себе голову не позволю. Нет, значит, нет. Иди, женись, делай, что хочешь. Меня это больше не касается. Просто забудь мое имя и живи дальше!

- Но так нельзя! – вскрикнул мужчина, расстроенный ее словами. – Откуда этот максимализм? Почему нельзя найти компромисс?!

- Компромисса не будет! – отрезала Мария. – Во всяком случае, такого компромисса, какой ты подразумеваешь. Я твоей тайной любовницей не буду. Не тайной фавориткой, тоже быть не хочу. И давай закончим этот бесполезный разговор. Уходи, тебе здесь больше не рады!

Герт (возраст от 8 до 20)

Несколько первых лет, проведенных им в горах Бергланда, Герт считал себя кем-то вроде Маугли или Робинзона Крузе. Он жил один «посредине нигде». Вокруг были только горы и девственные реликтовые леса. Впрочем, в то время Герт не знал ни одного из этих слов: ни слова «девственный», ни слова «реликтовый». Его словарный запас был чрезвычайно скуден, а речь – неразвита. Так сказала детский психолог, обследовавшая его по поручению Социальной службы коммуны Дрё. Психолог, страдавшая одышкой немолодая и очень толстая женщина произнесла тогда много «ученых» слов, большинство из которых Герт слышал в первый раз в жизни. Но вопреки мнению госпожи доктора, он не был ни дебилом, что бы ни значило это слово, ни дураком, и потому понял главное. По мнению властей, - а все взрослые были для него тогда властью по определению, - Герт Вейлант был ровным счетом ни к чему не пригоден, интеллектуально не развит и толком необучаем. К тому же, будучи чрезвычайно импульсивным, если не сказать агрессивным, он имел серьезные трудности с социализацией. В результате той беседы, которую, не стесняясь присутствием мальчика, вели госпожа психолог и чиновник из Министерства государственного призрения, Герт был признан способным лишь к простому физическому труду, и передан на воспитание, а точнее, продан за совсем небольшие деньги хозяину свинофермы в северном Хагерне, располагавшейся как раз на восточной границе Горной Страны.

Мастер Лунделль разводил свиней и растил для них корма, - кукурузу, брюкву, свеклу и картофель, - и в его обширном хозяйстве батрачили не только дети, переданные на его попечение социальной службой, но и его собственные дети и племянники с племянницами. Работа была физически тяжелой, еда скудной, а наказания «за лень» и «неподчинение» жестокими. Своих детей фермер кормил и одевал чуть лучше, зато на «приемных» экономил везде, где только возможно. На еде, на одежде, на продолжительности рабочего дня, то есть, практически на всем, что представляло для Герта хоть какой-нибудь жизненный интерес. Так что да, он спал на полу на охапке сена, застеленной дерюгой, питался впроголодь и одевался в обноски. Но и этого мало. Поскольку Герт был крупным и физически развитым мальчиком, мастер Лунделль заставлял его выполнять по-настоящему тяжелую взрослую работу, ну, а поскольку паренек отличался упрямой несговорчивостью и взрывным характером, то и наказания он получал чаще других. Розги,