Чудо с замужеством Джулианы - Джудит Макнот

Воспоминание о нем мигом лишило ее веселости и заставило луну на темном небе расплыться и закачаться, потому что глаза Джулианы наполнились слезами.

Она поискала носовой платок и, не обнаружив его на месте, шмыгнула носом. Потом отхлебнула еще немного из стакана, безуспешно пытаясь поднять свое стремительно падающее настроение. Ники выкурил сигару, но не спешил покинуть то место, где его оставила Валери, размышляя, повернуть ли ему направо и вернуться в сад или отправиться налево и пойти вглубь лабиринта, чтобы в конце концов выйти на тропинку, которая, он знал это, вела к боковому входу в дом, чтобы пробраться незамеченным в свою спальню.

Он устал, а в спальне его ждала огромная и очень удобная кровать. Если бы мать не попросила его заехать в это поместье по пути из Лондона специально, чтобы передать привет матери Валери, он бы ни за что не поехал сюда. Отец написал ему, что здоровье матери неожиданно пошатнулось и внушает ему серьезные опасения, и Ники не хотелось расстраивать или беспокоить мать даже самой незначительной мелочью. Он повернул на извилистую тропинку, ведущую из лабиринта в сад, готовый выполнить сегодня свой долг перед обществом, отложив свой сыновний долг на завтра.

Глава 6

Джулиана была совершенно уверена, что несомненная гибель ее репутации вынудит сэра Фрэнсиса отказаться от сделанного им предложения, хотя и не представляла себе, на какие средства она будет жить, если родители отрекутся от нее, когда она будет опозорена. Снова шмыгнув носом, она наклонила голову, крепко зажмурилась и решила прибегнуть к молитве. Сначала она попросила бабушку помочь ей найти способ испортить свою репутацию. Потом, решив, что следует воззвать к высшей власти, она обратила свои мольбы прямо к Богу. Но тут ей показалось, что Богу может не понравиться такая просьба, не говоря о том, чтобы удовлетворить ее, хотя он, конечно же, прекрасно осведомлен об ее ужасном положении. Она горестно вздохнула, еще крепче зажмурила глаза и стала объяснять Богу, почему она хочет испортить свою репутацию. Она как раз подошла к рассказу о том, что должна будет выйти замуж за сэра Фрэнсиса, и снова отчаяние перехватило ей горло, заставив громко всхлипывать и судорожно глотать воздух, как вдруг услышала голос, обращенный к ней из темноты, — глубокий, красивый мужской голос, спокойный, властный и полный сочувствия:

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

От неожиданности Джулиана вскочила на ноги, сердце гулко застучало в груди — из чернильно-темной тьмы перед ней вдруг материализовался неясный силуэт мужчины в плаще и полумаске и стал медленно приближаться.

Видение остановилось, не дойдя до места, освещенного бледным сиянием луны; лицо скрывала тень, и различить черты было невозможно. Призрак медленно поднял руку, и Джулиане показалось, что в кончиках пальцев он держит что-то белое, и оно плывет и трепещет, хотя ночь была совершенно тихой и безветренной.

Все ее чувства были в смятении от нервного потрясения и нескольких глотков бренди, но Джулиана все же поняла, что он протягивает ей какой-то легкий белый предмет. Она робко шагнула навстречу и протянула руку. Это был носовой платок вполне земной, осязаемый, хотя необыкновенно мягкий и тонкий.

— Спасибо, — прошептала она с благоговением, улыбаясь сквозь слезы видению и вытирая при этом глаза и нос.

Не зная, что ей делать с платком дальше, она протянула его обратно.

— Вы можете взять его себе, — послышалось в ответ.

Джулиана порывисто отдернула руку и прижала платок к сердцу.

— Спасибо!

— Может быть, мне еще что-нибудь для вас сделать, или я могу уйти?

— Только не уходите! Пожалуйста! Да-да, мне необходимо еще кое-что, но сначала я хотела бы объяснить!..

Джулиана уже открыла было рот, чтобы закончить свои объяснения с Богом (она не сомневалась, что перед ней именно Он) — почему она умоляет его погубить ее репутацию, — как вдруг два момента показались ей несколько странными.

Во-первых, этот посланник небес, явившийся, несомненно, в ответ на ее молитвы, говорил с легким акцентом, а именно — с французским. Во-вторых, теперь, когда ее глаза немного привыкли к окружавшей его темноте, она обратила внимание на одно обстоятельство, говорившее скорее о бесовском, чем о божественном происхождении пришельца. А так как молитва ее была довольно необычной — ведь она молилась о том, чтобы быть опозоренной, — то ей показалось не только не лишним, но и совершенно необходимым убедиться, а действительно ли на ее призыв откликнулись именно те силы, к которым она обращалась.

Борясь с отупляющим действием бренди, Джулиана устремила на него пристальный взгляд.

— Вы, пожалуйста, не думайте, что я сомневаюсь в вашей… вашей подлинности или в правильности вашего… выбора одежды, — начала она, стараясь говорить как можно более учтиво, — но вы, как мне кажется, должны быть в белом, а не в черном.

Его глаза, которые она рассмотрела в прорезях полумаски, сузились в ответ на такое дерзкое заявление, и Джулиана приготовилась к тому, что сейчас ее поразят гром и молния, но тон его ответа был мягким и миролюбивым.

— Черный цвет для мужчин привычнее. Если бы я появился здесь в белом, то привлек бы к себе слишком много внимания. И люди стали бы пытаться угадать, кто я. А если бы им это удалось, я утратил бы свою анонимность, а вместе с нею и свободу делать то, что ожидают от меня в такую ночь, как сегодня.

— Да, я вас понимаю… — вежливо ответила Джулиана, хотя вовсе не была в этом уверена. — Но вообще-то я ожидала чего-то более необычного.

По мнению же Ники, необычного в их встрече было более чем достаточно.

Во-первых, когда он увидел ее, она плакала. Во-вторых, в течение нескольких минут разговора ее подвижное лицо успело сменить выражения удивления, смущения, благоговения, страха, подозрения, а теперь и неуверенности… или опасения.

Ожидая, пока она соберется с силами и наконец объяснит ему, чего же она от него хочет, Ники обратил внимание на то, что у нее совершенно необыкновенная внешность. Ее светлые волосы отливали серебром в лунном свете, а большие выразительные глаза оказались голубыми, как лаванда. Они сияли на изящно очерченном лице с гладкой молочно-белой кожей, летящими бровями и очаровательным, по-детски припухлым ртом. Это была тонкая красота, не сразу бросающаяся в глаза. Она привлекала скорее необыкновенной чистотой черт и искренностью огромных глаз, чем яркостью красок или экзотической внешностью. Он не мог определить ее возраста, но девушка, несомненно, была очень молода, и еще было в ней что-то чарующее, чего он не смог бы выразить словами.

Она глубоко вздохнула, отчего мысли его тут же вернулись к предмету их разговора, и он выжидательно поднял бровь, готовый выслушать ее просьбу.